Я решил вынести пакет на улицу и уже там посмотреть, что в нем лежит. И если там не бомба и не мусор, а какая-нибудь ценная вещь, то пакет я бы вернул водителю. Троллейбус минимум минут десять стоит на конечной. А если бомба… почему-то от этой мысли мне стало страшно за бабушку с коробкой.

В общем, я аккуратно взял пакет и уже собрался с ним выйти, как в салон ввалился контроль.

– Ваши билетики! – подошли они сразу ко мне. Потому что у бабушки, ясен перец, пенсионный проездной. А больше никого и не было в троллейбусе.

Но откуда у ишака алмаз? Забыл тебе сказать, что на работе я тогда получал не шибко, еще не научился ишачить и старался экономить на всем. В общем, я ехал зайцем, то есть билета у меня не было. Тогда контролеры стали требовать, чтобы я заплатил штраф. Иначе они угрожали забрать меня на пятнадцать суток в обезьянник.

Но денег на штраф у меня тоже не было, в чем я и признался им.

– Давай выворачивай карманы, – потребовал один.

– А что у тебя в пакете? – спросил другой, когда я вывернул все карманы и даже попрыгал на одной ноге, как цапля.

Что мне тут было делать? Признаться, что пакет не мой? Но тогда они меня точно сдадут ментам.

– Да так, всякая ерунда, – сказал я. – Если хотите, можете взять себе.

И тогда один что было сил пнул ногой прямо в этот пакет. А поскольку я держал пакет за ручки, досталось и мне, удар пришелся и по самому чувствительному месту. От неожиданности и боли я замяукал, как раненый зверь.

– Чурка ты недорезанный, обезьяна небритая, глумиться над нами вздумал, – кричал тот, который меня не пинал. – Мы тебя, козел, кастрируем сейчас, понял?

Его слова показались особенно обидными и ранили сильнее, но я старался не показывать этого и сделать как можно более равнодушный вид. В итоге меня, израненного, на том же троллейбусе довезли в троллейбусный парк на другой конец города и там продержали в какой-то контролерской будке, походившей на собачью конуру. Никогда не забуду зрелища. Пустые троллейбусы стояли, опустив свои рога. В темноте горел лишь один тусклый фонарь над сторожкой, и мне показалось, что троллейбусы – стадо травоядных бизонов.

А я сидел, держа пакет на коленях, не в силах шелохнуться. У меня будто что-то порвалось внизу живота.

В общем, держали меня там контролеры до тех пор, пока не перестал ходить всяческий транспорт. Но за мной приехал грузовик-козелок с решетками на окнах фургона. Это была месть контролеров.

Милиционер в маске-респираторе схватил меня за ворот и втолкнул в этот козелок. Затем меня отвезли в какой-то санитарный отстойник, где приказали раздеться догола!

– И что дальше? – спросила Катя, видимо, она заинтересовалась. Или, наоборот, поторапливала мой рассказ.

А дальше мне на голову приказали надеть полиэтиленовый пакет и отвели в специальную камеру. Я будто очутился в концлагере. Десятки голых униженных мужчин – гастарбайтеры и бомжи – окружали меня, пытаясь спрятать свои причинные места.

Я был абсолютно подавлен и выполнял все приказы. Когда я разделся, то понял, в чем причина ужасной боли. Амбал-контролер заехал мне ногой в пах так ловко, что собачка на молнии джинсов впилась в член. Я шел по коридору и держал себя за израненные причиндалы. Я плелся, буквально неся в ладони два яйца. Я держал их, словно они сокровища Фаберже, в то время как санитар меня обрабатывал какой-то смесью дуста и горячей воды под сильным напором из шланга. Особенно было больно, когда сильный поток горячего воздуха направляли на пах, выжигая все живое. Хотя, возможно, эта обжигающая дезинфекция газом мне была нужна.

А потом меня, обработанного, как животное, вытолкнули на улицу, и мне пришлось идти через весь город с пакетом. Я шел и смотрел на коробки с одинокими горящими окнами. Кто в них не спит? Почему?

Только на улице я решил посмотреть содержимое пакета. Оно оказалось как нельзя банально издевательским. Там лежали махровый халат, большое полотенце-чалма, остроносые кожаные тапочки для сауны, завернутый в газету ароматный веник и грушевая со сливовой настойки. Набор для маленького Мука, одним словом.

– Скажи, ты так шутишь? – спросила Катя после того, как целую минуту таращилась на пакет.

– Да, – признался я, – мой друг просто ушел, прикрывая свои измученные причиндалы рукой.

– Очень смешно…

Смешного здесь действительно было мало. Помня, как Муха раздраженно собирался, я беспокоился, как бы чего не вышло.

Муха всегда сверял по мне часы своего успеха. Мы из одного кишлака, и он с детства приходил ко мне узнать, что я делаю и что собираюсь делать. Ему было важно поймать не меньше рыб, чем я, забить столько же голов в матче на пустыре, получить оценку не хуже, чем моя.

В общем, он на меня равнялся. А однажды, на день города, мы с ним надели лучшие спортивные костюмы, белые китайские кроссовки «Пума» и пошли прогуляться. И поскольку нам особо делать было нечего, мы решили зайти в музей, на выставку дорогих камней. В Эрмитаж привезли из Алмазного фонда какую-то коллекцию. И вот мы с Мухой, пялясь больше на разодетых девочек, чем на картины, прошли по анфиладе залов и вышли к алмазной выставке, в центре которой красовался бриллиант «Слеза богов».

Вот эта была вещь. Огромный сверкающий камень будто и впрямь сошел с небес. А на нас рядом с ним без слез и не взглянуть.

Подойдя поближе к табличке, мы прочитали: «Я великий “Шах”, самый блистательный алмаз на земле. Я был соединен тесными узами золотой цепи с самым влиятельным правителем Востока. Я вешу 88,8 карата. Я национальная реликвия Персии и был добыт в кровавом сражении у великих моголов шахом Надиром. Я жил и хранился вместе с алмазом “Коинур”, который украшает Малую корону британских королей, и алмазом “Орлов”, венчающим скипетр русских монархов.

Я был послан в Россию для важной миссии вместе с кронпринцем Мирзой-Якубом. Моей задачей было примирить двух правителей. Недоразумение между ними возникло в результате жестокой и кровавой расправы над русским послом Грибоедовым. Исламские фанатики растерзали посла так, что его можно было узнать только по искалеченному во время дуэли пальцу. Но скажу вам по секрету – исламские фанатики здесь ни при чем. Я свидетель, главные виновники – английские шпионы. Это они натравили эмира и фанатиков. Что не так уж и сложно было сделать после того, как две наложницы-армянки сбежали от моего повелителя под защиту к русскому послу Грибоедову. Тут тоже не обошлось без шпионских страстей. Британия не желала терять своего влияния в регионе. Повелитель так был разозлен, что искры его гнева до сих пор отражаются в моих гранях. В результате между Россией и Персией чуть было не вспыхнула война.

Миссия у меня была не из легких. Но я блестяще с ней справился и добился российского благорасположения. Вглядитесь в меня, и вы увидите в моем блеске мягкую улыбку и добреющие глаза русского императора. Все хорошо, что хорошо кончается. Однако по ночам мне снится исковерканный на дуэли палец Грибоедова, и я думаю, что я мог бы на нем покрасоваться. Ибо никто лучше поэта не скажет и не напишет о моей красоте».