Она ждала. В глазах Альва отражалась обочина дороги, поросшая густой травой — это делало серые радужки почти совсем зелеными. Пошевелив губами, он покачался с пятки на носок и решительно сказал:

— Давай-ка я все-таки женюсь на тебе. Что скажешь?

— В моем возрасте так менять жизнь? — она улыбнулась и покачала головой. — Ни к чему это, Альв.

— Ну, тогда пойдем в Хельсингьяпорт. Время ужинать, — и он решительно потянул ее к замку.

В Хельсингьяпорте Гуннарсдоттер и ее люди прожили до поздней осени, вместе с королевским двором и самим Ятмундом, а потом перебрались в Лундун. Это был уже не замок, а город, хоть и не слишком большой. Он медленно рос на старых развалинах города, построенного еще римлянами, о которых викинги вряд ли знали многое. Еще до того, как в Британии появились норманны, горожане старались держаться подальше от старых развалин и выстроили свой город в стороне от них. Они называли его Люнденвик, а теперь, полузаброшенный, он именовался Олдвич, и там проходили ярмарки. Там мало кто жил, слишком уж близко Олдвич оказался к реке Ли, по которой проходила граница владений британских королей и Области датского права. Жить там постоянно поселяне побаивались.

С приходом викингов все изменилось. Жить на развалинах старого города, конечно, страшнее, зато там удобнее защищаться от северных разбойников. При короле Альфреде, дедушке Этельстана и Эадмунда (Адальстейна и Ятмунда, как их звали скандинавы) Лундун стал превращаться в крепость, причем пограничную, потому отстраивалась она быстро и на старом римском фундаменте, который сохранился достаточно, чтоб и столетия спустя нести на себе бремя укреплений. А хорошо защищенный город растет быстрее.

Хильдрид не слишком интересовал Лундун, но раз уж конунг собрался провести там начало зимы, что ж... Ее сын не зимовал с двором, он отправился на север, в Нортимбраланд, который собирался и дальше очищать от людей Эйрика. Где-то там, то ли в Йорвике, то ли севернее, жила семья Эйрика, его жена и сыновья. Они, как некогда и отпрыски Рагнара Кожаные Штаны, вполне могли перебаламутить всю Британию.

Но Орм не собирался позволять им этого. Страда закончилась, и теперь по зову короля саксы куда охотнее собирались под знамена его воеводы. Армия собралась весьма солидная, поскольку Регнвальдарсон возглашал, что не собирается воевать со всем Денло и викингами Нортимбраланда, а лишь с наследниками Эйрика и его людьми. Конечно, некоторые обитатели обеих областей с готовностью примкнули к войску Кровавой Секиры, но большинство желало только одного — собирать урожай и ухаживать за скотом. Война с британским королем, способным собрать весьма солидную армию, в их планы не входила.

Впрочем, сыновья Эйрика — а их выжило ровным счетом семеро — были никак не глупее его, и считать умели не хуже. Конечно, если армия Регнвальдарсона в три раза больше, чем отряд Эйриксонов, то на что же надеяться? Потому Эйриксоны, кажется, начинали подумывать об очередном бегстве.

О том, что сыновья Гуннхильд — как называли теперь Эйриксонов — покинули Нортимбраланд, Хильдрид узнала от гонца, прибывшего ко двору, чтоб сообщить королю об обстоятельствах погони.

Но таить свое местонахождение долго они не смогли. Хотя Британия и не повиновалась одному государю, как Нордвегр — конунгу, слухи разносились по островам со скоростью осеннего шторма. Уже ранней зимой стало известно, что сыновья Гуннхильд перебрались на Оркнейские острова. Гонец Орма сообщил, что они забрали с собой все корабли и все золото, которое Эйрик успел собрать с Нортимбраланда. Также посланник передал, будто сокровища, увезенные отпрысками Кровавой Секиры, поистине огромны. Но Ятмунд — и Гуннарсдоттер невольно отдала ему должное — не поверил этому.

