Не умирай...

Клэр прощупала пульс Джереми. Ее собственное лицо было смертельно-бледным.

— Пульс?.. — спросил я.

— Неустойчивый.

Не умирай!

Учитель воспрянул духом и без устали продолжал трудиться. Казалось, что мои ребра стиснул обод, выжимая воздух из легких. А я ведь только чуть-чуть глотнул газа с воздухом. Джереми же вдохнул чистого газа. А Клэр…

— Как у тебя в груди? — спросил я.

— Давит, — сказала она. — Ужас.

Толпа вокруг нас разбухала прямо на глазах. Приехала неотложка, полицейская машина, Гарольд, врач и чуть ли не половина Ламборна.

Умелые руки приняли дело из рук учителя и стали заканчивать и выкачивать воздух из легких Джереми. А сам Джереми лежал неподвижно, как бревно, пока врач обследовал его, и когда его клали на носилки, и укладывали в машину “Скорой”.

Пульс у него был. Какой-то, но был. Это все, что они могли сказать. За ним закрыли дверь машины и повезли его в Суиндон.

“Не умирай, — молил я. — Господи, не дай ему умереть. Это ведь моя вина”.

Приехала пожарная машина с людьми в противогазах. Они побежали к задней части коттеджа, неся оборудование со всякими шкалами, и в конечном счете вывалились на улицу через парадную дверь. По их разговорам с полицейскими я понял, что никакого тщательного обследования проводить нельзя, пока концентрация отравы в коттедже не снизится.

— Что за газ? — спросил полицейский.

— Сероводород.

— Смертельный?

— Чрезвычайно. Парализует дыхание. Не входите, пока мы не вычистим все. Там есть какой-то источник, до сих пор генерирует газ.

Полицейский повернулся ко мне.

— Что именно? — спросил он.

Я покачал головой.

— Не знаю. У меня ничего такого нет.

Именно этот полицейский спрашивал чуть раньше о том, что с моим лицом.

— Упал на скачках.

Такой ответ всех удовлетворил. Жокей в синяках в Ламборне не редкость. Вся толпа двинулась вверх по улице к дому Гарольда, и события завертелись.

Клэр дважды звонила в больницу справиться о состоянии Джереми.

— В интенсивной терапии... очень плох. Они спрашивают о его ближайших родственниках.

— Родители, — в отчаянии сказал я. — Джереми живет в Сент-Олбансе. — Номер дома был у меня в коттедже, там же, где и газ.

Гарольд покопался в справочнике и дозвонился до отца Джереми.

“Не умирай, — думал я. — Живи, черт тебя побери... Пожалуйста, живи”.

Полицейские сновали туда-сюда. Пришел инспектор, стал задавать вопросы. Я рассказал ему, что случилось. Клэр тоже. Я не знал, как сероводород попал в мою проявочную. Совершенно случайно им надышался Джереми. Я не знал, зачем кому-то понадобилось заполнять газом мою проявочную. Я не знал, кто это сделал.

Инспектор сказал, что не верит мне. Никому не устраивают таких смертельных ловушек просто так. Я должен знать, почему. Я покачал головой. Говорить по-прежнему было мукой. “Если Джереми умрет, — подумал я, — то я расскажу ему. Иначе — нет”.

Откуда я так быстро узнал, что там газ? Клэр сказала, что я среагировал мгновенно. Почему?

— Сульфид натрия... использовался в фотолабораториях. Иногда до сих пор используется... но не так много... из-за запаха. Я не держал его у себя. Это... не мой.

— Это газ? — озадаченно спросил он.

— Нет. Продается в виде порошка. Очень ядовит. Входит в комплект для тонирования в оттенок сепии. Такой производит “Кодак”. Называется Т-7 А... мне кажется.

— Но вы-то знали, что это газ.

— Из-за Джереми... Он упал в обморок. И я вдохнул... почувствовал себя... плохо. Можно получить газ... с помощью сульфида натрия... я просто понял, что это газ... не знаю как... я просто понял.

— Как делают сероводород из кристаллов сульфида натрия?

— Не знаю.

Он настаивая, чтобы я ответил, но я и правда не знал. “А теперь, сэр, — сказал он, — поговорим о ваших синяках. Вам явно плохо, вы слабы. Да и лицо ваше... вы уверены, сэр, что это результат падения с лошади?” Поскольку ему кажется, должен он заявить, что это больше похоже на следствие жестокого избиении. В свое время он повидал такое.

— Падение, — ответил я.

Инспектор спросил Гарольда, который хотя и выглядел озабоченным, но ответил без обиняков:

— Плохое падение, инспектор. По нему лошади прошлись. Если вам нужны свидетели... ну, тысяч шесть народу видело.

Инспектор пожал плечами, но было ясно, что он не верит. “Может, — подумал я, — чутье подсказывает ему, что я кое в чем соврал”. Когда он ушел, Гарольд сказал:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь Ведь когда мы расстались, у тебя с лицом было все в порядке, разве не так?

— Когда-нибудь я расскажу тебе, — пробормотал я.

Он обратился к Клэр:

— Что тут произошло?

Однако она тоже устало покачала головой и ответила, что ничего не знает, ничего не понимает и чувствует себя ужасно. Жена Гарольда нас обласкала, накормила, устроила нам постель.

В полночь Джереми был еще жив.

* * *

Спустя несколько мучительных часов Гарольд пришел в маленькую комнатку, где я сидел на кровати. Я сидел потому, что так мне было легче дышать, и потому, что я не мог спать, и потому, что у меня все ужасно болело. Он сказал, что моя юная леди уехала в Лондон на работу и позвонит мне вечером. Полиция жаждет меня видеть. А Джереми? Джереми еще жив, по-прежнему без сознания, по-прежнему в критическом состоянии.

Весь день был хуже некуда.

Полицейские побывали у меня в коттедже, видимо, открыв окна и двери, чтобы вытянуло газ, а теперь инспектор явился в дом к Гарольду, чтобы доложить о результатах.

Мы сидели в кабинете Гарольда. При свете дня стало видно, что инспектор — моложавый блондин с умными глазами и с привычкой хрустеть пальцами. По мне, он не был похож на вчерашнего инспектора, разве что недоброжелательный вид остался прежним.

— На кране в вашей проявочной был фильтр для воды, — сказал он. — Для чего вы его используете?

— Вся вода для фотографий, — сказал я, — должна быть чистой.

Самые большие опухоли вокруг моих глаз и рта начали опадать. Я уже лучше видел и говорил — хоть какое-то облегчение.

— Ваш фильтр, — сказал инспектор, — и был генератором сероводорода.

— Быть не может.

— Почему бы и нет?

— Ну... я же всегда им пользовался. Он же только для смягчения воды. Его восстанавливают с помощью соли... как и все смягчители.