– Круто! – впечатлился Муха. Он, как любой восточный человек, почитал всякую роскошь и сверкающие побрякушки. – Вот бы с таким камешком подкатить к одной из этих цац.

– И не мечтай. Это все не для нас. Нам такой камень никогда не видать.

– Почему же? – перешел на шепот Муха. – Можно заработать.

– Как? – еще тише спросил я.

– Я знаю ребят, которые привозят по мелочи героин из Кашевара, – признался Муха. – Если взять у них немножко и продать где-нибудь в клубе… А потом еще немного взять и снова продать.

– Ты рехнулся?

– Взять немного в одном месте и положить в другое. В общем, работа не пыльная – не то что наша. Сколько можно тяжести таскать? А здесь – сунул пакетик в карман и вынул в другом месте. А если расфасовать по пакетикам и самому приторговывать в клубе, то вообще можно быстро подняться.

– И не думай, мул! – дал я ему подзатыльник. – Выкинь из головы эту мысль! Тебя быстро вычислят и посадят. Подумай о матери.

После этих слов я стал с опаской смотреть на товарища. Я помнил, с какой жадностью и с каким голодом он всегда пялился на девочек. Я знал, что когда он увидел меня в дорогой одежде и с красоткой, его жаба задушила. Он наверняка решил, что я, отговорив его, сам героином приторговываю. Иначе откуда у меня такие деньги?

Денег лишних у нас никогда не было. После Эрмитажа мы пошли до метро по Невскому, и там я увидел шахматиста Ваню. Ну, того самого, что помог мне с разгадкой шахматной задачки. Несмотря на глубокую ночь, он с приятелем доигрывал отложенную партию.

Фонари на Невском почему-то отключили, и фигурки было плохо видно. По крайней мере, я различал их с трудом. И тут Ваня взялся за слона и сделал им ход как конем.

– Что ты жульничаешь? – сказал ему напарник. – Это же слон, а не конь.

– Ой, я все время думал, что это конь. Ну, тогда тебе шах, – прочертил Ваня диагональ слоном, – и мат!

– Представляешь, он играл почти вслепую – ведь у него один глаз стеклянный, и даже в этой ситуации, не видя доски, он выиграл партию.

Я рассказал Кате эту историю еще и потому, что очень хотел признаться в своем истинном социальном положении. Но она все приняла за шутку.

– Ты меня все больше удивляешь! – кокетливо улыбнулась Катя. – Если ты хотел меня шокировать, то у тебя это получилось. А теперь займемся шахматами?

– А может, тити-мити?! – предложил я, но тут же вспомнил, что эстонское правительство запретило играть в шахматы и одновременно заниматься сексом, ибо это принижает достоинство женщин и ущемляет их права.

– На этот раз ты меня не проведешь. Сначала шахматы, а потом секс!

Пришлось мне отказаться от своих поползновений и достать шахматы. Ох уж эта эмансипация! Если так дальше пойдет, то до добра это не доведет.

Я высыпал фигурки на кровать.

– Ой, как интересно! А что означает эта карта? И эти стихи? Почему ты не хочешь объяснить мне все подробности игры? Или это не правила игры? А почему тогда эти стихи здесь? А почему этих одиннадцать, а этих тринадцать? – затараторила Катя. Она завалила меня сотней вопросов еще до того, как я расставил фигуры.

– Тише, тише, – успокаивал я ее, – шахматы не терпят суеты. Давай, попытайся сосредоточиться и запомнить, как стоят фигуры.

– Ты что-то скрываешь от меня? – Тон Кэт становился все настойчивее.

Пришлось ей рассказать про нашу с Иваном догадку о кладе.

– Сокровища! – захлопала в ладоши Катя. – Это же здорово! Ты просто гений!

Она так радовалась. Признаться, мне было интересно и приятно общаться с ее непосредственностью.

– Придумала, – не успокаивалась Катя, – мне уже неинтересно играть в шахматы. Клад – это же гораздо круче! Давай ты быстренько отгадаешь загадку, а потом я тебя допущу к своим сокровищам.

– Не так-то это просто, – усмехнулся я. – Я вообще-то вчера полдня ее отгадывал и не отгадал.

– Но сегодня ты справишься. Я знаю, ты гений. Ты избранный, иначе тебе эти шахматы в руки бы не попались. Ведь ничего просто так не бывает. Ну, попробуй еще раз, умоляю тебя!

Ее вера в меня и восторженные комплименты в мой адрес невероятно льстили. Я снова расставил коней и ферзей на доске и начал решать головоломку. Впрочем, я не очень сожалел об отложенном, вновь погружаясь в комбинацию на доске, потому что шахматы тот еще отвлекающий маневр.

– Ну, давай же, милый, думай и сублимируйся, – нервно ходила Катя по комнате. Несколько раз она выходила в общий коридор. Кажется, ее очень сильно волновала и заводила тайна шахмат. Она так переживала, что все это время не просила ни есть, ни пить. И туалет, кажется, нашла сама.

– Смотри, – заметила Катя однажды, вернувшись в комнату и встав у постера, висевшего на стене, – карта на шахматной доске очень похожа на эту географическую карту.

– Действительно, – перевел я взгляд с доски на карту, прикрепленную над кроватью Мухетдина, прежде чем снова нырнуть с головой в задачку, – точь-в-точь карта Кашевара.

Мой приятель Муха очень сильно переживал за судьбу Кашевара. За экономику и политику. Что называется, патриот. Он даже каждую субботу ходил в интернет-кафе и читал электронные новости. И карту с флагом он повесил на стене, чтобы, по его словам, никогда не забывать о родине.

Несколько раз, утомленный задачей, я тянулся за поддержкой и лаской к Кате, но она ловко увертывалась.

– Нет-нет-нет. Сначала реши, а потом победителя ждет достойная награда. Обещаю осыпать тебя поцелуями с ног до головы. Я знаю, для вас, мужчин, это лучший стимул.

И вот спустя шесть часов мне удалось решить задачку. Я расставил фигурки так, что тринадцать ферзей не поражали друг дружку и одиннадцать коней. И нашел ту точку, которую поражали четыре ферзя и один конь, и то если его поставить в нужную позицию.

– Ты гений, – бросилась мне на шею Кэт, – я уверена, ты гений! Не зря я в тебя все это время верила!

Она буквально расцеловала меня в губы, лоб, шею.

– Ну-ну, – обнял я ее, пытаясь на ходу перехватить град поцелуев.

А когда я стянул с нее одежду и излил свою страсть, а потом начал нежно гладить ее тело, то обнаружил на нем новые шрамы.

– Ты ездила на дачу? – спросил я.

– Нет, с чего ты взял?

– Да так, – вздохнул я.

Эти шрамы тут же спроецировались на мое сердце, и теперь оно ныло от боли.

Мне было так плохо, что я долго не мог уснуть. Ночью я даже встал, чтобы выйти покурить на балкон. Я не курил, но так говорил мой приятель Мухетдин.

– Ты куда? – тут же встрепенулась заснувшая было Кэт.