с ним снова, и я его сразу узнал в облике заведующего отделом промышленности Лесозаводского горкома партии Виктора Николаевича Коваленко. Мне пришлось даже несколько месяцев поработать под его началом в качестве инструктора отдела райкома, и мы с ним очень хорошо даже ладили.

В нашей школе в ту пору была сравнительно неплохо организована спортивная и краеведческая работа, действовали многочисленные кружки по интересам. В нашем классе мы с увлечением занимались выпуском стенгазеты, и я тоже с интересом участвовал в этом деле: впервые в жизни написал несколько небольших фельетонов на школьные темы, причём в стихотворной форме, хотя в то время я ещё и не подозревал даже, что стану когда-нибудь профессиональным журналистом. Правда, эти «вирши» были, например, такого рода:

Наш Боклаг в школу не идёт,

На стадион шагает,

Положит книжки у ворот

И в поле мяч гоняет…

Это было уже в седьмом классе, когда нас перевели в основной корпус да ещё на второй этаж, а меня неожиданно избрали групкомсоргом.

Однако с большим удовольствием я занимался тогда в историческом кружке, который почему-то возглавляла наша классная руководительница, совсем молоденькая учительница физики и недавняя выпускница пединститута. На первом же организационном занятии членов кружка я выбрал для своего доклада тему о Дмитрии Донском и Куликовской битве с ордой хана Мамая. Выбор был не случаен: как раз накануне я залпом прочитал завороживший меня на всю жизнь исторический роман писателя Сергея Бородина «Дмитрий Донской». Книгу эту, кстати, мне подарил одноклассник с турецкой, как он однажды сказал мне сам, фамилией Давшан. Почему именно турецкой, я тогда даже не заморачивался, просто это был первый мальчишка в классе, с которым я подружился на материке после переезда с Камчатки. У него дома оказалось много интересных книг, и это обстоятельство ещё больше нас сблизило. Благодаря этой удивительной книжке, так поразившей меня в ту пору, я подготовил, видимо, вполне достойный доклад о той далёкой эпохе. Ребята слушали меня внимательно, не перебивали, а я им рассказывал и о первой победоносной битве с татаро-монголами на невеликой по размерам реке Вожа за два года до Куликова поля, о Сергее Радонежском, главном вдохновителе великого князя московского Дмитрия на борьбу за освобождение земли русской от ненавистного ига, о самом князе и его соратниках в этой борьбе, и очень подробно непосредственно о легендарной Куликовской битве, нарисовав мелом на доске даже схему расположения русских войск и Засадного полка, решившего исход этой великой битвы. Наша миниатюрная белокурая классная руководительница Софья (так мы её обычно называли за глаза, поэтому отчество её и не запомнилось), изумительно похожая на Мэрилин Монро, даже зааплодировала мне по окончании доклада, видимо, сама впервые услышала такие подробности о тех далёких временах, которые я почерпнул из этой любимой мною до сих пор книги Сергея Бородина и добросовестно пересказал на одном из первых занятий нашего школьного исторического кружка.

Что же касается моего первого школьного друга на материке, подарившего мне такую памятную книгу, то, к великому сожалению, наша дружба продолжалась совсем недолго: в следующем году его уже не было в нашем классе. Прошёл слух, что его отец, служивший в местном райвоенкомате, оказался чуть ли не врагом народа, как и отец одной моей одноклассницы, первый секретарь горкома партии, якобы уличённый в том, что был он в прошлом белогвардейским офицером. Да, такое вот время было: двое хороших ребят из наших одноклассников неизвестно куда исчезли вместе со своими родителями из нашей жизни навсегда. Эта высокорослая красивая девочка с роскошной русой косой сидела за партой впереди нас с Смолярчуком из села Иннокентьевка, и мой сосед все донимал её, дёргая за косу. А рядом с ней, передо мной, сидела Лена Гацан, отец которой заведовал городским отделом народного образования. Её тёмно-русые косички были всегда аккуратно уложены на затылке, что лишало ребят соблазна из дурацкого озорства посягать на их безопасность.

Много хороших друзей у меня было в этом классе, у которых я мог брать книги из их личных библиотек. Помнится, Володя Вдовкин дал мне из его отцовской библиотеки огромный фолиант довоенного ещё выпуска с четырьмя томами шолоховского «Тихого Дона», и я его прочитал запоем. А другой одноклассник – Садовский, сын директора школы, сидевший за партой рядом с Давшаном, дал мне однажды почитать роман «Георгий Саакадзе» Анны Антоновской (тогда ещё однотомник), и эта эпопея под заголовком «Великий моурави», в 60-х годах ставшая уже шеститомником и уже несколько раз прочитанная мною за прошедшие годы, и сейчас стоит на полке моей собственной библиотеки среди моих любимых книг. На задней парте в нашем классе сидел сын одного из офицеров местного гарнизона по фамилии Меренков. Имя его забылось, а сам он запомнился довольно хорошо. Был он года на два старше любого из нас, учился хорошо и заподозрить его во второгодничестве из-за лени или просто нежелания постигать школьные науки было просто неразумно. Скорее всего, его причиной такого отставания от своих сверстников в школьной учёбе была кочевая жизнь его военных родителей. А запомнился он тем, что мы часто собирались на квартире в его собственной комнате, наполненной книгами и различными атрибутами воинской жизни, рассматривали висевшие на стенах красивые сабли и кинжалы, старинные пистолеты и ружья, будто оказались в каком-то музее. А потом пили чай, листали семейные фотоальбомы, книги и журналы, заводили патефон и слушали разные пластинки и говорили о самом разном, что было для нас интересно. А потом он брал в руки гитару, пел сам хорошие песни, и мы пели с ним вместе. И что самое интересное, хотя этот широкоплечий и рослый парень был гораздо взрослее нас и, очевидно, больше нас повидал и даже знал, у него абсолютно не было даже какого-либо элементарного высокомерия по отношению к нам, фактически малышам, по сравнению с ним. И что самое главное, при наших таких увлекательных встречах в этой роскошной комнате нашего одноклассника даже намёка не было на какие-либо пошлости, похабщину или просто скабрезности, не говоря уже об употреблении в речи матерщинных словечек, о желании покурить или попробовать алкогольные напитки – всё это было ещё так далеко за пределами нашего юношеского сознания. И что самое интересное, это было просто какой-то естественной нормой нашего бытия и не требовало никакого насилия над самим собой. Сейчас даже сверстники-первоклассники моего младшего внука Гошки, по крайней мере некоторые из них, когда вываливаются на улицу из школы, матерятся покруче самого заматерелого алкаша.