Она долго рассматривала и оглаживала свое тело, принимая душ, и думала, что стоило перенести все ужасы этой жизни, чтобы получить в конце концов своего любимого, живого и невредимого, а может быть, и сына от него в придачу.

На Маяковке Германа не оказалось. Она взяла себе сок, вынула записную книжку и начала прикидывать смету будущей стройки, и так увлеклась, что прошел почти час. Германа не было. Она позвонила ему домой. Никто не отвечал. Посидела еще с полчаса, но уже как на иголках, и решилась ехать к нему. Поднявшись на нужный этаж пешком — лифт почти никогда не работал, — она позвонила в дверь и, послушав гулкую тишину за ней, щелкнула в замке своим ключом: сестра с мужем должны были еще вчера уехать за детьми в деревню. А на следующей неделе Герман сам уже мог переезжать в просторную новостройку в Митино с дивным видом с последнего, семнадцатого, этажа на петляющую Москву-реку вдали.

Анна тихо вошла. Открыла дверь в его комнату. Хозяин лежал одетый, но небритый и трясущийся какой-то противной мелкой трясучкой, согнувшись и подобрав под себя колени, как эмбрион, на незастеленном матрасе и совершенно безумными, мутными глазами внимательно смотрел на стену. У батареи стояли и валялись стеклянные поллитровки из-под водки и пластиковая пузатая двухлитровая пивная тара. Анна потрясла Германа за плечо. Он как будто очнулся, взглянул на нее, схватил за руку и привлек к себе. И объятия этого пьяного дрожащего человека были ей дороги и («Поразительно!» — отметила про себя Анна) желанны. Рядом с постелью валялась рапира. Когда-то давно Герман занимался фехтованием, и хозяйственная сестра сохранила ее вместе с остальными пожитками беглеца.

Анна попыталась приподнять его и повести умыться. Он вроде согласно замычал, дотащился с ней под руку до раковины, даже наклонился над ней, потом отрицательно покачал головой и с бессмысленной улыбкой побрел прочь. Вдруг глаза его округлились, он оттолкнул что-то от себя в воздухе и опрометью бросился в комнату. Его неопытная провожатая в недоумении замерла. Через секунду он уже мчался обратно с рапирой в руках прямо на Анну. Та едва успела отскочить в сторону, больно ударившись локтем о стену.

— Берегись, любимая, я никому не дам тебя обидеть. Я убью их. Что, испугались? — грозно крикнул он кому-то в ванной и начал шарить гибким клинком рапиры под раковиной, гремя тазами.

— Что ты стоишь колом, дура?! — неожиданно грубо оборвал он Анну, которая пыталась что-то пролепетать. — Хватай, бей их тазом!

Анна попятилась, чувствуя, что погибает.

— Ушли, гады, — огорченно вздохнул Герман и, обернувшись, поймал испуганный взгляд Анны. — Что? Не веришь? — Он прыгнул к ней и, больно схватив за руку, потянул на пол. — Смотри, вон одна маленькая чертовка сидит там, в самом углу. Такая верткая, — злобно фыркнул Герман и длинно, грязно выругался. Анна почувствовала, что ее сейчас вырвет от страха, она вдруг ясно вспомнила, как вывернула на нее из-за угла красная «девятка» и как до последней секунды балагурил Егор, пока не уронил ей на колени тяжелый револьвер со взведенным курком. Все ее существо сжалось и выскочило, выдавилось в другое безопасное измерение. Из этого параллельного мира отрешенная и спокойная Анна мягко ответила:

— Давай задвинем ее тазом и закроем дверь на рапиру, тогда эта тварь не сможет выйти. — И, энергично прихлопнув тазом об пол, Анна деловито взяла из рук озадаченного Германа рапиру и, выведя его из ванной, ловко заклинила вход стальным смертоносным жалом. — А ты иди в комнату. Я ее еще немного покараулю.

