Она пытается запомнить каждое его движение. Этого так много. Этого так мало…

– Я очень хочу остаться, – произносит она низким голосом. Отчаяние от невозможности изменить происходящее пробирает до костей.

– У нас с тобой нет иного выбора, – глубокое сочувствие проскальзывает в его интонациях.

– Думаешь, если я приму решение, что-то сможет мне помешать? – она стискивает зубы, чтобы сдержать эмоции, и чувствует, как мышцы начинают мелко подёргиваться.

– Но это будет неверное решение, Анацеа, – он прислоняется лбом к чуть запотевшему стеклу. Анацеа зачарованно наблюдает, как танцующие блики играют на его коже. – Аморальное и чрезвычайно опасное решение. Думаешь, я сам не хотел бы этого?

Кровь пульсирует в висках, порождая невыносимое головокружение. По правде говоря, выбор перед ней и не стоит, – Вайрана, Зейдана и Элатар – самые важные люди в её жизни, – но Анацеа всё ещё цепляется за тайные желания души. Накануне её ослепило слишком сильно.

– Некоторые вещи сильнее законов мироздания, – Анацеа отводит взгляд, чувствуя, что вот-вот разрыдается. В носу саднит, мышечные подёргивания уже невозможно игнорировать. Никогда ранее эмоции не пронимали её так сильно. – Они не дают права сомневаться.

– Если это так, то однажды мы встретимся снова, – он не поднимает взгляда, словно ему стыдно за то, что говорит. – Ступай, Анацеа. Они тебя ждут.

– И ты… – негодует она, – ты просто так меня отпустишь?

– А что мне остаётся делать? – бормочет он в ответ. – Просто поверь: там тебе будет лучше, чем со мной.

Анацеа делает неловкий шаг вперёд, с ужасом ощущая, что непослушные ноги вот-вот уронят тело. Мышцы напряжены до предела, нервы предательски гудят натянутыми струнами. Но то, что захватило всё её существо прошлой ночью, гораздо сильнее недомогания.

Она вытягивает руки в попытке обнять его на прощание. Перед глазами дрожит, вбирая ночные огни, пелена слёз: спрятать их уже нельзя. Невозможно выплюнуть яд, что успел проникнуть в каждую клеточку.

Ветвистая молния снова вспарывает ночное небо, потроша фиолетовый купол. Ледяная вспышка освещает пространство, и Анацеа замечает, что его лицо изменилось.

Он поворачивает голову навстречу. Блики по-прежнему танцуют на его коже.

Только теперь это не тот, с кем она разделила постель прошлой ночью.

Испуг подступает к горлу. В чём же дело? Осознание, наконец, пронзает разум Анацеа острым копьём: она спит и видит сон! «Я должна удержаться», – думает она, ощупывая бархат шторы – столь же мягкий и ворсистый, как в реальной жизни. Если сейчас Покровители дали ей это знание, значит, в любую секунду настанет время для очередного пророчества. Нужно быть внимательной к каждой детали.

Анацеа фотографирует глазами ночные огни за преградой стекла, восхищаясь неимоверной реалистичностью иллюзии. Торопливо ищет буквы на запотевшем окне, но бегущие снаружи потоки воды лишь дразнят, размазывая по стеклу пыль. И снова переводит взгляд на собеседника.

– Нери Бордон, – говорит она твёрдо. – Что ты делаешь здесь, мальчик?

– Ничто не происходит случайно, Анацеа, – отвечает юный собеседник, откидывая назад длинные волосы. – Произноси моё имя правильно.

– Ничто не происходит случайно, – повторяет она, стараясь усвоить полученную информацию. Вторая часть его речи, наверняка, не имеет значения. Нужно будет сопоставить все детали. – Ты видел его? Того, кто был здесь до тебя?

Нери молча кивает и пристально смотрит на Анацеа.

