"Черт! Где я?". Володя почесал затылок рукояткой пистолета, опустил руку, недоуменно посмотрел на знакомый ТТ. "Странно. Я ж вроде в самолете был… А потом сбили меня… кажется… И парашюта нет. Впрочем, нет и ладно".

Да уж, ситуация вырисовывалась непонятная. Вроде бы только что два звена Яков летели на прикрытие наступающей армии. Сам лейтенант шел ведомым у Избинского. А потом… потом его сбили. "Комэска сбили!?.. Нет, комэск вверх ушел, разворотом. А я… Выходит, сбили меня?.."

Володя сидел у стены и напряженно думал. И удивлялся. Удивлялся тому, что ничему не удивляется. Н-да, что-то он всё-таки упустил, что-то очень важное, что-то связанное со временем. "Временем!!!" — нехитрая мысль паровым катком прошлась по сознанию. — "Значит, временем. Выходит, я не погиб. Тогда. А когда? И что еще… было? До того, как сюда попал… А куда "сюда"?".

Лейтенант осмотрелся. Помимо ванны в помещении имелись раковина с золоченым смесителем, кожаный диван, лакированный столик, два кресла. Под раковиной валялась одежда. Штаны, галстук, рубашка. И еще пиджак. Правда, лежал он отдельно. Вернее, не лежал, а висел, а если еще точнее, то свисал. Свисал с унитаза. Причем большей частью оставаясь внутри фаянсовой чаши и, по всей видимости, напрочь забивая сливное отверстие. Отчего несчастный прибор, так же как и ванна, оказался заполнен водой. До краев. И, кажется, не только водой…

Володя лишь брезгливо поморщился, разглядев, что плавает на поверхности. Потом заметил пустую бутылку и понял, что послужило причиной столь явного непотребства. А подойдя ближе к ванне и почуяв тяжелый дух перегара, исходящий от застывшего среди грязной пены субъекта, убедился в том окончательно. В том, что пьянство — зло.

"Враг!" — неожиданно отчетливо прозвучало в голове у лейтенанта. Он даже невольно вздрогнул от внезапной мысли. "Враг!"

Своей интуиции Володя доверял. И на сей раз это была даже не интуиция, а абсолютно точное знание. Что это действительно враг, причем враг опасный и… личный. Однако убивать его сразу рука всё равно не поднималась — в чем радость стрелять по безоружному и беспомощному противнику? "Надо бы его… допросить что ли. Для начала. Узнать, что к чему".

Лейтенант пнул по оказавшемуся неожиданно мягким экрану ванны.

Персонаж в купели даже не дернулся. Слегка удививишись, летчик еще раз глянул на "алкаша" и… до него, наконец, дошло. Дошло очевидное. То, что "клиент" мертв. Безнадежно мертв, мертвее некуда: шея неестественно вывернута, дыхания нет, а левую височную область "украшает" аккуратное отверстие — типичная огнестрельная рана с пояском копоти по краям.

Конечно, лейтенант не знал, да и не мог знать, кто и за что грохнул этого "пьянчужку". Он мог только предполагать. Впрочем, выстраивать версии летчик пока не собирался. Ему хотелось всего лишь успокоиться и упорядочить роящиеся в голове мысли.

Вернув ТТ в кобуру, Володя подошел к висящему над раковиной зеркалу. Вроде бы всё было как всегда. Те же глаза, нос, щеки. Но… что-то всё-таки изменилось. То ли взгляд у него стал жестче, то ли линия губ — тверже. И еще. На левом нагрудном кармане гимнастерки имелась дыра. Совсем небольшая дырка с пятнами запекшейся крови.

И тут же словно бы что-то торкнуло сознание. Привиделся полумрак какого-то похожего на склад помещения, забитого бочками, ящиками и коробками. И черный зрачок ствола, нацеленного прямо на лейтенанта. И еще кто-то рядом, кто-то знакомый и безумно близкий. Родной. Летчик зажмурился и попытался вспомнить, но понимание не приходило. Только темный размытый силуэт и ощущение потери. Непоправимой и потому особенно страшной.

