Азазель поморщился.

– Ох эта солдатская непосредственность… Во-первых, это может быть не демон, а человек, который косит под что-то опасное и загадочное, такое у людей частенько. Подростки вообще мечтают, чтоб их принимали за стр-р-р-рашных бандитов. Но могут быть и настоящие демоны, что укоренились здесь и живут давно, приносят пользу и платят налоги, а мне поставляют полезную информацию… Понимаешь, вот так убив мелкого демона, ты можешь оборвать ниточку, что ведет к целой группе гораздо более опасных!

Михаил вздохнул.

– Грязный мир, если приходится идти на такие омерзительные сделки. Хорошо, даю слово. Ни словом, ни взглядом не выкажу своего отношения перед демоном.

– Клянешься?

– Обещаю, этого достаточно.

– Хорошо-хорошо, не сверкай глазами.

Едва переступили порог, Михаил стиснул челюсти, стараясь не замечать неистового грохота, который по отвратительному недомыслию считается музыкой, даже в Содоме было не так гадко, а еще приходится не замечать отвратительно разрисованных мужчин и женщин, почти все с крашенными во все возможные цвета волосами, даже в синие и зеленые, в нелепых одеждах, похожих на доспехи из кожи, где множество металлических заклепок, цепочек, вставок из старой меди, с шипами на плечах, груди и нарукавниках.

Азазель, не обращая внимания ни на музыку, ни на танцующих, прошел сразу напрямую к барной стойке. По ту сторону с подчеркнутой небрежностью жонглировал бутылками, ухитряясь наполнять стаканы, не разливая ни капли, высокий плечистый брюнет, обнаженный по пояс.

Михаил смотрел на бармена со смесью отвращения и желания просто размазать его по всей этой стойке: от кончиков ушей и до пояса в безобразных цветных татуировках, волосы длинные, как у распутной женщины, но собраны в пучок на затылке, просто мерзко и отвратительно.

Азазель подошел по-хозяйски, кивнул, а бармен, ничего не спрашивая, налил ему полстакана из трех разных бутылок, Азазель молча выпил, сказал задумчиво:

– Вроде бы сегодня не слишком разбавил…

– Иди ты, – ответил бармен, он покосился на хранящего неподвижным лицо Михаила. – Ты с телохранителем?… Что-то в лесу издохло. Кого-то опасаешься?

– Это не телохранитель, – объяснил Азазель. – Натаскиваю мальчишку в помощники.

Бармен посмотрел на Михаила с интересом.

– То-то он такой серьезный. Старается казаться важным?

– Старается, – ответил Азазель со вздохом. – Дурак, конечно, но кто кроме нас не дураки?… Ничего, главное в нашем деле – старание. Со временем из него толк выйдет, бестолочь останется, а это и есть самое важное для нашей работы.

Бармен хохотнул.

– А кем он был?

– Стражем мирового порядка.

Бармен переспросил:

– Он из Америки?

– А разве она все еще мировой жандарм?

– Нет, но сама о себе все еще так думает.

– Этот мальчик, – пояснил Азазель, – почти местный, хотя и не совсем.

– А-а, тогда из Моссада?

– Это уже ближе… Знаешь, я тут с непонятками столкнулся. За эту неделю на меня дважды покушались. Странно это…

– Действительно странно, – согласился бармен. – Я бы на тебя каждый день покушался. А то и дважды в день. Сопляки какие-то?

– Похоже, – ответил Азазель. – Хотя кто против нас не сопляки? Но во второй раз среди них был некто серьезный, если понимаешь, о чем я.

Бармен бросил взгляд на Михаила.

– Я понимаю, а твой… мальчик для битья и твоих непристойных шуточек знает, кто ты?

– Знает, – ответил Азазель небрежно. – Он сам оттуда, только из мелких. Люди ж подбирают выброшенных котят? Вот и я, будучи до отвращения добрым и толерантным, накормил, обогрел, теперь пытаюсь пристроить к делу. Верный и преданный звереныш все же лучше человека, что только и думает, как нож сунуть меж лопаток, да поглубже, поглубже…

– Верный и преданный? – переспросил бармен с сомнением. – Ладно, это твои заморочки. Слушай. Прошел слух, что недавно был очень большой всплеск. Как будто в наше болото упал не камешек, а рухнула целая скала!

– Ого, – сказал Азазель. – Камень все растет, скоро будет с гору, а потом с горный хребет… Вообще-то я сам интересуюсь этим бултыхом, хоть и не шибко. Тот, кто появился, рано или поздно проявится, даже искать не надо. Правда, бултых был не такой уж сильный, но нам любой не понравится. И какие предположения?

Бармен пожал плечами.

– Все насторожились, ко всем новеньким присматриваются. Стараются спровоцировать на новый всплеск, чтобы точнее увидеть, от кого пойдет радужная волна.

– Ко всем новеньким?

Бармен развел руками, в глазах мелькнула укоризна.

– Не придирайся к словам, что у тебя за привычка?… Конечно, ко всем в мире не присмотришься, и если кто затаился, такого не найти, разве что случайно.

– Ну-ну?

Бармен вздохнул.

– Ты появился сразу с двумя новенькими. Этим парнишей и красоткой, что…

Азазель сказал быстро:

– Об этом потом. А кто организовал, не знаешь?

Бармен отвел взгляд.

– Я кое-что слышал, но не хотел бы как-то быть причастным…

– О тебе нигде ни слова, – пообещал Азазель. – Ты же меня знаешь.

– Кивают на Братковича, – сказал бармен шепотом. – Но насколько это правда, не уверен.

Азазель кивнул, не меняя выражения лица.

– А-а, конкурент? То-то назвал сразу. А мог бы поторговаться.

Бармен сдержанно улыбнулся.

– Азазель, мы же друзья. А ты всегда платишь за услуги.

Азазель сдержанно улыбнулся, кивнул Михаилу.

– Мальчик, захвати пару бутылок шарлеманя, здесь оно лучшее в городе!

Бармен повернулся к шкафу за спиной, Михаил бросил на Азазеля злой взгляд, тот ответил бесстыднейшей ухмылкой рабовладельца. Бармен выставил на прилавок бутылки, Михаил перехватил его очень внимательный взгляд, вряд ли тот поверил, что его подобрали, как выброшенного в помойку котенка, но люди на такой работе в самом деле стараются не задавать лишних вопросов.

– И здесь демон, – буркнул Михаил ненавидяще, – сам демон, с демонами и общаешься.

Азазель досадливо скривился.

– Михаил… Ты бы не позорился с этими фейками. Там у вас сами уже поверили в свою пропаганду? Прекрасно знаешь, те двести ангелов, что пошли за мной, так и остались ангелами. Такими же, как и ты. И Сатан такой же ангел.

Михаил буркнул:

– Темные!

– Все мы одинаково светлые и сверкающие, – напомнил Азазель, – сотканные из первозданного света. А светлые и темные – пропаганда. Победители всегда называют себя сторонниками Добра и Света, а проигравших силами Тьмы и Зла… Да ладно, к чему нам это теология? Давай о бабах?