Он посмотрел на Гуннарсдоттер внимательно и даже участливо.

— Я помню, что ты хотела вернуться на родину, Вороново Крыло, — сказал он. — Твое желание все еще неизменно?

— Все еще, — остывая, подтвердила женщина.

— Очень жаль. Сказать по правде, очень жаль. Я слышал о тебе только самое лучшее, — он усмехнулся. — Я теперь понимаю, почему народ норманнов так страшен. Если у вас и женщины дерутся так смело, и так легко управляются с мужчинами... Ну, это шутка, конечно, но тебе, как предводителю отряда, я хочу отдать должное. И если бы ты все же решила остаться при моем дворе, уверяю тебя, жалеть тебе не пришлось бы. Я уже решил было отдать тебе Денло. Уверен, ты справилась бы с Областью датского права не хуже, чем со своим кораблем.

«Умно, — невольно подумала Хильдрид. — Поручить женщине из Нордвегр справляться со своими соотечественниками. Не получилось бы у меня — нашел бы другого, получилось бы — Денло оказался бы под властью Ятмунда, как короля, которому я принесла присягу».

Она покосилась на Орма. Тот слегка улыбался матери, но в его улыбке было столько же радости за нее, сколько и собственного триумфа. Должно быть, именно он говорил с правителем о Денло и о матери. Может быть, даже намекнул, что она подумывает принять христианство.

Но, несмотря на внешнюю заманчивость предложения, она покачала головой.

— Нет, конунг. Мне приятно это слышать, и посул, конечно, заманчивый. Но я, начав служить Хакону, уж лучше буду продолжать. Метаться из стороны в сторону не слишком-то достойно. Да и по Трандхейму, честно говоря, скучаю. Родная земля — это родная земля. Я не сомневаюсь, что ты, конунг, исполнишь данное слово и отпустишь меня. Я в свою очередь исполню слово, данное твоему старшему брату, и стану дальше помогать его воспитаннику, — женщина искоса взглянула на сына и покачала головой. — Раз уж так сложилась жизнь, я, должно быть, до самой смерти буду выполнять чьи-то поручения, — добавила она на квенском.

Нужно было дать своим воинам время оправиться от ран. Да и среди тех, кто не считал себя ее человеком, могли найтись викинги, желающие вернуться на родину. Теперь, когда возможность вернуться в Трандхейм оказалась на расстоянии вытянутой руки, она уже не торопилась — следила, чтоб всех ее воинов устроили с удобством, чтоб был лекарь и целебные травы, еда и питье, и лучшее молоко от английских коз.

На следующий день после прибытия в Хельсингьяпорт дочь Гуннара нашел хмурый Хольгер и, не говоря ни слова, поволок ее на стену замка. Во всем замке дозорные башни были, пожалуй, самым тихим местом — в любых других уголках жизнь так и кипела, поминутно кто-то куда-то бежал, кого-то куда-то звали, или с грохотом тащили мимо тяжелые предметы. Женщина поняла, что викинг хочет с ней поговорить наедине, поэтому не пыталась вырвать руку или выяснить, что, собственно, произошло.

У надвратной башни, откуда только что ушел дозорный — то ли есть, то ли по каким-то другим делам — он прижал ее к стенке и строго спросил:

— Как зовут женщину, с которой Торстейн здесь жил? Я слышал, она ждет ребенка?

— Уже на сносях, — ответила Хильдрид, отталкивая его. — Прекрати, или я решу, что ты меня домогаешься.

— Как ее зовут?

— Эльфрид.

— Ты знаешь, где она сейчас?

— На кухне. Либо капусту режет, либо фасоль перебирает... Да пусти же ты меня, болван! Чего ты прижимаешься?

— Веди меня.

— Куда?

— На поварню.

— Да что ты такой злой?

— Сейчас узнаешь, — хмуро ответил он.

Заинтригованная Хильдрид повела викинга вниз по каменной лестнице, а потом на поварню. Эльфрид, рыженькая веснушчатая девчонка, работала на кухне, Гуннарсдоттер наведалась к ней в первый же день после прибытия, полюбовалась на ее огромный живот и настрого велела главной поварихе, чтоб беременную не обижали. Девушка, беременная от Торстейна, была рабыней, но, судя по виду, не голодала и не страдала, одета была хорошо, смотрела весело. И теперь, когда на пороге появилась женщина-ярл, Эльфрид с интересом посмотрела на нее и охотно встала — несмотря на огромный живот, она была довольно подвижна.

— Ну? — спросил Хольгер, оглядываясь. На лице у него появилось озадаченное выражение. — Где она?

— Вот, — показала Гуннарсдоттер.

Веснушчатая девчонка — ей, должно быть, исполнилось не больше пятнадцати лет — растерянно захлопала глазами. Викинг поморщился, но не отступил.

— Как тебя зовут? — спросил он строго.

— Эльфреда, — пролепетала та.

Хольгер удивленно взглянул на Хильдрид.

— По-сакски это звучит именно так, — улыбнулась она.

— Ага... Ладно, — пробурчал викинг. — Ты рабыня?

Девушка кивнула.

— Тут кроме нас есть свободные? — спросил он дочь Гуннара.

— Видимо, есть.

— Ну, ладно. Значит, так, я тебя купил у конунга. В присутствии всех, кто может слышать, теперь я даю свободу рабыне по имени Эльфрид и беру ее в жены... Ну, что там еще полагается... Родственники у тебя есть?

Та испуганно помотала головой.

— Вот тебе раз, — Хольгер поскреб затылок. — Как же быть... Равнемерк, может, удочеришь ее? Я б ее у тебя выкупил — и все по закону. Хотелось бы жениться, как полагается.

— На ней?

— Ну, да. Это же наложница Торстейна, а это, — он ткнул пальцем в живот девушки, и она испуганно прикрыла чрево руками, — его сын. Или дочь.

— Ну. Так возьми ее себе, и все. Освободить ты ее уже освободил. Что ж еще нужно?

— Нет уж. Она — наложница Торстейна. А это — его отпрыск. Я женюсь на ней по закону.

Повариха с завистью поглядывала на Эльфреду. К концу беседы Хильдрид с Хольгером уже вся поварня знала, что Эльфреде улыбнулась удача, и какой-то викинг в память о друге собирается на ней жениться. Когда Хольгер объяснил, что еще утром выкупил девушку, договорившись с казначеем-распорядителем, об этом тут же узнали все — от главной поварихи до мальчишки, выгребающего золу.

Эльфреде было велено бросить овощи, которые она чистила, помыться и идти за господами. Идя в залу, где устроились викинги Хильдрид, она и Хольгер продолжали спорить, как именно провести все необходимые обряды. Викинг и его спутница оба понимали, что проводить обряд удочерения целиком нет смысла, не следует, да и невозможно, ведь беременная девчонка — не уроженка Нордвегр, она живет по другим законам. Потому решили обойтись упрощенной формой традиции. В общей зале, где, несмотря на дневное время, было много викингов — они лежали, сидели или ходили, словом, отдыхали после похода — Хильдрид усадили на лавку, и в присутствии всех она подтвердила, что удочеряет саксонскую девочку, и посадила ее на колено. Беременная оказалась очень тяжелой, и, пока Гуннарсдоттер произносила все необходимые слова, а потом говорили остальные, у женщины-ярла совершенно затекла нога.