«По-моему, у нас ничего не получится». А он: «Нам просто нужно вернуться в пустыню и принять еще айяуаски».

– Значит, это была всего лишь долгая галлюцинация?

– Точно. Поэтому она говорит: «Нет, забирай свои вещи и уходи» – он так и делает. Затем, примерно через неделю, появляется ужасная вонь. В каждой комнате. Эмма никак не может от нее избавиться.

– О нет.

– Она вызывает уборщиков – те наводят идеальный порядок, но запах не исчезает. Прожив в этом аду месяц, Эмма наконец выяснила, откуда он исходил.

– И?

– Чувак разобрал кондиционер, затолкал в него сырых креветок, а потом снова собрал. Запах распространялся вместе с потоком воздуха.

– Мерзость. – С минуту я молчала, пораженная анекдотичностью развязки. – Прекрасное дополнение к Полке Злорадства, Лола. Наш худший разрыв никогда с этим не сравнится.

– А что бы ты сделала? На ее месте?

Я допила остатки приторно-сладкого кофейного ликера.

– Вернулась бы в пустыню, – сказала я. – И приняла еще.

– Но тогда их отношения были бы ложью.

– Вспомни Деметрия и Елену.

– Они учились с нами в универе?

– Это из «Сна в летнюю ночь». В конце пьесы две пары обретают счастье со своими сужеными. Но Деметрий любит Елену только потому, что на него наложены чары.

– И на этом все заканчивается?

– Да.

– Почему?

– Есть разные теории. Вероятно, от Шекспира требовалось завершить историю по всем правилам комедии. Когда я работала в школе, то с трудом могла объяснить ученикам – они считали такой счастливый конец крайне неправдоподобным. И постоянно спрашивали, как я думаю, будет ли Деметрий по-прежнему любить Елену после окончания пьесы.

– И как по-твоему, будет?

– Вопрос не в том, продолжит ли он ее любить, а в том, проснулся ли он, – сказала я.

Лола смотрела на улицу, фонарь заливал ее лицо янтарным светом – светом, который столько лет освещал ночные сцены нашей дружбы. Она взяла мой телефон, разблокировала его и открыла магазин приложений. Появилась иконка «Линкса» с возможностью загрузки.

– Надеюсь, не проснулся, – подытожила она и положила телефон мне на ладонь.

Экран призывно светился неизвестностью.

Эпилог

Когда я просыпаюсь 3 августа, на небе ни облачка. Такая погода напоминает о детстве: божьи коровки на веснушчатых руках и клубничное мороженое в парке. Наверняка в те годы бывали и облачные дни с моросящим дождем, но я ни одного из них не помню. Я чищу зубы, умываюсь и по традиции – хотя и вопреки исторической достоверности – включаю в гостиной «The Edge of Heaven». Это и правда прекрасная танцевальная песня.

Я отправляюсь на прогулку по району. Переступаю через остатки ночных застолий у кафешек. Прохожу мимо облупившегося красного фасада «Таверны» – при дневном свете он похож на детского аниматора без костюма. Я делаю излюбленный круг по Хэмпстед-Хит и по дороге домой покупаю флэт-уайт (двойной, с жирным молоком).

Когда я возвращаюсь, Анджело как раз уходит. Мы обмениваемся любезностями, выкуриваем по сигарете на солнышке, и я сообщаю о своем тридцать третьем дне рождения. Он говорит, что это возраст распятого Христа, и спрашивает, как я планирую сравняться с его достижениями. Я отвечаю, что наверняка спасу человечество в грядущем году. А если нет, то обязательно стану больше жертвовать продовольственным банкам.

В середине дня я держу путь на Албин-сквер. В этот раз мне захотелось отпраздновать, устроив скромный пикник, и я не придумала лучшего места, чем сквер возле моего первого дома. С собой у меня покрывало, несколько складных стульев и сумка-холодильник с вином и едой. В списке гостей всего семь человек: Кэтрин, Марк, Лола, Джо, Люси, мама и папа.

Первыми прибывают Кэтрин и Марк. Фредди на руках у матери, Оливия держит Марка за руку, никто не жалуется, что пришлось долго добираться до Восточного Лондона, хотя они наверняка обсуждали это в поезде. Я попросила всех принести любимые снеки из детства – я провожу исследование для последней главы новой книги. Кэт взяла хрустящий картофель с солью и уксусом, Марк принес яйца по-шотландски.

