— Осторожно, Михаил Александрович. Побереги свои яркие образы, иначе я сбегу с работы. После твоего описания у меня возникла эрекция… А вторая? Кто она? — Нейтрально-деловое выражение лица менеджера сменилось мечтательным.

— Это чистейший бриллиант. Прошлой весной ты запал на нее в «Короне». Зовут Яночка. Из Ельца. Чтобы не дразнить тебя эротическими деталями, скажу лишь, что, если бы она была современницей да Винчи и Боттичелли, наша Яночка оказалась бы на холсте вместо Джоконды и ее лик венчал бы картину «Рождение Венеры». Такого вот класса телки. Когда махнемся?

— Сколько бабла они ждут от кавалера?

— Я каждой из них плачу помесячно полтинник зелени. А ты своей?

— Тридцатку.

— Хорошо устроился. Счастливчик. У кого ты ее забрал?

— Мы встретились в самолете. Когда я предложил ей тридцатку, то понял, что переборщил. Думаю, она была бы согласна и на пятнашку. Я с ней уже третий месяц…

— Сотка в месяц тебе в тягость? Объемы продаж падают?

— Да, тяжело.

— А полтинник потянешь? Я имею в виду за одну?

— Если придется платить четвертак, то буду вынужден вытаскивать из кубышки. Еще пару месяцев я без напряга готов двадцатку платить. Кризис…

— За какую из них?

— За Яну. Помню ее…

— Не знаю, даст ли она согласие за такие бабки. А может, другой вариант обсудим. Я тебе даю тридцатку зелени, а ты перебрасываешь свою красотку мне. Добавляешь двадцатку и месяц живешь с Яночкой. А Алену я пристрою своему другу Леониду Ефимкину. Кстати, познакомься. Мы пришли брать две тачки. И ждем от тебя двадцать процентов скидки.

Мужчины обменялись кивками.

— Давай разделим два дела. Начали с телок, так закончим. Твой вариант мне подходит. Твоя тридцатка, остальные мои, и я месяц живу с Янкой. Договорились? Но только месяц. Бог знает, как дела дальше пойдут.

— А как твою красотку зовут?

— Виктория, она из Ростова.

— О’кей! У тебя живет или снимаешь ей хату?

— У меня.

— Когда моему водиле подъехать, чтобы забрать ее?

— Завтра поутру, часов в двенадцать.

— Забили! Я сейчас с тобой расплачусь. А как с машинами?

— Двадцать процентов не смогу. Пятнадцать плюс зимние покрышки. Восемь шин тянут больше чем на тридцатку зелени. Как платите?

— Я карточкой, а ты? — обратился Михаил Александрович к Ефимкину.

— Я налом.

— Где он у тебя?

— Вот, в кейсе.

— Из твоей части платежа тридцатку отдашь мне, а я оплачу эту сумму кредиткой. Слышал, мне за Викторию нужен кэш. Между нами говоря, чтобы больше никогда с такими деньгами по городу на разъезжал. Это тебе не Сибирь. Хлопнут, а за поминки некому будет платить. Пока найдут близких, — впрочем, если они у тебя есть, — пройдет несколько месяцев. А прозектура — это устоявшийся бизнес, им невыгодно родню искать. Пролежит у них труп три месяца, они списывают его в крематорий. Но только по бумагам, на самом деле продают медвузам для занятий по анатомии. Ко всему прочему, место на кладбище в Москве тянет на двести тысяч долларов. А за место с именем и миллион потребуют. Ну, давай рассчитываться.

— А машины когда получим?

— Через пару дней.

— Ты за покрышки не возьмешь с меня четыре с половиной процента? Это же подарок!

— Покрышка стоит четыре тысячи долларов. Четыре на четыре — шестнадцать тысяч. Моя доля из них семьсот двадцать долларов. По коммерческим законам ты должен мне заплатить. Обязан! Но… Предлагаю следующее. Сегодня вечером ты накроешь стол в ресторанчике «Дель Соль». Закажешь лобстера, устриц и бутылку вина. Если придешь с телкой, то нас будет четверо. Если один, я приглашу прекрасную Алену. Честно говоря, жаль ее отдавать. Но завтра я буду уже с Викой. Одним словом, понравится — заберешь, только не на одну ночь, в нашем кругу одноночницы не появляются. Если берешь, то на несколько месяцев. Условия помнишь? Но тут торговаться нельзя. Прибереги талант для других сделок. Позволительно сказать лишь одно слово: «пошли». Другой вариант — молчание. Понял? У меня складывается ощущение, что я становлюсь консультантом по адаптации провинциала к столичной шикерии. А что получу взамен?

Вскоре новые знакомые закончили оформление документов, рассчитались и двинулись к выходу.

— У тебя в Москве есть приятели? Впрочем, если ты один с чемоданом кэша приперся покупать элитный автомобиль, можно предположить, что их нет.

— Есть, но не много.

— Сколько и кто? Если они не приятели, а знакомые, тогда я пойму. А если приятели, могу засвидетельствовать, что они конченые козлы. Ни один приличный друг не отпустит иногороднего в таком городе, как Москва, с чемоданом денег покупать «Бентли». Скажи мне их имена.

— Дмитрий Зябухин и Иван Прищепкин. Знаком с ними?

— Зябухин, Зябухин, Дмитрий Зябухин… Понимаешь, Ленька, если я даже имени его никогда не слышал, то в Москве он полный ноль. Конечно, я не знаком с его человеческими качествами, но в столице он никто. А Прищепкин — это старая гнида. Хочу тебе сказать, что вся столичная сволочь, которая здесь найти себя не способна, ездит по провинции, представляясь порядочными и важными особами. Я знал его еще в начале перестройки. Мерзость необыкновенная. Шакалюга. Говорит «Привет!» и врет! За кидалово его два раза закапывали, несколько раз поджигали, били как скотину. Что тебя с ним связывает?

— Встречались в Новосибирске несколько раз, в Кемерове и Красноярске. Кроме общего трепа, абсолютно ничего. Он предлагал помощь при трудоустройстве в Москве. Пожалуй, все.

— Ты что, ищешь работу? — удивился Михаил Александрович.

— Столько денег отстегнул бюрократам, что на некоторое время сам хочу занять чиновничью должность. Хоть часть верну назад.

— Неожиданно. Зачем тогда «Бентли»?

— На тусовки… Что, неправильно?

— Я бы не советовал. Да ладно. Что выбрал? В какое кресло садишься?

— Хочу в держрезерв. Начальником департамента продовольствия.

— Кто тебя крышует, не Прищепкин ли?

— Нет. Хотя собирался обсудить с ним этот вопрос. Теперь, после твоих слов, даже не знаю, как быть…

— Недавно там назначили нового руководителя. Конечно, дали карт-бланш заменить аппарат. Попытаюсь узнать, какие у тебя шансы. Сколько платишь за должность?

— Миллион… Можно чуть больше… Долларов!

— За миллион никто разговаривать не станет. Для столицы это не деньги, даже во время кризиса.

— А сколько тогда?

— Не знаю… Ну, миллионов семь. А может, нынче за пять согласятся.

— Пять многовато, когда отобьешь этот денежный массив? Два миллиона я бы дал, но с гарантиями.