Когда все закончилось и он вытер губы, которые немного распухли и теперь выглядели более красивыми, я взял сотни и вышел тем же путем, каким пришел.

* * *

Несмотря на то, что я раньше говорил о приличиях, я замечаю, что в этой истории сексуальность заняла определенное место. Думаю, это связано с телесностью, созданной взаимодействием с лугом. Когда мысли исчезли, физическое приобрело важное значение и нашло свое выражение.

Где-то через неделю после инцидента в суде мы с Оке отправились в путешествие. Как я уже говорил, на лугу он был Конаном-варваром или эйнхерием, машиной для убийства с набухшими мышцами и мощными скулами.

Если есть архетип Красавицы и Чудовища, то есть и другой, Воин и Чудовище – его-то мы и должны были прожить. Поскольку мы точно не знали, что происходит с ранениями и смертью при перемещении между мирами, Оке отложил свой меч в сторону, и я пообещал быть осторожным.

И все равно это была эпическая битва. Оке обрушивал тяжелые свинцовые удары на мою толстую кожу, пока я не схватил его за руки своими щупальцами, не опрокинул его, не представил себе зубы и не укусил его глубоко в плечо. Крови не было, и мы ужесточили нашу схватку, пока, измотанные, не оказались рядом на земле, смотря в голубое небо. Затем мы покинули луг.

Отметив, что черный цвет в ванной настолько поблек, что его уже нельзя было назвать черным, мы вышли в общее помещение прачечной и продолжили борьбу. Мы не испытывали друг к другу ни малейшей ненависти или неприязни – напротив, но мы завершили движение, которое взяли с собой с луга. Мы наносили друг другу удары, толкали друг друга на стиральные машины и стены, и при этом между нами струилась любовь.

Мы остановились только тогда, когда кровь потекла у нас изо рта; тогда мы обнялись и пошли каждый своей дорогой.

Пока еще не время рассказывать о Паре мертвецов, но они дальше всех продвинулись в переносе физического состояния с луга в наш мир. Возможно, потому, что они путешествовали вместе с самого начала и у них было больше времени, чтобы добраться до того пункта, где они находились сейчас. Подробнее об этом позже.

* * *

Эти путешествия в мир луга, который я все чаще считал настоящим, истинным миром, заняли центральное место в моем существовании, но даже на самом лугу произошло много изменений, потому что там все время бывала группа действительно близких людей.

Я начал сопровождать Эльсу, когда она шла за покупками, помогал ей нести сумки, а потом мы пили кофе у нее на кухне, и она рассказывала, как в Стокгольме все было раньше, дополняла те воспоминания, которые я только фрагментарно получал от нее, когда мы путешествовали. Танцы на концертной площадке «Нален», лодки с контрабандистами, которые иногда продавали товар прямо с причала Стрёмкайен, трудности во времена мобилизации. Мне нравилось ее слушать.

Как я и подумал в первый раз, когда увидел, как Гуннар горит и бегает по лугу, между нашими душами возникла симпатия, несмотря на то, что мы вели совсем разную жизнь. Гуннар был дворником и выполнял разные поручения для нескольких домов, так что, пока он бродил по дворам и работал, у него сложился образ жизни, благодаря которому он всем сердцем принял Беккета. Упрямое стремление к пустоте и матовости, настолько совершенной, что она несет в себе своеобразный блеск. Тихая паника.

Все, что я знаю о Беккете, я узнал от Гуннара. Я брал у него книги, и мы вместе ходили на спектакль «Конец игры» в подвальном театре и решили, что спектакль очень плохой, потому что смертельно серьезный. Мы также пару раз играли в боулинг.

Сомнения, которые я испытал при встрече с Сусанной, почти исчезли с тех пор, как я узнал ее, и полностью пропали, когда однажды ночью она мне позвонила и попросила прийти и переночевать с ней. Не то, что вы подумали. Из-за определенного детского опыта она была асексуальной. Ее квартиру украшали мягкие игрушки, подушки и красочные плакаты. Она уснула в моих объятиях, а потом я устроился у нее за спиной и смотрел на картину: она изображала Пегаса, летящего к небу. Неделю спустя меня тоже затянула пустота, и я позвонил ей, и она пришла и устроилась сзади меня на моем матрасе.

И у меня, и у Петронеллы, и у Оке была тяга к сентиментальности: каждый субботний вечер мы собирались в квартире Оке, ели торт «Принцесса» и смотрели программу «Вот твоя жизнь». Когда Бьёрн и Бенни появлялись в программе Стиккана Андерсона под звуки хита «Ватерлоо» и когда Бенгт Вестерберг рассказывал о своем детстве,[28] у нас выступали слезы на глазах.

Не важно, с кем и как я общался. Наше общение всегда отличалось глубиной. Мы настолько хорошо знали друг друга, что инстинктивно избегали тем для разговоров, которые могли оказаться для кого-то болезненными, и никогда не обижали друг друга. Жить с ними было все равно что носить старый любимый свитер, и монстр, который просачивался сквозь меня в мир, никогда не показывал зубы соседям. Это было хорошее время.

* * *

Как наверняка заметил внимательный читатель, был человек, который собирался вместе с нами, но затем не общался и не участвовал в общих путешествиях. Ларс. Проходили дни и недели, а он ни разу не появился в прачечной, если там был кто-то еще. Я пытался пару раз до него дозвониться, но он не ответил, поэтому однажды в начале февраля я отправился к нему.

У меня к тому времени были настолько изрезаны руки, что я иногда резал себе икры, и вот случилось так, что я почувствовал головокружение от анемии и перед глазами все поплыло. Поднявшись по лестнице до квартиры Ларса, я ощутил такое сильное головокружение, что после того, как позвонил в дверь, пришлось прислониться к стене. Я решил сделать перерыв в путешествиях на несколько дней и восстановить силы.

Дверь осторожно открылась, оттуда выглянул Ларс и посмотрел на меня. Я стоял, опустив голову, и пытался восстановить дыхание.

– Да?

– Привет, Ларс.

– Привет?..

Взгляд у Ларса был отсутствующий. Похоже, он меня не узнавал.

– Это Йон. Я живу во флигеле.

Ларс прищурился, как будто пытаясь понять, говорю ли я правду.

– Мы вместе провели предрождественский вечер в «Монте-Карло», ты и я, – я порылся в памяти, пытаясь найти что-то, что могло выделить этот вечер из ряда других. Единственным, что я придумал, было:

– Тогда еще Санта танцевал. По телевизору.

Похоже, именно эта подробность заставила его наконец вспомнить.

Глаза Ларса расширились, и он сказал:

– Йон.

– Да, именно так. Как дела?

– Отлично, спасибо.

– Могу ли я войти ненадолго?

Ларс оглянулся через плечо, как будто спрашивая у кого-то в квартире, всё ли в порядке, и только потом открыл дверь.