После окончания следствия меня перевели в лагерь Дахау. Я стал заключенным, хотя меня ни разу не допрашивали. Меня разместили в арестантских бараках. Две недели я провел в одиночной камере, из окна которой мне было видно только небо. После двух недель меня одели как арестанта, но все-таки выдали личные вещи: кольца и т. д. После этого я вновь оказался в камере, где пребывал до момента моего освобождения, которое произошло 23 марта 1940 года. Я могу привести множество доказательств того, что я оказался в Дахау по личному распоряжению Поля. Во время моего пребывания в концентрационном лагере Дахау об этом мне сообщил надсмотрщик, хауптшарфюрер СС Зойсс, который приставил ко мне обершарфюреров СС Карла Миндерлайна и Антона Келльнера. Они не должны были со мной разговаривать, равно как не позволяли мне беседовать с другими арестантами. В этой части моих показаний я хотел бы отметить, что находился не в подвале барака, а в отдельной камере. Надзиратель Зойсс (имени его я не знаю — только фамилию) постоянно меня избивал. По моему мнению, эти истязания производились по указанию Поля. Я также убежден в том, что именно по распоряжению Поля меня поместили в одиночную камеру, а не в барак с другими арестантами. Кроме этого в качестве доказательства того, что я был направлен в Дахау по личному распоряжению Поля, я могу привести подписанное им письмо.

Из собранного мною материала можно установить, что рейхсфюрер СС санкционировал меры, предпринятые Полем, только лишь 28 июня 1940 года. Если потребуется, то я готов передать эти документы господину прокурору. Я могу предоставить все имеющиеся в моем распоряжении документы: тайные письма, распоряжения и т. д. Однако изготовление копий этих документов может занять очень много времени. Кроме этого мне не хотелось бы лишаться оригиналов документов. Я также могу пригласить в качестве свидетеля по этому делу моего домашнего врача, доктора Штурма. Для дачи показаний я готов освободить его от сохранения в тайне профессиональных сведений, касающихся лично меня.

Через несколько дней после того как я оказался в концентрационном лагере, были продолжены эксперименты в учебно-тренировочном лагере Дахау. Из камеры до лаборатории меня сопровождали двое служащих СС. Один шел спереди, другой — сзади. В лаборатории я непрерывно находился под надзором одного из эсэсовцев. Среди конвоиров нередко находился брат надзирателя Зойсса. Он был приблизительно 165 сантиметров роста, со светлыми волосами. Более подробно я описать его не могу, но могу при необходимости его опознать.

Один из моих конвоиров как-то со всей силы ударил меня рукояткой пистолета по затылку. Я не могу сказать, кто это был… По пути из лаборатории мне приходилось идти по тонкому льду. Я был обут в плохенькие ботинки, а потому рисковал поскользнуться. По этой причине мне приходилось идти небольшими шажками. В это время ко мне подошел один из эсэсовцев и ударил пистолетом по голове. Я упал и потерял сознание. Когда я через несколько часов пришел в себя, то обнаружил, что я вновь лежал в своей камере. У меня было выбито три зуба, а еще один зуб качался. Я не знаю, выбит я зубы при падении, или мне их выбили служащие СС, когда я был без сознания. После этого инцидента меня конвоировали другие эсэсовцы, в том числе обершарфюрер СС Миндерлайн из Вайссенбурга. Он всегда шел сбоку от меня, а не спереди и не сзади. На пути у лаборатории он позволял себе только легкие толчки локтем. Он раньше мне говорил, что за мной наблюдали. Миндерлайн также сообщил, что это был Поль».