— В чужой руке золотой всегда кажется крупнее, — ответил он. — Если они решили поселиться на Оркнейях, тем лучше для Мерсии. От нас подальше — так что тут будет потише.

Йоль, который здесь, в Британии, называли как-то иначе, сыграли с размахом и очень весело, прямо на границе с Денло. Король ничего не опасался — ведь по ту сторону границы хозяйничал его человек. Хильдрид, сидевшая на почетном месте за столом лундунского замка, где по правую ее руку устроился Альв, а по левую — хмурый Хольгер, нисколько не волновалась за сына. Она почему-то была уверена, что у него все будет хорошо.

Точно так же она не беспокоилась и за дочь. Та была с Хаконом, а о Воспитаннике Адальстейна прибывшие осенью из Нордвегр купцы рассказывали много и только хорошее. Юный конунг крепко взялся за дело. О, он не тратил времени. Одержав верх на всех тингах всех областей страны, он собрал самое большое войско, которое мог прокормить со своих собственных земель, и оставил за собой Хердаланд и Рогаланд. Эта армия оказалась больше, чем в короткое время мог бы собрать любой, даже многолюдный тинг. Ощутив в руках силу, Хакон взял в свои руки власть.

Конечно, он не собирался нарушать свое слово, и слишком давить на бондов тоже не собирался. Но, должно быть, вспомнив совет Гуннарсдоттер, он учился ощущать Нордвегр, как единое естество. Всей мощью своего гнева он обрушился на нескольких «вольных ярлов», решивших, что времена смуты затягиваются, и волноваться не о чем. К тем, кто нарушал закон, Хакон был беспощаден. Большую часть вольных отрядов он уничтожил, остальные бежали из страны, и только этим спасли себя.

Теперь, как говорили, Хакон пребывал с войском на юге страны, там, где до Дании оставался лишь узкий пролив. Даны частенько тревожили Нордвегр, а с тех пор, как бежал Эйрик, и над страной воцарился юный конунг, которого еще не привыкли бояться или уважать, стали делать это с особенной охотой. Бонды сражались с датскими разбойниками за свое добро, но что они поодиночке могли поделать с огромными отрядами головорезов, привычных к грабежам?

— Представляешь, что он там натворит? — смеясь, заявил Харальд.

— Конечно, представляю, — согласилась Хильдрид. — Данам не поздоровится.

— Я вижу, он начинает радеть о Нордвегр, как о собственном сердце.

— И хорошо. Главное, чтоб он удержался на этой грани и не стал думать, что сердце обязано служить ему, а не он — сердцу.

Харальд покачал головой.

— Ты помешана на этом, Равнемерк.

Женщина рассмеялась.

— Ты знаешь, мы с мужем столько говорили об этом еще двадцать пять лет назад, что, наверное, ты прав. Мысли мужа для жены вскорости становятся собственными, вдвойне драгоценными потому, что впитаны с любовью. Вот они и крутятся у нее в голове. У меня в голове. Регнвальда уже нет, и Харальда тоже нет, а я все думаю... Думаю...

Харальд смотрел на нее в недоумении. Потом недоумение сменилось настороженным недоверием. Мужчина неодобрительно покачал головой.

— Замуж тебе надо, Хильдрид. Каждой женщине надо семью, иначе она с ума начинает сходить.

Гуннарсдоттер ничего не ответила.

У Хильдрид руки медленно отходили после ранения. Иногда она тренировалась на заднем дворе замка с другими викингами, иногда одна. После ранения тяжеленной Эйриковой секирой меч теперь далеко не всегда слушался, но в глазах Гуннарсдоттер это не имело особого значения. Главное, чтоб пальцы крепко сжимали рулевое весло, и, как прежде, чувствовали через него все движения волны. Женщина помнила, что раненые руки обязательно нужно тренировать, разрабатывать, иначе они совсем откажут. И раны могут зажить, и мясо нарасти, но никто не вернет рукам былой силы и умения, так что и того, и другого лучше было не терять, а работать, превозмогая боль.