Герман послушно поднялся и враскачку побрел в сторону комнаты. По дороге он остановился, раздумчиво оглядел коридор, вынул из ширинки пиписку и стал деловито метить углы. Анна, никогда не видевшая вблизи, как писают мужчины, залилась краской и замерла от любопытства, не в силах отвести взгляда от импровизированного фонтанчика.

«Вот откуда эта вонища в комнате. Он метил углы от чертей. У него белая горячка. Он может меня убить», — вяло подумала Анна. Как только Герман зашел в комнату, она выдернула рапиру, метнулась к входной двери, выскочила на лестничную клетку и запустила сверкнувшей змеей клинок далеко в колодец лестничного пролета. Потом, придерживая дверь ногой, чтобы не захлопнулась, она нащупала у себя в кармане мобильный и набрала телефон Гагика.

— Гагик, мне трудно тебе сейчас все объяснить. Пожалуйста, пусть твоя секретарша поможет мне найти врача-нарколога. У меня друг в запое.

— Анна, с тобой все в порядке? — тревожно спросил тот.

— Да, спасибо, я тебе потом перезвоню.

— Хорошо, я переключаю тебя на Аллу Евгеньевну, береги себя.

Через полчаса в подъезд вошли два молодых человека с чемоданчиком и штативом для капельницы. Все это время Анна провела на лестничной клетке и только следом за ребятами боязливо вошла в квартиру и заглянула через их плечи в комнату. Герман смирно лежал на матрасе, трясся и зло скалился по сторонам. Больше всего она боялась, что он будет драться с врачами. Но двое крепких улыбчивых парней, чем-то напомнивших ей Николая, быстро оглядели обстановку и стали распаковываться.

— Он буйный, осторожнее, — выдавила из себя Анна, боясь, что они уйдут, и стыдясь, что вляпалась в такую ситуацию.

— Если будут осложнения, это обойдется вам дороже, — добродушно успокоил ее один из них и широко улыбнулся собственной удачной шутке.

— Сколько дней запой?

— Не знаю, наверное, три, — неуверенно ответила Анна. Весельчак наклонился к клиенту и легонько хлопнул его по плечу:

— Привет, старик. Давно не виделись. О! Да у тебя тут пир горой!

Герман встрепенулся, привстал на постели, но драться не стал.

— Тяжело тебе, друг? — участливо спросил второй, быстро устанавливая капельницу. — Сейчас полегчает.

— Я присяду? — весело скалил зубы первый. — Давай руку, дружище!

Одним легким движением он распахнул в локте руку Германа. В пальцах у него, как у фокусника карточная колода, мелькнул шприц. Герман, продолжая таращить глаза, сделал слабое отмахивающее движение, но тут же затих. Три минуты спустя по тонкому желтоватому пластиковому желобу к нему в вену уже устремилась живительная влага покоя и умиротворения.

— У нас есть часа два. Чаем напоите? — спросил врач. — Да, кстати, после капельницы его нельзя оставлять одного. Мы ему снотворное дали, чтобы он проспался, так что он будет дрыхнуть до утра, но за ним надо проследить. Потом пусть «лимонтар» пьет он остатки отравления уберет и мозги почистит. Воды побольше минеральной.

— Скажите, ребята, он алкоголик?

Они посмотрели на Анну и весело фыркнули:

— Да ваш голубчик не только алкоголик, но и наркоман. В прошлом уж точно. Явных следов нет, но сам рисунок вен и пигментация на коже изменены. Он, наверное, с «герыча» соскочил, а алкоголем просто тягу, когда подкатывает, заливает.

— Ты что, с «герыча» не соскакивают, — не согласился с ним коллега.

— Как видишь, бывает. Видно, сильный мужик или лечиться подперло. Такие чаще всего быстро допиваются до чертиков и попадают в психушку. Вы за ним последите. От героина вялость, отрешенность, а от «винта» человека может пробить на смех или на обжорство, машину винтовой ведет, как самолет.