– Когда он ушёл? – она продолжает задавать вопросы, ощупывая запотевшую поверхность стекла. Ощущение отзывается небывалой реалистичностью. Важно сконцентрироваться на том, что чувствуешь, дабы удержаться в иллюзорном мире и не проснуться в собственной постели, так и не дождавшись Пророчества.

– Позавчера, – чеканит Нери, рассыпаясь в воздухе горстью песка.

Анацеа удивлённо озирается. По маленькой комнате гуляет ветер, срывая со стен плакаты и обветшавшие ленты обоев. Потоки воздуха тащат за собой пыль и пожухшие листья. Пространство меркнет и скручивается перед глазами, и Анацеа чувствует, что вот-вот проснётся. Пытаясь удержаться на грани сна и яви, она ловит в воздухе сухой кленовый лист и начинает разминать его в ладони, ощущая, как пластина крошится под её пальцами.

Отступив к противоположной стене, Анацеа разбегается. Ветер яростно летит наперерез, схватывая дыхание ледяным арканом. Каждое движение даётся с огромным трудом. Ноги словно налиты свинцом: так и норовят пригвоздить своей тяжестью к полу. Собрав последние силы, Анацеа преодолевает сопротивление и подпрыгивает под потолок. Делает отчаянный рывок к окну. Забрызганное дождевыми каплями стекло упруго растягивается, принимая её тело, и даёт надрыв. И вот, Анацеа, широко расставив руки, планирует над городом в мареве цветных огней.

Неожиданно рядом появляется стая птиц. Расправив крылья, они, как истребители, несутся наперерез. Крылатые монстры прошивают тело свинцовыми пулями.

Эфемерное тело растворяется, крошась на части. Оранжевые лоскуты порванного одеяния, кружась в потоках ветра, опускаются на город – импровизированный рыжий листопад. Но никакой боли нет: напротив, её переполняет непонятное сладостное торжество.

Прелестная иллюзия обрывается на самой высокой ноте, и она распахивает глаза в собственной постели. Затем, чтобы, не произведя ни движения, закрыть их вновь. За годы владения даром сновидицы Анацеа нашла тысячу способов удерживать иллюзии. Она не может подвести Совет и упустить Пророчество из-за детской оплошности.

Алые закатные блики ударяют по глазам, знаменуя начало нового погружения в иллюзорный мир. На монотонном фоне перед взором Анацеа проступают всё новые и новые детали. Густые кучевые облака, налитые кровью, почти касаются земли. Дороги, расходящиеся паутиной, убегают к горизонту. По обочинам вытягиваются, утыкаясь пиками башенок в облака, силуэты знакомых домов, а за самыми дальними стенами плывут в дымке тумана затопленные долины…

Сейчас она может видеть весь Девятый Холм насквозь.

Тяжёлый капюшон соскальзывает на лицо, защищая глаза от невыносимых солнечных пыток. Анацеа отгибает край, не без любопытства озираясь. Центральная площадь Девятого Холма наводнена горожанами. Справа мерцает жемчужным сиянием здание Храма, протягивая к площади, как руку, длинную лестницу. Анацеа возвышается над ликующей толпой, стоя на деревянном помосте.

Она гордо поднимает руку вверх, и голоса на мгновение замолкают, оборвавшись восхищёнными ахами. Она задерживает дыхание, прислушиваясь к каждому иллюзорному шороху. Однако гул толпы скрывает лишь невнятное бульканье да утомительное шуршание. Анацеа удручённо вздыхает, предчувствуя, что испытание, которое приготовили ей Покровители, на этот раз будет тяжелее, чем обычно.

Кто-то приближается сзади. Анацеа слышит шорох шагов и чувствует чужое, враждебное дыхание. Вкрадчивый поток воздуха ползёт над плечом. Чужие руки, обтянутые серыми перчатками, вкладывают в дрожащие ладони отточенный меч. Искусно выкованное лезвие серебрится в солнечных лучах. Анацеа невзначай замечает собственное отражение на отполированной глади: её лик, как и прежде, безмятежен.