— …Выйдешь ли из пламени, чтобы пролить слезы по кровникам своим?

— Выйдешь ли, Большеухий?.. Ааллоо…

Где-то на краю восприятия, в немыслимой дали, девочку по имени Анка начало тошнить. Я отметил это малозначащее событие как досадный факт. Аня пока нам не мешала, но если она попытается встать, Покрывало может порваться.

Дядя Эвальд тяжко всхрапывал при каждом вздохе. С его напряженных лодыжек струями стекал пот, и пепел под ногами превратился в грязную лужу.

Мы сидели спина к спине.

На ближайшей ко мне кошке загорелась шерсть. Животное выгнулось, едва не оторвав лапы, оставляя на жаровне чадящие клочья. Ее соседка по несчастью, светло-бежевая «сиамка» издавала душераздирающие вопли, какие могут издавать только представители этой породы. Проволочные путы до крови растерли ее тонкие конечности, когти то вылезали, то прятались, хвост бился о решетку, обрастал искрами и на глазах обугливался.

Горький жирный дым окутывал террасы.

По углям разгуливали лиловые сполохи.

Я не ожидал, что это окажется так больно. С меня словно заживо сдирали кожу. Кисточки доносили страдание каждого животного, разрыв каждого нерва, шипение каждой капли крови, падающей в огонь.

Мы пели.

Свет потускнел, а вскоре сместился куда-то вбок. Я открыл глаза, ожидая увидеть потухшие костры, но ничего не изменилось. Тусклым багровым светом переливались прогоревшие угли, решетки под кошками раскалились.

Почти все они бились в своих путах.

На голове у меня шевелились волосы, пот тек двумя грязными струями по вискам и бровям, периодически приходилось сплевывать. Пот имел кисловатый отвратительный привкус гари. Глаза я не отваживался открыть, потому что кошки смотрели на нас.

Мы пели, не пытаясь перекрикивать визг и вой. Покрывало трепетало, прорастая сквозь пространство нашего мира, как многослойный энергетический плед, как вывернутая шляпка медузы, покрытая подвижной, пропитанной электричеством бахромой.

Кошки горели. Тетушка приказало мне ослабить пламя, убрать в сторону часть углей.

Я давно потерял счет времени, хотя обычно без часов не ошибаюсь больше, чем на три минуты. Я охрип и вторил дядюшке скорее носоглоткой, чем голосовыми связками. Возможно, прошло несколько часов, а может быть, и несколько суток.

Я слышал, как Анка и Мария уснули. Меня немножко успокаивало, что дядя Саня не подвел. Мы договаривались — когда начнется самое неприятное, он незаметно усыпит обеих, а потом еще и введет им по капсуле со снотворным. Они уснули очень вовремя.

Только усилием воли я заставлял себя не чувствовать невероятный смрад от горящего мяса. Для фэйри отключить обоняние носа — не великая проблема, но как отключить кисточки…

Кисточки показывали мне все, даже при закрытых глазах. У мужчин Фэйри кисточки дают картину вроде рентгена или УЗИ. Если очень постараться, я могу увидеть людей сквозь стену дома, стоящего в полумиле, но дальше все расплывается. Люди похожи на выпуклые сгустки разного цвета, они плывут среди неподвижных граней и вздрагивают в ритме своих сердец. Мой папа узнает знакомых через три кирпичные стены, а могучие знахари, вроде дядюшки Эвальда, способны на большее, но не признаются. Однажды дядя Эвальд угадал наших кровников в пролетавшем самолете. Иногда мне жаль, что кисточки невозможно отключить.

У обычных нет такого органа чувств, потому они способны мирно спать, когда рядом убивают их кровников.

Дядя Саня пришел к нам, разделся и влился в общий круг. Его сердце пристроилось к суммарному биению за каких-то пять секунд.

Мне сразу стало легче. Только теперь я заметил, какую нагрузку возложила на меня тетя Берта. Описать человеческим языком это невозможно; меня как будто расплющило под массой темной энергии Покрывала.

И еще приходилось выдерживать взгляд выпученных, налитых кровью кошачьих глаз.

Добрые Соседи не поступают так, как мы сегодня. Все вывернулось наизнанку, все происходило наоборот. Мы творили церемонию Темного двора…

— Выйдешь ли из пламени, Ты, чьи усы оставляют борозды в металле?..

— Выйдешь ли изо льда, Ты, чьи лапы раскачивают корни дубов?

— Выйдешь ли заступиться за своих кровников?

— Аррехх…

Наступил миг, когда в области затылка точно треснула скорлупка. Это случилось одновременно внутри и снаружи, во всех направлениях. Если раньше я не ощущал конечности мира под толщей воды, то теперь бездонная вселенная прорвалась со всех сторон.

Саня и Эвальд тоже почувствовали, их разгоряченные плечи разом вздрогнули. Мы раскачивались на пятках, спинами друг к другу, как четырехликое языческое божество или как стайка молящихся хасидов.

Сквозь трещины мироздания в уютную гавань Пограничья проникла мрачная чужеродная сила.

— Покажи нам Пыльную тропу — и мы выпустим твоих кровников…

— Покажи нам тропу! — Я выхаркивал эти подлые слова вместе со всеми, а мир продолжал трещать по швам.

И Тот пришел.

Дохнуло таким холодом, что моментально пересохли губы, натянулась и обветрилась кожа на скулах. Что-то дотронулось до моего лица и груди. Очень похоже обнюхивал Черный пастух, но дыхание пса отдавало огнем, Ку Ши принадлежал к породе демонов из плоти, он умел выходить в мир обычных людей, и, наверное, его можно было убить.

Меня же коснулось нечто неосязаемое и прозрачное, точно несколько острых, как бритва, и ледяных, как струи застывшего азота, волосков вспороли кожу. От ужаса я снял защиту с обоняния, но так и не почуял ничего, кроме горелой кошачьей плоти. Я осмелился приподнять веки, но встретил плотный дым, который начал немедленно выжирать мне глаза. Затем сквозь дым что-то промелькнуло. Не так, как мелькает колония мотыльков, и не так, как скользко проносится в жару преследования хищник. Это было нечто… Нечто запредельное. Нечто отвратительное.

Я не успел заметить, имел ли Тот морду, хвост или бока. Скорее всего, у него не было ничего того, что положено зверю из Верхнего мира. Скорее всего, в сгустке холода имелись совсем иные конечности и органы чувств. Невозможно внятно описать присутствие существа из плоского мира. Оно слишком счастливо и безумно от внезапной свободы, только его счастье и безумие губительны для всего живого. Оно ухитряется плыть одновременно слева и справа, зеркально повторяясь и тысячи раз в секунду пробуя на прочность Покрывало силы. Я не заметил, как распахнулась щель. И воздух Пограничья начал с воем проваливаться в Дыру. Зато я успел заметить, что сделала со мной Щетина Того. Или не щетина, а лапа…

Плащ поперек груди рассекли четыре параллельных разреза, дюймов по пять в длину, разрезана была и кожа, но боли не ощущалось, а кровь выступила мелкими каплями только по краям. Кожа на груди стала похожа на мрамор. Не представлялось возможным разобрать, насколько глубоки порезы, края их разошлись и застыли. Не хотелось видеть такое на собственном туловище, точно разглядываешь вскрытый и замороженный труп в больнице. Пока я пялился вниз, со щек и со лба на колени тоже упали несколько кровавых капель. Я поднес пальцы ко лбу и не ощутил их. Зато пальцы ощутили гладкую, обжигающе холодную поверхность.