«Въ лето 6389. Поиде Олегъ, поимъ воя многи, варяги, чюдь, словени, мерю, весь, кривичи». И здесь, при выступлении из Новгорода, исчисляются только северные племена; о руси ни слова; это имя является уже по водворении Олега в Киеве, переходя не от Олега на Киев, а от Киева на Олега и варягов его: «И рече Олегъ: се буди мати градомъ русскимъ. Беша у него варязи и словени, и прочи прозвашася русью».

Игорь посылает за море к варягам: «И посла по варяги многи за море, завя е на греки»; но из Киева идет с русью: «Въ лето 6452. Игорь же совокупивъ вой многи, варяги, русь, и поляны, словени, и кривичи, и теверьце, и печенеги» и пр. Поляне-русь названы поименно в противоположность словенам-новгородцам.

Владимир из Новгорода: «Володимеръ же собра вой многи, варяги и словени, чюдь и кривичи, и поиде на Рогьволода». Ярослав из Новгорода: «И събра Ярославъ варягь тысячю, а прочихъ вой 40». Святополк из Киева: «Пристрой безъ числа вой, руси и печенеге». Ярослав на Святополка из Киева: «совокупивъ русь, и варягы, и словене». Ярослав на печенегов из Новгорода: «Ярославъ събра вой многъ варягы и словени, приде Кыеву».

Имеют ли эти факты особое историческое значение? А если имя руси не случайным образом выпущено во всех местах Несторовой летописи, где дело идет о Новгороде и северных племенах, каким образом могло это имя исчезнуть для тех именно городов (Новгород, Полоцк, Ростов и т. д.), в которых находчиками были варяги? Каким образом, если имя руси было принадлежностью призванного племени норманнских родсов, именуются русью только перешедшие в Киев? Новгород и северные города были главным притоном варяжства, поселениями тех самых варягов-родсов, что вышли с Рюриком из заморья: «Ти суть людье ноугородьци отъ рода варяжьска, преже бо беша словени»; а в других списках: «И суть новгородсти и людие и до днешняго дне отъ рода варяжска». «Я по темь городомь суть находници варязи; а перьвии насельници въ Новъгородъ словене, Полотьски кривичи» и т. д. В Новгороде норманнская школа видит русский Bayeux: «Первые обитатели Новгорода и его области, — говорит Круг, — были некогда славяне; но в эпоху Рюрика там поселилось такое множество скандинавов, что языки обеих народностей слышались одновременно; даже нет сомнения, что некогда норрена была господствующим наречием». Куда же девалось имя руси для этих новгородцев-варягов, говоривших норреною еще во времена Святослава? Под каким именем (словен, или кривичей, или чюди) должны мы искать их в войсках Олега, Игоря, Владимира, Ярослава? Мы благодарны Нестору за его противоречия; забыв с первых строк летописи о своей системе происхождения Руси, он приводит факты в их настоящем, историческом виде; словенами зовет исключительно северные, русью — южные племена; о небывалой варяжской руси нет более и помину.

Только из этого основного факта могут быть объяснены иные, доселе неистолкованные или превратно понятые особенности нашей истории. Таково сохранившееся у Нестора народное предание или сага о наволочных парусах для руси и кропивных для словен. Шлецер и Круг за ним полагают, что имя руси означает норманнов, а словене все остальное войско Олега; г. Соловьев, что «под именем руси здесь должно принимать не варягов вообще, но дружину княжескую, под славянами остальных ратных людей из разных племен». Но где же и когда употребляет летопись имя словен (новгородцев) в его ученом общеславянском значении XIX столетия? И то не для одних славянских племен, а вместе с ними и для чюди и мери? Мы не имеем права, вопреки здравому смыслу и неизменному словоупотреблению наших летописей, предполагать в имени словен на возвратном пути не тот же самый смысл, что при выступлении в поход. А что словене в исчислении Олегова войска («поя же множьство варягъ, и словенъ, и чюди, и кривичи, и мерю, и поляны, и съверо» и т. д.) означают новгородцев, кажется ясно. Как Новгород-словене во главе северных племен (словене, чюдь, кривичи, меря), так поляне-Русь поименованы в главе южных (поляне, север, древляне и т. д.). Народному преданию, взятому без сомнения, из песни, не было дела до «Великой Скуфи» грамотея, ученика византийцев; оно знает только объемлющие все русские племена названия русь и Словене, и прямо указывает на древний антагонизм юга и севера. «И рече Олегъ: исшийте пре паволочиты руси, а словеномъ кропийныя… и въспяша русь пре паволочитые, а словене кропийныя, и раздра я ветръ; и ркоша словене: имъмся своимъ толъстинамъ, не даны суть словеномъ пре кропинныя». При всей испорченности Несторова текста здесь видна одна основная мысль; умышленное унижение Олегом словенского племени перед новогосподствующим русским; Новгорода перед Киевом.

На том же этнографическом делении Руси основана и древнейшая терминология Русской Правды. «Еще в Правде Ярослава, — пишет Круг, — русы и славяне формально противополагаются друг другу». Погодин не мог, разумеется, впасть в эту ошибку, ни принимать выражение словенин в общеславянском значении. Для согласования текста со своею системой он обращает Русскую Правду в волостной, новгородский устав. «Русская Правда, — говорит он, — написана в Новгороде, ибо в первой статье сказано: аще ли будет русин… любо словенин, и пр. Словенами назывались только новогородцы; в Киеве были бы упомянуты поляне, в Чернигове северяне» и т. д. И в другом месте: «Правда называется Русской, следовательно, она принадлежала руси. Какой руси? Той руси, которая отличает себя от туземцев в первой строке документа: если будет русин, словенин…» и пр., т. е. норманнской.

От документа юридического мы вправе требовать некоторой точности. Если русин означает норманна, а словенин новгородца, значит, что в Правде, данной киевским князем, нет места для туземцев, славян киевских, черниговских и т. д.? Положим, что Ярослав норманн, что Правда дана в Новгороде и одним новгородцам: разве между ними и южными племенами сношений не было? А в таком случае, какую пеню платил новгородец за убиение полянина и обратно? Или Киев, Чернигов и пр. были вне права? Древнегерманский закон исчисляет не только туземные, но и иноземные племена; по праву ринуарских франков платилось виры за салийского франка 200 сол.; за бургундца, аламанна, фриза, баварца, сакса 160; за римлянина только 100 сол.

Дошедший до нас под заглавием Русской Правды юридический устав есть, вероятно, первый письменный свод древних законов, искони известных на Руси под названием Русской Правды. Быть может, первоначальная, изустная редакция статьи о душегубстве восходит к эпохе древнейшего деления Руси на словен и на русь; но и в XI веке выражения русин-словенин были совершенно понятны, как обозначавшие с полной точностью все племена, входившие в состав русской народности. Таковы были на юге (кроме коренных четырех русских племен), и слившиеся уже с собственною русью, славянские племена уличей, тиверцев, хорватов и т. д.; на севере Новгород и кривичи, чюдь, меря, мурома и прочие данники (быть может, также вятичи и радимичи) были вне права, если не принадлежали к одному из исчисленных в первой статье званий, т. е. если не были ни гридями, ни купцами, ни мечниками, ни ябетниками, ни изгоями. Варяги и колбяги подлежали, без сомнения, особому праву, определенному особыми условиями.