В местах, где чаще всего гуляли люди, в парках стояли маленькие беседки с широкими скамьями, покрытыми циновками, на которые можно было присесть и, прищелкивая от удовольствия языком, выпить чашечку обжигающе горячего чая, восстанашшвающего силы. Если на пути попадались буддийский храм или синтоистское святилище, то в них полагалось зайти на несколько минут, чтобы позвонить в колокол или потрясти бубенчик, или вознести короткую молитву — считалось правильным и вежливым поприветствовать местное божество.

«Под высокими деревьями парка Асакусы зеваки Токио бродят почти с таким же видом, что и зеваки Парижа на ярмарке; на их лицах написано блаженное спокойствие добропорядочных людей, которых ничто не веселит и не развлекает, но именно развлечений они ищут в первую очередь. И они не упустят случая! Вот фокусники и акробаты, демонстрирующие свое искусство на открытом воздухе, а чуть подальше в шатре, что находится неподалеку, можно принята участие в битве на палках, посмотреть на фехтовальщиков или борцов (сумотори). Эти последние, настоящие колоссы, толстяки с намасленной кожей, кажутся иной расой по сравнению с остальными японцами — как правило, невысокими и худощавыми. Кроме того, к услугам посетителей зверинец, диорама и кукольный театр, музей естествознания и анатомии, где экспонаты сделаны из картона и публике объясняют назначение каждого из них; конференц-залы (есэ); и, наконец, помещения, где посетителям показывают манекены в натуральную величину, аналогичные нашим восковым фигурам, но сделанные из бамбука и из папье-маше и наряженные в роскошные шелковые одежды. Заплатив за вход, вы попадали в лабиринт, где можно увидеть изображения разных сцен группами персонажей. Обычно это эпизоды, взятые из старинных легенд и мифологии. Каждая сцена устраивается в отдельном помещении, где меняющееся освещение позволяет дополнить производимое впечатление. Целая аллея заполнена тирами, в которых можно пострелять из лука, а хорошенькие девушки приглашают прохожих проверить свою ловкость. Мастерские по изготовлению фотографий столь же многочисленны, как и чайные дома. Эти нарядные домики, обставленные по-европейски, где каждый может заказать свой портрет, руководствуясь только собственной фантазией, попадаются на каждом шагу».

Чаще всего представления на ярмарках устраивались бывшими самураями, которые, потеряв своих наставников и доходы после установления новых законов, изданных правительством, вынуждены были зарабатывать на жизнь, демонстрируя свои таланты в военном искусстве, которым они владели в совершенстве.

Искусство фотографии за короткий срок приобрело небывалую популярность в Японии. Многие даже уезжали в Европу, чтобы освоить эту науку, благодаря которой можно было с легкостью зарабатывать себе на жизнь, хотя цены на фотографии не были очень высокими. В 1900 году не осталось такой семьи, которая не желала бы иметь фотографии близких, да и многие студенты и военные хотели сделать свой портрет, так что профессия фотографа приносила хорошую прибыль. Для большинства рядовых японцев фотография оставалась европейской диковинкой и едва ли не «волшебством». Но во многих домах можно было уже увидеть одну или несколько фотографий, стоящих на то-кономе рядом с букетом цветов.

Сумо еще не было признано как вид спорта, поскольку само понятие спортивного соревнования не успело прижиться на японской почве. Сначала сумо было ритуальной, священной борьбой, и только с течением времени оно превратилось в нечто вроде спектакля с четко установленными правилами, который, однако, мог проходить где угодно. Только к концу эпохи Мэйдзи эта борьба стала организовываться по «государственному плану».

Когда позволяла работа, люди уходили в отпуск (хотя это слово было незнакомо японцам, в то время не имевшим понятия об этом западном обычае), то есть отправлялись в деревню навестить семью или в паломничество к какой-либо святыне вместе с детьми и стариками; жены, как правило, оставались дома. Путешествие по железной дороге также превратилось в одно из развлечений. Паломничества остаются популярны и по сей день. Ведь кто знает, может, божества, живущие в святилищах, посещаемых во время паломничеств, снизойдут до того, чтобы окинуть людей, пришедших к ним на поклон, своим милостивым взглядом и даруют им свое благословение?

