Ещё через год с небольшим, в апреле шестьдесят седьмого, погибнет, испытывая новый корабль «Союз», Владимир Комаров.

С того момента не пройдёт и года, как разобьётся в тренировочном авиационном полёте Гагарин.

В семьдесят первом задохнутся при приземлении «Союза-одиннадцать» Добровольский, Волков, Пацаев.

Затем наступят и пройдут блаженные семидесятые годы, когда от водки, портвейна и всевозможных нехваток Советский Союз будет догнивать изнутри.

А затем величественные похороны у Кремлевской стены снова пойдут чередой – только, в отличие от похорон космонавтов, они превратятся, в результате ритуальных повторений, в предмет для анекдотов, в фарс. И не будут усопшие уже оплаканы никем, кроме бабок-ровесниц:

В начале 1982 года умирает Суслов.

В ноябре 1982-го – Брежнев.

В феврале 1984-го – Андропов.

В декабре того же года – Устинов.

В марте 1985-го – Черненко.

А потом обрушится СССР, неожиданно и быстро, сам собой.

Наши дни

Галина Иноземцева

Праздновать юбилей Галя решила широко. Для начала, потому что неизвестно, сколько их, юбилеев, у неё впереди ещё осталось. Может статься, ни одного.

Возраст свой Галя переносила спокойно. Когда-то она прочитала новость, сначала показавшуюся ей удивительной, а потом поняла, что оно действительно так и есть. Короче, американские учёные исследовали зависимость чувства довольства, испытуемого человеком, от его возраста. И вывели: наиболее счастлив он, оказывается, когда бы вы думали? В семьдесят четыре года! Психологи даже объяснили, почему: жизнь состоялась, человек практически ни к чему больше не стремится и ничего не добивается, просто живёт и наслаждается каждым днём. Вот и Иноземцева после того, как ей стукнуло семьдесят, практически каждое утро просыпалась с ощущением счастья. Почти ничего не болит – особенно если вспомнить свой возраст. Денег на таблетки и еду хватает. Она до сих пор преподаёт, в охотку, две пары в неделю, и лекции её пользуются успехом. Дипломников ведёт. Студенты и коллеги её уважают. Рядом – любимый и любящий муж, Николай Петрович. Сын единственный, Юрочка, и двое младших внуков, правда, увы, далёко – в Америке. Зато они там все устроены и, кажется, счастливы. А здесь, в Москве, есть старший внучок, совсем взрослый – Сенечка.

И ещё одна взрослая внучка неожиданно появилась – Вика Спесивцева.

В её судьбе, особенно после отъезда сына назад в Штаты, Галя принимала горячее участие. С адвокатом встречалась, платила ему (из денег, сыном оставленных) и на процессе на каждом слушании присутствовала. Вика поразила её сходством со своей покойной бабушкой, когдатошней Га́линой задушевной подругой Жанной. «Что за несчастная семья! – думала Иноземцева. – Жанка совсем юной погибла. У дочки – как её звали, Валентина, кажется? – тоже, видать, не самым счастливым образом судьба сложилась, иначе б она к моему сыну, в тот момент женатому, в койку не прыгнула. И вот теперь Вику посадили».

Благополучному исходу дела она радовалась практически одна, если не считать саму Вику, конечно, и её адвоката (но тому по долгу службы положено). Галя первая обняла девочку, когда её освободили в зале суда. Жалко её было. Измождённая, пришибленная. И никого родных рядом – мама умерла, человек, которого она долгое время считала своим отцом, тоже. Настоящий, родной отец живёт за океаном. Жених Ярослав, как рассказала ей Вика, испугался и ушёл, когда её посадили.

Именно Иноземцева накормила девочку первым обедом на воле, потом проводила на вокзал, усадила на поезд до М. А сейчас, перед юбилеем, позвонила ей и пригласила, и Вика сказала, что приедет. Муж Николай Петрович, правда, говорил, что надо провести генетическую экспертизу и проверить, реально ли девушка из их породы, прежде чем вокруг неё хлопотать, но Галя от него отмахивалась: «Если Вика сама захочет и выкажет желание, тогда, пожалуйста, а пока у нас в семье царит презумпция невиновности: я всегда верю в то, что мне говорят».

Кроме юной Вики, именинница вообще решила собрать всех, кого можно. Старший внук, Сенечка, разумеется, придёт. Позвала она и его деда, по другой, материнской линии – друга давних, студенческих лет, Радия Рыжова. И, несмотря на то что нынешний законный супруг кривился и кислился, пригласила своего первого мужа (и отца Юрочки) – Владика Иноземцева. Кроме того, ожидались закадычные подружки с кафедры.

Подруги-ровесницы и пришли пораньше, прямо с утра, помочь приготовить, накрыть на стол. Никаких кафе на праздники Галина не признавала – да и дороги они, кафе, для пенсионеров, пусть и работающих.

Вот только Вилена Кудимова, единственного из друзей баснословных студенческих лет, Иноземцева не позвала. Он никогда ей особо не нравился, а после того как сын рассказал о его роли в истории с заключением под стражу внучки, она и вовсе вычеркнула его из своего сердца и памяти. Думала и говорила всем, что он подлец, мерзавец и негодяй.

В день юбилея с самого утра начались звонки, по телефону и скайпу. Раньше всех поздравил сын Юрочка – у них, на Калифорнийщине, ещё предыдущий день кончался. Невестка и американские внуки по-русски говорили слабо, зато хором спели бабушке «Хэппи бёздей». Потом начались поздравления от коллег и подруг. Позвонила каждая из соратниц по первому женскому космонавтскому отряду – все пять. Даже Валентина Первая не только лично поздравила, но и телеграмму на бланке «правительственная» прислала. Зависть и нелюбовь к ней у Галины давно утихли. Что поделаешь, если полетела не Иноземцева, а другая – такова была воля начальства и судьбы.

Около трёх стали собираться гости. Прямо из аэропорта прибыла новоявленная внучка Вика Спесивцева. Они обнялись. За месяц, прошедший после её освобождения из-под стражи, девушка подкормилась, повеселела. В глазах появился блеск. Внучка рассказала, что трудится на прежнем месте – ей даже за вынужденный прогул заплатили. С личной жизнью всё сложно. После предательства Ярослава ей на мужчин и парней даже смотреть не хочется. «И вообще, – горько заметила Вика, – я раньше думала, что моя жизнь – в моих руках. И я могу сотворить с ней всё, что хочу. А теперь оказывается – нет. У нас в стране до сих пор так обстоит: перейдёшь кому-то из власть имущих дорогу – и тебя перемелют, почти как раньше, в лагерную пыль».

– Так не только у нас, – примирительно заметила Галя.

– А где ещё? – ощетинилась внучка. – В Китае? В Северной Корее?

– Ничего, справедливость у нас всё-таки есть. Ведь выпустили тебя. И дальше всё будет хорошо, и жизнь наладится, и судимость с тебя снимут.

– Да, я надеюсь, адвокат мой на кассацию в Мосгорсуд подал.

Разговор двух женщин, старой и молодой, на политические и юридические темы прервал звонок в дверь. Вдвоём явились два закадычных друга, Владик с Радием – видать, сговорились встретиться где-то заранее. С огромной корзиной цветов, оба весёлые, слегка под хмельком.

С опозданием пришёл старший внучок Сенечка – длинноволосый, по устарелой моде семидесятых годов, смотрел букою. Потом сидел весь вечер, уткнувшись в свой смартфон – единственный, кто не радовался, а отбывал повинность.