– Да там же, наверное, где у всех, – предположил Гена, понимая, что от поставленной задачи не увильнуть. – Ладно, я понял. Пойду?

– Только далеко не уходи. Через часок-другой меня тревожь, ага? Можно даже по домашнему. Ты не стесняйся, Гена.

Перед Эйхелем образовалась визитка. То, что от задачи не увильнуть, теперь становилось понятно не только оперу, но и Струге с Пермяковым.

– И вот еще что, Гена... Озадачь-ка агентуру свою на поиск одного удивительного человека. Он имеет на руках достояние республики и никак не хочет делиться им с государством.

– Достояние республики?..

Эйхель удивился так, что нахмурился. Для Струге это было неудивительно, потому что он на месте опера уверенность потерял бы тоже. То «мокруха» нежданно-негаданно на шее повисла, то Желудь, а теперь какое-то «достояние». Слишком много для двух последних недель. «Хорошо хоть, – думалось Антону, – парень не убежден в том, что они с Пащенко сумасшедшие. Когда на голову сваливаются такие «тюки», а на руках триста нераскрытых угонов, за которые ежедневно дерут шкуру, тут поневоле побледнеешь...»

– Да, раритет один. Только не нужно самому инициативу проявлять, понял? Пусть людишки поспрашивают, побегают, поразнюхивают...

– Надо было мне еще две недели назад ангиной заболеть.

– В июне?

– Ну, пневмонией. Атипичной...

– Типун тебе на язык, Эйхель. Помоги, Гена, чем можешь, ладно?

Матч начинался через восемь минут.

Струге и Пащенко поднялись на VIP-трибуну в тот момент, когда шла четвертая минута первого тайма. «Германия – Швеция» – горели на табло слова. А под ними цифры – «0 : 0».

Все еще только начиналось...

Разместившись на трибуне для избранных, Антон быстро огляделся, пытаясь понять, в присутствии кого на этот раз ему придется произносить не самые достойные для судьи речи.

– Слушай, прокурор, у меня уже глюки начинаются, или по новому Указу Верховного главнокомандующего всех руководителей мэрий пересадили с «Ту-154» на «МиГи»?

Струге указал пальцем на человека, сидящего на три ряда ближе к полю.

– Это же Толбухин... – произнес Пащенко.

– Как-то странно он в Москву летает. Утром в столице, а вечером уже на трибуне «Океана». За это время можно успеть лишь над Уралом зависнуть.

Встав с мест, они аккуратно направились к заместителю мэра.

Трибуны слегка оживились. Шведы предприняли довольно дерзкую вылазку и слегка напугали юного голкипера немцев. Несмотря на возраст, он был около двух метров ростом. Голову голкипера украшали оттопыренные уши, отчего он напоминал радарную установку дальнего радиуса действия.

Пащенко присел рядом с креслом Толбухина, а Струге, сохраняя хоть какое-то инкогнито, остановился за его спиной.

– Вечер добрый, Арнольд Михайлович!

– Что вам?.. Пас, пас ему вразрез давай, рыжий!.. Эх, ма-а-ать...

– Ему навешивать нужно было, – сочувствующе произнес Вадим, понимая, что Толбухин болеет за шведов. – Вразрез нельзя, пацаны молодые, скорости не хватает...

– Что вам? Вы от кого?

– Почему сразу – «от кого»? От себя.

– А вы кто?.. Бей, бей!!! Эх, мать твою, фру Андерсен – Педерсен!..

– Мне вообще-то сказали, что вы в Москве, и с этим даже как-то глупо спорить. Раз в Москве, значит, делом заняты. Но, быть может, среди этой деловой круговерти вы найдете для меня одну минуту? Просто так, в качестве передыха?

Толбухин повернул к Пащенко лицо с ненавидящим взглядом.

– Господи, от вас даже в сортире не скроешься!!

– Видите ли, Арнольд Михайлович, вот уже три с половиной года, как сортир – не самое лучшее место для подполья...

– Да кто вы, черт возьми?!

– Я – транспортный прокурор Пащенко. Вадим Андреевич.

– Прокурор?..

Людям ранга Толбухина уже давно свойственна двойственность в выражении чувств, поэтому было непонятно, чего в его голосе больше – презрения или уважения.

– Да, с вашего позволения. И, как вы понимаете, раз я сижу перед вами на корточках, не испытываю к вам антипатий. В противном случае мы уже давно поменялись бы с вами местами. И вопрос-то меня волнует пустяковый. Грошевый...

Нужно отдать должное, заместитель мэра отнесся к словам прокурора с должным вниманием. Может быть, потому, что человек хороший был, а быть может, оттого, что не все ладно с его билетами до Москвы было. Тем не менее он развернулся к Пащенко всем телом и даже изобразил своей позой некую аналогию позиции Вадима.

– Пожалуйста, спрашивайте.

– Скажите, Арнольд Михайлович, вы давали команду вешать на мэрию флаг? Недавно, я имею в виду.

– Да, конечно. Флаг украли? Тогда вам нужен не я, а Мартынов. Это наш слесарь, и каждый раз флаг вывешивает именно он. Не думаю, что можно удачно пропить флаг Российской Федерации размером три метра на два, но в любом случае за присутствие на крыше мэрии стяга отвечает он.

– А зачем вы ему такое распоряжение давали?

Толбухин изобразил на своем лице удивление. Двойной подбородок нервно дернулся и снова вернулся на прежнее место.

– Я даю флаг. А распоряжение дает мэр. Согласно его приказу, каждые три месяца на городской ратуше меняется полотнище. В городе сильная загазованность атмосферы, и приходится делать замены, чтобы материя выглядела достойно.

– А не дешевле фильтры на заводские трубы поставить?

– Я понимаю ваш юмор. Давайте посмотрим на ситуацию по-другому, раз так вы не понимаете... Областной прокурор дает вам команду прибывать на совещание ровно в пять утра каждый понедельник и издает по этому поводу письменный приказ. Что вы в этом случае делаете?

– Каждый понедельник начинаю вставать на три часа раньше.

– А не проще реорганизовать систему выдвижения на должность областного прокурора?

Пащенко посмотрел на поле. У ворот расстроенных немцев яростно обнимались шведы. Видел это и Толбухин, но на его лице ничего не изменилось. Не выходя из разговора с прокурором, он оставался серьезен и скуп на эмоции.

– Я вас понял. Однако вы говорили о письменном приказе...

– Могу сделать вам копию на память, – пообещал зам мэра. – Только не понимаю, зачем она вам и отчего такой интерес к государственным символам.

– Ничего особенного, – отмахнулся Вадим. – А кто по вашему указанию производил на крыше ремонт подсветки?

Толбухин впервые за весь разговор усмехнулся:

– Кажется, я опоздал, предлагая познакомить вас с Мартыновым. Ну да ладно... Проводку на крыше чинил Рустам Омаров. Это наш внештатный электрик. Есть штатные, на окладе, но я даю возможность подзаработать отдельным людям. Надеюсь, на суде по факту злоупотребления мною служебными обязанностями в особо крупных размерах будет учтен мой возраст, заслуги перед Отечеством и семейное положение?