Вплоть до начала современной эпохи города в Японии отличались от деревень только большим количеством домов и полей, окружавших замок феодала или храм, почитавшийся как место паломничества. Исключение составляли только самые крупные города, вроде Токио и Киото. Поля вокруг домов самураев и сеньоров и ясики (укрепленных домов), также как и вокруг храмов и святилищ, имеющих какую-либо значимость, были обычным делом. Городские торговцы также имели небольшие поля. Считалось естественным, что каждый домовладелец выращивал на собственном участке земли овощи или злаки, чтобы прокормить себя и семью. Даже сегодня с удивлением можно заметить крохотные поля в кварталах на окраине больших городов возле многоэтажных домов, жители которых выращивают дайкон, рис и таро — традиция требует, чтобы японец был прежде всего производителем материальных благ.

Население непрерывно росло, требовались новые рабочие места, города и порты увеличивались, поглощая окрестные деревни с их домами, полями, дорогами, и в центре возникающего города появлялись новые улицы и дома. Именно из-за слияния соседних городов, по берегам внутреннего моря Японии возникли сегодняшние мегаполисы, почти непрерывно тянущиеся от Токио до Симоносеки и Фукуоки. Город тянется вдоль важных дорог, захватывает поселок, затем становится деревней, затем снова поселком и городом, так что собственно город отличается от деревни лишь более плотным скоплением домов.

В эпоху Мэйдзи произошел отток жителей из деревни в город и наоборот, так что как деревенское, так и городское население, ранее разделенное полями и обширными лесами, значительно увеличилось. В то время как молодые деревенские парни, не имеющие своей земли, отправлялись в город в надежде найти там работу и лучшую долю, горожане поселялись в пригородах и поселках; служащие, работники железной дороги и почты, учителя, врачи, торговцы, художники, рабочие, перевозчики, не раздумывая, меняли место жительства и тем самым уменьшали разницу между городом и деревней. Это было особенно заметно в тех районах, где пролегали важные пути вроде Токайдо, связывающего две столицы. В этих областях изменения в городской и деревенской жизни происходили быстрее всего, и путешественникам, торговцам и им подобным помимо жилья и питания предлагали еще различные удобства и развлечения.

Несомненно, что изменение обычаев и нравов, так же как и изменения, коснувшиеся традиционного японского образа жизни, протекали почти одинаково в городах и деревнях, хотя, разумеется, в городах они происходили несколько быстрее. Но это отставание было вскоре устранено, с одной стороны, благодаря приезжавшим в деревню из города студентам и возвращавшимся после службы солдатам, а с другой — за счет непрерывного притока служащих и работников разных сфер.

Эти изменения происходили на фоне меняющихся внешних условий жизни японцев и сопровождались переоценкой ценностей. Во времена сёгуна Токугавы крестьяне и горожане делились на гонин гуми и дзю-нин гуми, то есть на группы от пяти до десяти человек, связанных коллективной ответственностью, и тот же принцип организации соблюдался в объединениях более высокого уровня. Эта система 1597 года, введенная Хидэёси для поддержания общественного порядка, делила самураев на группы по пять, а крестьян — по десять человек, связанных обязательством уважительно относиться к закону. Каждый из группы нес ответственность за проступки других членов группы. Ее глава получал вознаграждение, если доносил властям о нарушении: в этом случае группа не подвергалась коллективному наказанию. Эта система привила японцам не только чувство ответственности и взаимосвязи друг с другом, но и «коллективный дух», что позволяло правительству использовать незначительные силы полиции, вводить налоги, не опасаясь мошенничества, и в особенности контролировать распространение христианства. Деление общества на маленькие группы, очевидно, должно было вывести систему доносов на государственный уровень (для японского менталитета в этом нет ничего позорного, напротив, такое рвение служить государству приветствуется) и установить контроль людей друг за другом. Система коллективной ответственности была распространена не во всей Японии, а только в провинциях, находящихся под прямым правлением сёгуна, а также в некоторых «внешних» вотчинах (тодзама). Это было одной из причин, по которым некоторые даймё тодзама, те, кто, помимо всего прочего, держал в руках четыре больших клана Сатётохи и применял на своих землях описанную выше систему контроля, быстрее остальных перешли к европеизации и стали организовывать свои войска на западный манер. Это, кстати, были те самые кланы, которые дали императорской Японии подавляющее большинство политических деятелей, направивших страну по пути западного развития, поскольку чувство клановости было развито больше, чем сознание своей принадлежности к ограниченной группе. Система совместной ответственности, применяющаяся почти по всей стране, ставила своей задачей стабилизацию общества, и члены одной группы (гуми) должны были проживать рядом.