Вскоре появляются Джо и Люси с упаковками «Бэбибел» и «Джемми Доджерс». Люси вначале заедает сыр печеньем, потом наоборот. В какой-то момент она кладет «Бэбибел» между двумя «Доджерсами» и съедает разом. Ее живот уже округлился, и Джо от нее не отходит. Он из тех будущих отцов, которые относятся к родам как к совместному предприятию и знают ответы на все вопросы о беременности. Они приехали на новом темно-синем автомобиле, и Люси пилит мужа из-за парковки. В машине уже есть детское кресло. Однажды их ребенок сядет на скамейку и будет гадать, не отправился ли этот синий автомобиль на металлолом, отчаянно желая, чтобы тот приехал и забрал его или ее.

Появляется Лола с шербетом и клубничной лакрицей, в синем клетчатом макси-платье и такого же цвета зонтиком от солнца. Вечером она идет на свидание с мужчиной из нового приложения, подбирающего пару не по взаимным предпочтениям, а исходя из общих антипатий. Они уже пять дней переписываются о своей ненависти к кантри-музыке и панини с помидорами. По знаку зодиака он Близнецы, но Лола все же надеется, что это ее суженый. Мы уговариваем подругу не брать зонтик.

Едва приехав, папа сразу вспоминает Албин-сквер. Он помнит, как учил меня кататься на велосипеде по кругу; помнит день, когда я упала с тутового дерева и мне наложили швы на колено; помнит скамейку, на которой они сидели со мной через несколько дней после моего рождения. Я перестала просеивать руду его воспоминаний и гадать, какой осадок останется. Порой он забывает, кто я, а иногда помнит результаты всех моих экзаменов по скрипке. Я воображаю тех, кого он любит, в виде экспозиции картин Пикассо – они все время причудливым образом меняются местами у него в голове, но никуда не исчезают.

Папа с Джо беседуют на скамейке о крикете. Мама сидит на траве и демонстрирует Лоле, как научилась заплетать себе косу «рыбий хвост». Оливия объедается шербетом, пока никто не смотрит.

Кэтрин испекла торт. Она просит меня сесть на скамейку рядом с папой, а сама тем временем достает угощение из сумки за спиной у Марка. Торт трехъярусный, кривобокий и покрыт лютиково-желтой глазурью.

Все поют «С днем рождения тебя». Лола не попадает в ноты, Фредди хихикает у меня на коленях, мама фотографирует. Оливия ползает под тутовым деревом. Это дерево живет во мне, его невозможно сломать, только спрятать или потерять в наплывающем тумане. Оно проросло сквозь меня, его ствол – мой позвоночник. Кэтрин держит торт передо мной, пламя свечей слегка подрагивает в неподвижном дневном мареве. «Загадай желание», – говорит она. Я закрываю глаза и думаю о пока неведомых мне дорогах, которые ждут впереди. Я ничего не могу планировать, только идти дальше и верить. Я задуваю свечи на торте в тридцать третий раз. Начинается очередной год.

Благодарности

Я могла бы написать десять страниц благодарностей Джульетте Аннан – за ее интуицию, мудрость, остроумие, проницательность и прямолинейность. Но в последние годы ей и так пришлось редактировать много моего словоблудия, вот почему я просто скажу: мне нравилось каждое мгновение работы над книгой. Это всецело заслуга Джульетты, которая, замечу с удовольствием, права во всем.

Спасибо Клэр Конвилл за ее непоколебимое руководство, страсть и доброту. Поддержка такой женщины – лучшее, чего можно пожелать.

Спасибо Джейн Джентл, Поппи Норт, Роуз Пул и Ассаллах Таир – соучастницам и стратегам, хранителям моей работы и здравомыслия.

Спасибо Рут Джонстон, Тинеке Моллеманс и Кайле Дин – трудоголикам, добытчицам, истинным леди.

Чтобы написать эту историю, мне потребовалось собрать некоторые сведения, и я благодарна за щедрость людям, поделившимся опытом, знаниями и информацией. Спасибо Джулиану Линли, Ханне Маккей, Хильде Хайо, Холли Бейнбридж, Говарду Мастерсу и благотворительной организации «Dementia UK».

Спасибо за поддержку моим первым читателям: Фарли Клейнер, Индии Мастерс и Эдварду Блюмелу.

Отдельные разговоры с друзьями вдохновили меня на написание многих глав – я особенно благодарна Тому Бёрду, Саре Спенсер-Эшворт, Монике Хейзи, Кэролайн О’Донохью, Эдди Каммингу, Октавии Брайт, Хелен Нианиас, Индии Мастерс, Лауре Джейн Уильямс, Фарли Кляйнер, Уиллу Хилду, Максу Притчарду, Эду Криппсу, Сабрине Белл, Саре Диллистон и Софи Уилкинсон.

Спасибо Лорейн Кэнди, Лоре Аткинсон