— А он что?

— А он этак глянет мне в глаза и отчеканит: буду. Мол, опасен я для людей.

Может, он думал, это благородно — полный срок отмотать. Разумеется, девочку не вернешь, ее близким не легче, но ведь важно само намерение. Однако теперь Дачесс кое-что узнала, и из дальнейших откровений Хэла смогла сделать вывод: Винсент был в опасности.

— Какая это боль, господи боже… Младшей дочери лишиться, жену похоронить, а потом еще и мама твоя от меня отвернулась… Все потерял, чем дорожил. Думал, дальше и жить-то незачем. Думал, не переборю горя.

— Переборол же.

— Потому что сюда приехал. Только здесь дышать и начал. Монтана — она врачует. Сама увидишь.

— Стар говорила, есть соотношение между страданием и грехом.

Хэл улыбнулся, будто услышал эти слова непосредственно из уст погибшей дочери.

— Расскажи о Сисси.

Он загасил сигару.

— Смерть имеет одно свойство: жил обычный человек, а погиб — стал святым. Только дети ведь безгрешны, их обелять не нужно. Малютка Сисси была — ангел, чудо. Как твоя мама. Как Робин.

У Хэла достало ума не сказать: «Как ты, Дачесс».

— Рисовать любила. Четвертого июля, когда фейерверк запускали, «ура» кричала. Морковку еще могла съесть, а салат или там горошек — все, что зеленого цвета, — ни в какую. Маму твою обожала.

— Я на нее похожа. Я фото видела. Мы трое — Стар, Сисси и я — почти одинаковые.

— Верно. И очень красивые.

Дачесс сглотнула.

— Стар говорила, ты очерствел — ну после Сисси. Ни капли доброты в тебе не осталось. Напивался пьяный. На бабушкины похороны не пошел.

— Просто, Дачесс, чтобы переродиться, нужно до исходной точки дойти и обратно отматывать.

— Это ты-то переродился? Да в тебе одно дерьмо. — Дачесс говорила тихо и беззлобно. — Это правда, что мама мне про тебя рассказывала?

— Думаешь, я своими поступками доволен? Ничего подобного. Я себя корю без конца.

— Все сложнее, я знаю. Почему ты не вернулся в Калифорнию? Почему мама запрещала тебе с нами видеться? Что ты натворил, а?

В темноте Дачесс разглядела, как дернулся поршнем старческий кадык.

— Он уж несколько лет отсидел, когда… когда я прослышал, что будет слушание о досрочном освобождении. Получалось, в тюрьме он только пять лет проведет. Всего пять — за мою Сисси…

Чуть ли не целая жизнь прошла — а в голосе боль, словно Сисси погибла несколько дней назад.

— Должно быть, я со спиртным перебрал. Явился тот тип и говорит: у меня брат в Фейрмонте. Сделку мне предложил — чтобы, значит, Винсенту срок добавили. Чтобы справедливость восторжествовала. За недорого совсем. Ну я и… Теперь вот думаю: если б время вспять повернуть, хватило бы мне мужества? Отказался бы? Не уверен.

— Значит, это все-таки была самооборона — я про человека, которого Винсент убил в тюрьме…

— Да. Самооборона.

Дачесс длинно вдохнула. Признание Хэла оказалось столь весомо, что ответ никак не формулировался.

— Твоя мама узнала. Тогда все и пошло рушиться. Один-единственный поступок, да и был-то четверть века назад — а к чему привел…

Дачесс прихлебывала какао и думала о маме. Рылась в памяти: чем бы отогнать ночной холод? Память упорно подсовывала одну картинку: белки закатившихся маминых глаз.

— Потому ты и в церковь ходишь?

— Надеюсь понять, что движет людьми. Почему они так поступают, а не эдак. Что бы они еще натворили, представься им случай.

Допив какао, Дачесс поднялась. Ноги едва ее держали. Подумалось: вот Дарк явится — а Хэл на страже. С винтовкой.

В дверях она обернулась.

— Как считаешь, почему Винсент на этих слушаниях — ну о досрочном освобождении — говорил, что опасен, что снова закон нарушит?

Хэл поднял глаза, взглянул на нее совершенно как Робин.

— Бывало, уводят Винсента, а Уок с Кадди, с охранником, друг на друга таращатся — будто совсем ничего им не понятно. Но мне-то Винсент писал. Мне-то он объяснить пытался.

Дачесс ждала.

— После той ночи, когда Сисси… после того, что Винсент сделал, ему стало ясно: отныне свободы никому из нас не видать.

* * *

Они двое возле дома Рэдли. Лунного света едва хватает, чтобы Уоку видеть абрис лица Марты, аккуратненький носик, волосы до плеч. Он чувствует тонкий, ненавязчивый аромат ее парфюма. У обоих в руках фонарики.

Уок располагал отчетом, где было зафиксировано время звонка в полицию — Винсентова звонка; а также время смерти Стар, определенное коронером. Сомневаться в точности данных не приходилось: Дачесс ехала за подарком по хайвею, несмотря на большой риск; так вот, вся поездка заняла у нее сорок пять минут. Получалось, у Винсента было лишь пятнадцать минут на то, чтобы избавиться от оружия и вернуться в дом Рэдли. Уок с Мартой решили до конца проработать версию, что убийца — именно Винсент; из-за этого Уок всю предыдущую ночь глаз не сомкнул.

— Прочешем окрестности. Каждую тропку, по которой он мог пройти, осмотрим.

Марта прихватила секундомер. Винсент не уложился бы в пятнадцать минут, если б шагом пошел прятать орудие убийства; нет, ему надо было бежать. Правда, Уок не помнил, чтобы Винсент выглядел запыхавшимся или потным. С другой стороны, из всех образов той ночи память сохранила только лицо Стар — но зато уж его, Уок не сомневался, ему до смерти не забыть. А вообще склероз неминуем. Уок начал вести записи — прикидывался, будто они относятся к работе, а сам отмечал, что уже сделано из намеченного на день, что не сделано, и фиксировал каждый прием лекарств.

Они с Мартой направились к пролому в заборе — сколько Уок помнил, столько забор оставался непочиненным. За проломом был скверик — естественная граница между Айви-Ранч-роуд и Ньютон-авеню. Искали под каждым деревом, просвечивали фонариками каждую тропку, шарили в кустах, обследовали цветочные клумбы. Не пропустили и ручей. Конечно, Бойд со своими ребятами и с собаками уже всё здесь осмотрел — но он ведь в Кейп-Хейвене чужой, не то что Уок. Вдруг ему, местному жителю, откроется некая деталь, ускользнувшая от незаинтересованных лиц? Уок закрыл глаза и попытался влезть в Винсентову шкуру.

Семь маршрутов плюс вероятные отклонения от последнего из них — и всё впустую.

— Да просто у него не было пистолета. Если б был, мы бы нашли. Или, что более вероятно, Бойд нашел бы.

— Нестыковочка в их версии, притом серьезная, — Марта кивнула. — Госпожа окружной прокурор будет весьма разочарована.

Они вернулись к дому Рэдли, стояли на тротуаре.

Марта взяла Уока за руку. Он был близок к отчаянию. Запутался в версиях и вдобавок потерял из виду Дарка. Пробовал звонить — сотовый оказался переведен в режим голосовой почты. Уок оставлял сообщения до тех пор, пока не переполнил виртуальный почтовый ящик.