– Я был в подвале, – отрезал Трактор. – Там чисто. Как после «Мифа-универсала». Пойла не мерено да пепельница с килограммом окурков.

Первая ракета ушла в небо, и ее свет ворвался в полутемное помещение комнаты.

Слух подполковника-разведчика ошибиться не мог. Это был звук пускаемой армейской сигнальной ракеты и ничто иное. Одноразовой трубки из прессованного картона, которую выбрасывают сразу после использования.

– Трам-па-рам... – бросил Трактор, молниеносно охватил пистолет обеими руками и ошалело посмотрел на Хорошева. – Парам-парам.

Ему тоже не нужно было объяснять причину непонятного шума.

Отставной подполковник повел вокруг тяжелым взглядом... Снова этот дискомфорт...

Хорошев понимал, что это омерзительное чувство неприятия ситуации и хлопок ракеты каким-то образом связаны, однако никак не мог связать их.

– Что за беда, Седой... – Фрол поднес ладонь к лицу и растер лоб. – У меня шифер с крыши сыплется...

Его лицо было зелено, как озерная вода.

– Мать твою!! – запоздало заорал прозревший Хорошев. – Газ!!! Покинуть дом!..

Вторая ракета попала точно в выбитое окно.

Трактор подхватил на плечо Фрола и потащил к двери. Сработал старый служебный инстинкт не оставлять в беде ни живого, ни мертвого. Оба были приговорены в тот момент, когда ракета ударилась в стену комнаты...

Страшный взрыв сорвал потолки, выдавил ими крышу и разметал по всей прилегающей территории обломки того, что еще недавно называлось домом Уса. На месте остались стоять лишь кирпичные стены да каменное крыльцо, на котором, безразлично скалясь, лежала пара львов...

Львов украдут в ту же ночь, сразу после того, как объект строительства перестанет интересовать милицию, пожарных и прокуратуру. Один из бывших соседей Уса по даче Смолкин будет утверждать, что звери странным образом переместились на берег Терновки, что в двадцати километрах от обкомовских дач. Он будет всем говорить, что львы уже «позолочены» «бронзовкой» и укреплены на крыльце загородного дома какого-то судьи из областного суда. «У лжи ноги коротки, – любил говаривать посол Ирака в России Халлаф, – если они врут, значит, им это нужно». А почему врет Смолкин? Наверняка для того, чтобы умалить авторитет судебной власти. Не любит он судей, потому и оговаривает. Ну разве судья позволит себе такую роскошь? «Львы позолоченные»... Скажете тоже...

Но то было потом. А сейчас Николай Иванович, шокированный увиденным результатом дела рук своих, стоял в тридцати шагах от дома и сжимал в кулаке дымящуюся картонную гильзу. Пальцы второй руки судорожно сжимали веревочку спускового кольца. От падения на его изрядно полысевшую за последние годы голову остатков пиротехнических чудачеств Полетаева спасали лишь толстые ветви деревьев, за которые он успел забежать.

– Мама родная... – ошалело пробормотал мошенник, который уже давно перестал удивляться чему бы то ни было. – Сороки, наверное, уже улетели... Не слышно их что-то...

Взяв себя в руки, он развернулся и кривой трусцой последовал в глубь леса.

Где-то на полпути до ближайшей автобусной остановки, промокший до нитки от горячего пота усталости и холодного пота страха, он остановился и, уперев руки в бока, стал переводить дух.

– Общий счет встреч один-один в мою пользу...

Немного подумав, он вполголоса выматерился.

– Да какой тут, к маме, Голливуд?!! Это Тернов, чтоб его!..

Белокурого переводчика Пермяков нашел через полчаса после того, как, оставив Струге и Пащенко в кабинете, отъехал от прокуратуры. На конференции специалистов деревянного зодчества Европы XV века, в здании краеведческого музея.

– Но я не могу сейчас все бросить и уехать, – сказал толмач, указывая аристократической рукой на заполненный зал.

– Да, товарищ, не мешайте конференции, – поддержал его председатель собрания. – Этой встречи с немецкими и венгерскими коллегами мы ждали почти два года! Вы рушите нам всю повестку дня!

– Я вас могу одарить другими повестками, если не перестанете мешать следственным действиям, – пообещал Пермяков. – Гражданин переводчик, собирайтесь, мы уже в пути...

Председатель не остался в долгу и тоже кое-что пообещал.

– Я сообщу вашему руководству.

– Сообщайте кому угодно, хоть президенту. Только ничего не говорите Пащенко. Это зверь. Хотите, чтобы я остался без работы?

Окрыленный подсказкой председатель подбежал к столу, нашел организацию, указанную в удостоверении Пермякова, в справочнике, и приник к телефонной трубке.

– Здравствуйте, товарищ Пащенко! Происходит форменное безобразие! Приехал ваш следователь по фамилии Пермяков и увозит нашего переводчика! Это просто беспредел, и я полагаю, что вы должны об этом узнать! У нас, понимаете, зодчество XV века... Не понял... Где вы видели зодчество?? А-а-а... В этом смысле... Ну что же, я буду вынужден жаловаться областному прокурору.

Нечего и говорить, что венгерские и немецкие коллеги были возмущены столь безапелляционным поведением прокурорского работника. Деревянное зодчество XV века, оно же ведь... Оно, елки-палки, не вечно. А с такими следаками, да еще при финансовых трудностях конференции, оно вообще скоро превратится в тлен!

Пока следователь ездил по музеям, прокурор разыскал Мариноху, и сейчас тот, сиротливо наблюдая за тем, как Струге и Пащенко курят, смиренно сидел на краю стула в углу кабинета.

Когда переводчик вошел, он был темнее тучи, отчего его светлые волосы превращали молодого человека в жгучего блондина.

– Это безобразие. – Первое, что услышали из его уст судья и прокурор.

– Во, это он! – обрадовался Мариноха, тыча в толмача пальцем.

– Что здесь происходит?! Это какое-то недоразумение, я законопослушный гражданин...

– Да подождите вы, ради бога! – досадливо оборвал его Вадим. – Что вы душу рвете, когда не знаете, зачем пригласили?

– Прокуратура все же... И потом, господин кричит – «он, он»...

– Все нормально, – успокоил гостя прокурор. – Курите, чай пейте, если хотите... – Сорвав трубку внутреннего телефона, он коротко бросил: – Мила, четыре чая!

– Я чай вообще-то...

– Мила, четыре кофе!.. Вы узнаете этого гражданина?

– Нет, – с опаской посмотрев на Мариноху, ответил толмач.

– Да как это нет?! – взорвался тот. – Ты чего тут головы прокурорам морочишь?! Утро третьего июня помнишь?

– Нет.

– Ты ччче?!! Быкуешь, полиглот?! Как же ты языки учишь, если не помнишь даже того, что с тобой две недели назад происходило?!

Было видно, что Мариноха, раздавленный обстоятельствами несовершенной сделки, в последнее время находился не в самом хорошем расположении духа.