Сведения, изложенные Карлом Малхузом, отчасти были подтверждены бывшими служащими СС Антоном Келльнером и Миндерлайном, которых допрашивали 7 января 1950 года и 29 ноября 1949 года соответственно. Миндерлайн сообщил о пребывании Малхуза в Дахау и его работе на экспериментальной станции Антона Лойбла следующее: «У нас был арестант, которому я пытался помочь. Например, я передавал его письма, адресованные супруге в Мюнхен. Он предупредил меня, что я должен был быть предельно острожным, так как за домом могло наблюдать гестапо. Во время своего пребывания в лагере Малхуз был известен всему караульному персоналу, так как он был арестован по распоряжению группенфюрера СС Поля. Мы узнали это из бумаг, в которых говорилось о его аресте… Малхуз должен был дальше трудиться над своим изобретением. Нам же было поручено нести его строжайшую охрану. На практике это означало, что он мог появиться даже во дворе без сопровождения. Кроме этого он не имел права беседовать даже с конвоирами. Нам было запрещено обмениваться с ним даже парой фраз. Нам было известно, что некоторые из конвоиров с ним обращались очень жестоко. Мне хотелось бы отметить, что особой жестокостью славились братья Зойссы. Когда мне было поручено его охранять, то мое внимание обратили на то, чтобы я строго-настрого следовал инструкциям. Об этом мне сообщил лично комендант лагеря. Я узнал от своих товарищей, что Зойсс избил Малхуза. Когда я начал конвоировать его, то такого более не происходило… Я узнал, что Малхуз сделал изобретение, но хотел сохранить его в тайне. Когда я видел Малхуза до его ареста, то он был плотным и сильным мужчиной. Однако, став арестантом, он превратился в кожу и кости. Нам казалось, что, прибегая к жестокостям, у него хотели выведать тайну изобретения. Поль лично приезжал несколько раз, чтобы увидеть, как выглядит Малхуз». Кроме этого Миндерлайн предположил, что Малхуза выпустили на свободу только для того, чтобы выведать тайну его научного открытия.

Впрочем, Освальд Поль в своих показаниях рисовал несколько иную картину. Он заявил следующее: «Весной 1939 года административное управление СС было перенесено в Берлин, а потому мне тоже пришлось перебраться в имперскую столицу. К этому моменту Малхуз так и не закончил свои проектные работы. Во всяком случае, мне не было известно, что этой дате он все-таки смог получить золото. Я не думаю, что в это время встречался с ним. Мне хотелось бы подчеркнуть, что не помню, будто бы в середине августа 1939 года присутствовал при беседе Гиммлера и Малхуза. О дальнейшей судьбе Малхуза мне также ничего не известно. Только сейчас я впервые узнал, что он был арестантом лагеря Дахау. Я не считаю нереальным, что приказ о его аресте мог отдать Гиммлер, так как рейхсфюрер был крайне раздражен тем, что Малхуз после многолетних трудов так и не смог добиться результата. Лично я не имею к аресту Малхуза никакого отношения. Мне совершенно непонятно, как можно утверждать, что этот арест произошел по моей инициативе. Упоминавшееся Малхузом письмо с моей подписью, которое якобы имеется в его распоряжении, наверняка является фальшивкой. Малхуз также лжет, по будто бы я наблюдал за ним в камере».

Нельзя не отметить, что в деле Малхуза не сходятся некоторые даты. Вначале выдвигалась версия о том, что он пребывал в концентрационном лагере Дахау в период с 16 декабря 1939 года по 23 марта 1940 года. Однако нельзя не заметить, что в период с 27 сентября 1939 года по 18 февраля 1940 года Дахау были исключительно учебно-тренировочным лагерем для частей ваффен-СС. Вполне можно было бы принять версию, что Малхуз был единственным арестантом Дахау (что указывало бы на его особый статус), если тот же самый Малхуз не говорил о других заключенных, которых просто-напросто в указанное время не было в Дахау — они были переброшены в другие концентрационные лагеря. Не сходятся также даты пребывания в тюрьме мюнхенского гестапо. Малхуз говорил об аресте в первых числах сентября, в то время как Карл Блюм сообщал в мемуарах, что только 30 сентября 1939 года с ним связался детектив Эш, а стало быть, арест должен был произойти хотя бы несколькими днями позже. Кроме этого Малхуз говорил о том, что провел в тюрьме 6 или 7 недель, но если сравнить дату его ареста и дату транспортировки в лагерь, то получится, что срок пребывания в тюрьме должен был составить около 12 недель!