Правда, немцы осознавали, что такому же обращению могут подвергнуться и пленные из вермахта. В начале 1942 г. в «Вестях из рейха» говорилось: часть немецкой общественности опасается того, что боевые действия могут продлиться и в неподходящий для Германии момент в войну вступят США с их колоссальными ресурсами, а также того, что в варварских условиях России немецким военнопленным придется несладко. Поскольку Советский Союз объявил об отказе от Гаагской конвенции и не присоединился к Женевской конвенции о военнопленных, то немецкая общественность опасалась, что Красная армия не будет придерживаться общепринятых правил ведения войны. Вскоре после начала войны до немцев дошли сведения о расстрелах красноармейцами немецких военнопленных. Так, сообщалось, что 180 раненых немецких солдат на Украине попали в руки красноармейцев, и все были расстреляны. От 90 до 95% немецких солдат, в 1941–1942 гг. попавших в плен в России, были расстреляны.

Интересно отметить, что обращение с «окруженцами» и в немецкой армии было довольно жестким. Так, солдат-мемуарист Ги Сайер приводит довольно редкое в литературе описание встречи полевой жандармерией частей вермахта, вышедших из окружения после форсирования советскими частями Днепра в 1943 г. Жандармы не хотели слушать объяснений солдат и требовали только ответа на вопросы, которые были в анкете. Сайер писал, что жандарма не удивляло, что перед ним стоит чудом выживший человек, потерявший десять килограммов веса, зато он негодовал по поводу того, что у лейтенанта пропал офицерский цейссовский бинокль. За эту потерю и за то, что тот не знал, где его взвод, офицера разжаловали. Правда, массовых и огульных репрессий по отношению к «окруженцам» (таких, как в Красной армии) в вермахте не практиковалось…

С советскими военнопленными обращались варварски. А с русскими военнопленными в Первую мировую войну обращались совершенно иначе. В чем дело? Почему старшие офицеры, которые прошли социализацию в прусской армии, превратились в простых исполните-, лей нацистской расовой политики? Тому есть причины объективного и субъективного свойства, к которым стоит присмотреться.

Военнопленными в вермахте занималось ABA (AWA, Allgemeines Wehrmachtsamt); это Управление по делам военнопленных входило в ОКВ. В состав АВА входило также бюро «чиновника по специальным поручениям», это бюро осуществляло связь между ОKB и партийной канцелярией — таким путем нацистская партия оказывала влияние на политику по отношению к военнопленным. Начальником АВА и непосредственным руководителем Управления по делам военнопленных был генерал Рейнеке, который был известен своими пронацистскими взглядами и с декабря 1943 г. являлся ответственным за политическое воспитание в вермахте. Охрану в лагерях военнопленных несли призывники старшего возраста, сформированные в отдельные батальоны ландвера. Интересно отметить, что особое положение занимали лагеря для военнопленных летчиков; они были изъяты из ведения ОКВ и подчинены исключительно ОКЛ. В эти лагеря помещали летчиков западных держав, а советских и польских — помещали в обычные лагеря, что было косвенным свидетельством дискриминации красноармейцев.

Организация системы лагерей для военнопленных в вермахте была продумана давно, поскольку еще до начала Второй мировой войны немецкое военное руководство знало, что в условиях мобильной войны будет не обойтись без сборных и пересыльных лагерных пунктов для военнопленных. Было несколько типов лагерей для военнопленных: «дулаг» (Durchgangslager) — пересыльный лагерь; «шталаг» — (Front-Mannschaftstammlager) — основной лагерь какой-либо армии; «офлаг» (Offizierslager) — офицерский лагерь. Поскольку армейские «шталаги» и «офлаги» не могли поспеть за быстро движущимися фронтовыми частями, то заботу о военнопленных брал на себя персонал «дулагов», иногда имевших автомобили, иногда конную тягу, и следовавших за фронтовиками. «Дулаги» были пересылками и подчинялись тыловым комендатурам соответствующих армий, так называемым «корюксам» (Kommandatur des Rückwartigen Armeegebiets). Ввиду того, что на Востоке речь шла об огромных территориях, «дулаги» активно кооперировались с охранными (комендантскими) дивизиями вермахта (Sicherungsdivisionen), которые имели задачу установить административный контроль над захваченной фронтовыми армейскими частями территорией. «Дулаги» находились в тыловых районах действующей армии, а «шталаги» — в районах, находящихся под юрисдикцией немецкой гражданской администрации. Даже слово «лагерь» приукрашивало эти учреждения, поскольку «дулаги», «шталаги» и «офлаги» бывали порой просто участками земли, обнесенными колючей проволокой.