Стряхнув наваждение, лейтенант потянул из кармана тонкий картонный прямоугольник и тупо уставился на заляпанную, пробитую пулей серую книжицу с профилем Ленина на обложке. С трудом разлепив страницы, прочитал "Мик… димир Анас… Год р…ния 1924". Номер сохранился частично, черно-белая фотография заплыла багровым. Только изображения двух орденов наверху не пострадали. Два знамени. На одном "пролетарии всех стран, соединяйтесь", на втором — крупными буквами — "СССР". И отчего-то всплыли в памяти строки "В наших жилах кровь, а не водица. Мы идем сквозь револьверный лай, чтобы, умирая, воплотиться…"

"Что ж, выходит, это и про меня", — невесело усмехнулся Володя, разглядывая комсомольский билет. — "Выходит, убили меня… Может… надеюсь, не просто так погиб". С этими грустными мыслями он вернул книжечку в нагрудный карман и, вздохнув, направился к двери. Направился, скользнув взглядом по лежащему в ванне трупу, невольно удивившись внезапно накатившему равнодушию и апатии. Даже руки не тряслись, и к горлу ничего не подкатывало. Как будто так и должно быть.

Выйдя в просторный хорошо освещенный кабинет, лейтенант сразу подошел к огромному дубовому столу, занимавшему центральную часть помещения. К столу, на котором почти ничего не было. Только пара каких-то приборов, один — очень похожий на телефон. А рядом глянцевый лист из плотной бумаги. Фотография того дохлого типа, что в ванне, с витиеватым тиснением на колонтитуле "Президент Югороссии Тарас Степанович Свиридяк".

"Свиридяк, Свиридяк… Свиридяк!!!" — черные буквочки подобно злобным паукам вцепились в сознание, острыми жалами впиваясь в мозг, вытягивая из потаенных глубин памяти самое сокровенное. То, что невозможно забыть. То, от чего не избавиться. Даже если очень сильно захотеть…

Лейтенант рухнул на ковер, сжимая руками голову, не в силах остановить рвущийся наружу водопад мыслей, образов, чувств. Он вспомнил! Вспомнил всё! Танк, стычку на дороге, пыльный плац военного городка, ангар, Як-7Б с инициалами Кольки Шульженко. Сержанта, Макарыча, Марика, Гришу. Майора Бойко, лейтенанта Клёнову, Антона и… Ольгу.

Ольгу!!! Словно наяву Володя ощутил прикосновение ее руки, теплые пальцы, лукавую улыбку и… тускнеющие глаза, затянутые предсмертной поволокой…

С силой ударив кулаком по ковру, лейтенант не смог сдержать стон. Короткий и тихий. Почти всхлип. Разрывающий сердце на тысячи мелких осколков.

"Почему!?". Почему он не смог. Не смог сделать то, что должен был сделать. "Подлец! Сволочь! Урод! Почему я жив, а она…!?". Стянув с головы шлем и медленно, очень медленно вытащив из кобуры ТТ, летчик с ненавистью посмотрел на оружие. Оставалось одно. Исправить ошибку. Ту, что он совершил. И расплатиться. С самим собой.

Взведя курок, Володя приставил ствол к виску и плавно потянул за спусковой крючок. Грохот выстрела он не услыш… Хотя нет. Выстрел всё-таки прозвучал, но сначала был удар. Сильный удар по руке, сжимающей рукоять пистолета. Потом пружинистый толчок воздуха по макушке и прошедшийся по волосам обжигающий комок пороховых газов. А затем в лицо ткнулась трава. Сухой пучок, торчащий из глинистой почвы. "Откуда!? Откуда трава!? Я жив!?". И странно знакомые голоса:

— Чего там, Макарыч?

— Да, б…, лейтенант наш совсем ополоумел. Стреляться на хрен собрался. Гер-рой, м-мать его! Сопляк!

В каморе — осколочный, к черту его —