— Я должна понимать ваши слова буквально? — осведомилась Анна.

— Я не хочу сказать, что вам не хватает воображения; просто вы держите его под жестким контролем. Впрочем, это неважно. Суть дела в том, что некогда был заключен союз между несколькими персонами, обладавшими весьма внушительными ресурсами. В значительной степени эти факты принадлежат истории. А вот как насчет того, что из этого вышло? Я очень, очень хотел бы это узнать. Все, чем мы располагаем — эти имена.

— Три имени, — уточнила Анна. — Три старика.

— Я посоветовал бы вам обратить особое внимание на Гастона Россиньоля. В лучшие свои годы он был весьма крупным и могущественным швейцарским банкиром. Самый видный человек во всем списке и притом самый старый.

— Что ж, — сказала Анна, подняв голову. — Житель Цюриха. Я думаю, что вы собрали на него свое досье.

Бартлет выдвинул ящик стола, достал оттуда папку, украшенную множеством штампов, предупреждающих о высокой степени секретности, и через стол придвинул ее к Анне.

— Тут довольно обширные сведения, если не считать одного очевидного пробела.

— Хорошо, — отозвалась Анна. — Я хочу повидаться с ним, прежде чем до него доберутся они.

— При том условии, что вы сумеете разыскать его.

— Он провел всю свою жизнь в Цюрихе. Как вы сами недавно сказали, у людей существует некое поле притяжения. Даже если он куда-то перебрался, остались его друзья, родственники. Это протоки, по которым можно добраться до истока реки.

— Или же крепостные стены. У такого человека, как Россиньоль, обязательно есть могущественные высокопоставленные друзья, которые приложат все силы для того, чтобы защитить его. Французы называют таких людей branche. Влиятельные и принадлежащие к определенному кругу. Они располагают возможностями убрать его из поля зрения, из учетных документов бюрократов и компьютерных файлов. У вас уже есть на уме какая-нибудь хитрая отговорка?

— Ничего подобного. Отговорка это как раз то, что заставит их насторожиться. Россиньолю нечего меня бояться. Если его друзья и партнеры информированы настолько хорошо, как вы предполагаете, они поймут это и скажут то, что нужно, кому следует.

— Значит, вы рассчитываете просто выйти с белым флагом и заявить: “Я пришла к вам с миром”? — Фраза была подчеркнуто шутливой, но Бартлет казался всерьез заинтригованным.

Анна пожала плечами.

— Что-то в этом роде. Я подозреваю, что прямой путь может оказаться самым коротким. Впрочем, я довольно скоро это узнаю. — Она посмотрела на часы. — Ближайшим рейсом, на который удастся достать билет, я вылетаю в Цюрих.

* * *

Меттленберг, Санкт-Галлен, Швейцария

Спустя пять с небольшим часов Бен Хартман сидел в своем арендованном “Рэнджровере” на стоянке перед больницей Regionalspital Sankt Gallen Nord, наблюдая за приходящими и уходящими людьми: врачами, медсестрами и другими работниками больницы. Мощный двигатель чуть слышно гудел. К счастью, народу было совсем немного, даже сразу после пяти часов, когда заканчивался рабочий день у конторских служащих. Начали сгущаться сумерки, и зажглись уличные фонари.

Из Цюриха он позвонил в больницу и попросил доктора Маргариту Хубли. Его соединили прямо с педиатрией, а там он спросил по-английски, на месте ли она.

— Да, — ответил ему женский голос. — Вы хотеть назначить встреча, чтобы доктор увидеть? — Английский, на котором разговаривала медсестра, был ужасающим, но более или менее понятным.

— Нет, — сказал он, — я лишь хотел удостовериться, что доктор находится в больнице. У меня болеет ребенок, и мне нужно узнать, есть ли у вас в настоящее время педиатр, к которому мы могли бы обратиться, если его состояние станет хуже. — Спросив, до которого часа работает доктор Хубли, он поблагодарил медсестру и повесил трубку.

Лизл должна была находиться в больнице только до четырех часов дня. Он ожидал уже более двух часов; она задерживалась на час с лишним. Бен был уверен, что она еще не выходила из больницы. Кроме того, среди находившихся на стоянке машин он узнал ее “Рено”. Он предполагал, что она относится к тем преданным своему делу врачам, которые проводят на работе долгие часы и обращают мало внимания на график.

Он понял, что может просидеть здесь неведомо сколько.

Учредительного договора, о котором рассказывал Питер, в сейфе не оказалось. В таком случае где еще он мог находиться? Брат говорил, что хорошо спрятал его. Можно ли считать, что Лизл сказала правду насчет того, что ей неизвестно, где находится бумага? Не могло ли быть так, что Питер спрятал ее где-то в хижине среди своих вещей, ничего не сказав об этом Лизл?

Слишком уж быстро она ответила, когда он спросил, не мог ли Питер там что-нибудь спрятать. Ей что-то было известно, но она не хотела об этом говорить.

Он должен попасть в хижину.

Еще через сорок минут Лизл вышла из двери с надписью “Скорая помощь”.

Она с кем-то разговаривала, смеясь. Потом помахала рукой, прощаясь, и застегнула до самого подбородка “молнию” кожаной куртки. И после этого быстро, почти бегом направилась к своей машине, села за руль и завела мотор.

Бен выждал, пока она отъедет на изрядное расстояние, и только после этого выехал со стоянки. Вряд ли она обратила внимание на стоявший в стороне “Рэнджровер”, так что у нее не было оснований что-либо заподозрить, кроме, конечно, ее привычной осторожности. Однако лучше не пугать ее попусту.

В книжном магазине для туристов в Цюрихе он купил карту кантона Санкт-Галлен и внимательно изучил имевшиеся в районе дороги. И Питер, и Лизл, говоря о своем жилище, употребляли слово “хижина”, из чего, вероятно, следовало сделать вывод, что дом находился где-то в лесу. Неподалеку от больницы, километрах приблизительно в восьми на север — северо-запад имелся лишь один лесной массив. До другого леса, находившегося на разумном удалении от Меттленберга, было километров сорок. Для человека, который должен каждый день являться на работу и, по-видимому, быстро приезжать туда в срочных случаях, это весьма солидное расстояние. Вероятнее всего, хижина находится в ближнем лесу.

Припомнив схему дорог, он сообразил, что до следующего поворота менее двух километров. Но если где-то на этом отрезке пути она остановится или съедет на малозаметную дорогу, то он скорее всего ее потеряет. Ему оставалось только уповать на то, что она ничего такого не сделает.

Вскоре дорога круто пошла вверх, повинуясь причудливым перепадам рельефа этой холмистой части Швейцарии. Это позволило ему посмотреть далеко вперед; машина, в которой он узнал “Рено” Лизл, остановилась перед светофором на перекрестке с шоссе, отмеченным на карте номером 10.

Повернув налево, она направилась бы к тому самому лесу, который он выбрал. А если бы она свернула направо или поехала прямо, то он и представить не смог бы, куда она могла направляться.

“Рено” свернул налево.