В соответствии со служебной инструкцией, военнопленные в «дулаге» должны были оставаться там до того момента, пока их количество не достигнет 5000 человек. В той же инструкции говорилось, что задачей руководства «дулага» является разделить обитателей лагеря по расам и национальностям и составить список пленных. С военнопленными рекомендовалось обращаться строго, но справедливо — в рамках международных соглашений о военнопленных от 1927 г. Указывалось также, что мелкие придирки к военнопленным не соответствуют понятиям о чести немецкого солдата. Однако, вопреки инструкции, число пленных в «дулагах» всегда превышало норму, и руководство всеми правдами и неправдами стремилось избавиться от военнопленных и переправить их дальше. При огромной текучке отношения между охраной «дулагов» и пленными были неличностными; проявлять гуманность по отношению к военнопленным и при желании было бы нелегко, не говоря уже об отсутствии желания. Волны военнопленных катились по лагерям до осени 1941 г., а потом все лето 1942 г… Инструкция позволяла подолгу задерживать некоторые категории военнопленных в «дулагах» для их санитарного или иного обустройства. Поскольку между Германией и СССР не было договора о правилах обращения с военнопленными, то нацистское руководство приняло решение о привлечении военнопленных к работам.

Обычно в исторической литературе не обращали особенного внимания на существование специальных эсэсовских лагерей для советских военнопленных. Между тем комендант Освенцима Хесс еще в марте 1941 г. получил приказ Гиммлера подготовиться к размещению 100 тысяч человек — ясно, что речь шла именно о советских военнопленных. Этих людей эсэсовцы хотели задействовать в качестве рабочих на заводах по производству искусственного каучука; это и было сделано после начала реализации плана «Барбаросса». Правда, первоначально речь шла о небольших партиях военнопленных.

В августе 1941 г. по вопросу пропитания пленных (вместо импровизаций тыловых подразделений вермахта) пришло официальное распоряжение: ограничить ежедневный рацион работающих военнопленных 2100 калориями, а неработающих — 2040 калориями. Эти нормы, однако, существовали только на бумаге. Такое положение противоречило международному праву: в соответствии со статьей 11 Женевских соглашений о военнопленных, нормы их питания должны были соответствовать нормам питания армейского резерва; в статье 82 уточнялось, что норма должна соблюдаться даже в том случае, если военнопленные принадлежат стране, не подписывавшей соглашений о военнопленных. Немецкое военное руководство игнорировало эти пункты соглашений. 16 сентября 1941 г. Геринг заявил: «При продовольственном снабжении большевистских военнопленных, в отличие от военнопленных западных стран, мы не привязаны ни к каким обязательствам и соглашениям. Их снабжение зависит только от того, как они смогут работать». Таким образом, было ясно, что всех остальных, неработающих военнопленных, планировалось уморить голодом. Это подтверждается и тем, что Геринг требовал сократить рационы советских военнопленных для поддержания стандартов питания гражданского населения в Германии. К тому же Геринг, слывший большим гурманом, цинично высказался об определении пищевой ценности мяса лошадей и собак для пропитания советских военнопленных. Чуть позже генерал-квартирмейстер вермахта (начальник тыла) Эдуард Вагнер распорядился сократить рационы для неработающих военнопленных до 500 калорий, что составляло 2/3 минимальной нормы. Это было равносильно смертному приговору, ибо большинство советских солдат попадали в плен до предела истощенными.