Митька? Причем тут Митька?

- Где мой сын? - звенящим от явной ярости и скрытого страха голосом выпалил Меркулов.

- Отправился к своей Кровной родичке Моране! Подох! Как пес, разом с грязными жидовскими тварями! - торжествующий крик донесся с ближайшей крыши. Мелькнул автоматонный плащ и широкополая шляпа а-ля Рокамболь.

Псы-оборотни возмущенно взвыли и дернулись было вслед промелькнувшей на крыше тени, но резкий медвежий рык заставил их замереть на месте.

- Мне жаль, - голос предводителя фоморов, странный, не мужской и не женский, зазвучал также завораживающе-мелодично, как у альва. - Крови Морриган не следовало вмешиваться: чтобы открыть проход, нам хватило бы вот его жизни ... - свисающий ему на лицо край ткани мотнулся, когда он кивнул на альва - ... и крови его родичей по матери. Но теперь мы сделаем все, чтобы смерть крови Морриган не была напрасной! Этот город и этот мир будет наш! - из второй его руки тоже выметнулся клинок, и он пронзительно заверещал. - Gurth gothrimlye fo-moiri!14

«Мертв... мертв... — это слово перекатывалось в голове, как медный шар по тарелке. - Мой сын - мертв.» Митьку убили. Считай, принесли в жертву. Чтоб пустить сюда вот этих тварей! Автоматон Аркадия Меркулова сорвался с места прежде, чем смолк крик предводителя. Оборотни ринулись за ним, а сверху из распахнутых окон снова за грохотали выстрелы.

Глава 28. Битва на границе миров

Между врагами, точно из пустоты, возникли двое. Хрупкий мальчишка в лохмотьях и потрепанном картузе сидел на корточках, прижимая испачканные ладошки к мостовой. И невысокий, но широкоплечий юноша, в драной сорочке, подбирался к фонарю на границе еврейского квартала.

- Что вам стоило еще чуток побеседовать - я уже почти добрался! – досадливо рявкнул юноша, одной рукой подхватывая своего мелкого спутника, и отшвыривая его в сторону.

Мальчишка улетел с совершенно девчоночьим визгом, а сверху, как сокол на добычу, рухнула жуткая тварь с крыльями, подхватила его за шиворот и зашвырнула в ближайшее окно. Окно с той стороны немедленно захлопнули, зато распахнулось соседнее, а выстрелы грянули уже оттуда.

- Митька! - заорал Меркулов. – живой!

В тот же миг фонарь, к которому он подбирался, снова вспыхнул. Похожие одновременно на огненные фонтаны и горящие клены, фонари полыхали по границам еврейского квартала.

- Ашшш! - угольно-черная тень вытянулась по земле - и тень эта шелестела! Ее появление было ... слышно! Рядом появилась вторая тень, а навстречу им по земле уже скользили тени-щупальца от других фонарей. Мгновение - и квартал замкнуло в черное кольцо. Внутри него играли сполохи багрово-фиолетовых огней, и что-то шевелилось. Пыхнув, будто дым из трубы, взвился клок серого тумана ...

- Аrаn'уа Indekhe15! -из кольца тьмы и сполохов с боевым кличем вылетел вооружённый копьем фомор с непомерно широкими плечами и головой.

- По маре не стрелять, она наша! - заорал Митя.

- Искренне ваша ... - буркнула мара, падая сверху и вгрызлась клыками в короткую шею фомора.

Тот с воплем закрутился на месте - мара висела у него на плечах. Но из черного кольца вместе с туманом валила новая фоморья толпа.

Поднятый на дыбы автоматон отца завертелся на месте, орудуя раскрывшимися вместо передних копыт боевыми тесаками. Фрррр! - стремительный пируэт на задних ногах, широко разведенные лезвия рубили фоморов, как гребной винт речную воду. Во все стороны брызнула черная кровь.

- Бейте по тем частям, которые здесь! - крик княжича Урусова перекрыл даже грохот схватки.

Из рук Йоэля вылетели ивовые лозы, пропитанные кровью из многочисленных порезов на теле альва, они оплели руки и ноги похожего на паука фомора, не позволяя соскальзывать в иной мир. Отчаянно вопя по-немецки, Ингвар принялся молотить пойманного фомора по голове гаечным ключом. Меч выпал из рук фомора, Йоэль кинулся к зазвеневшему о булыжник клинку.

- Эк! - над головой пронеслась стремительная тень, альв крутанулся на месте ...

Громадный волк всем телом снес кинувшегося на Йоэля фомора, и тут же завизжал пронзительно и жалобно, когда когти твари вошли ему под ребра.

- Вшшших! - хлыст в руках княжича Урусова развернулся змеей, и полоснул крест-накрест.

Первый удар пришелся в пустоту, наполненную туманной мглой, зато второй вспорол плечевой доспех фомора, вырвав кусок кровоточащей плоти. Вторым ударом Урусов снес фомору голову.

У самых глаз стремительным росчерком мелькнул клинок - прыгнувший на Урусова фомор на миг завис, как наколотая на булавку бабочка. Подобранный Йоэлем тонкий, как спица, клинок вошел фомору точно в глаз. Взмахом гибкой «спицы» Йоэль стряхнул врага - клинок звучно свистнул. Свернул из ивовой лозы петлю, и захлестнул шею следующего врага.

Оборотень вскочил своему противнику на грудь, и раззявленная пасть прихватила фоморью голову, разом сминая ее между зубами.

- Аррра! - выскакивающие из озаренной сполохами пламени тьмы фоморы попадали в медвежьи объятия. Потапенко сгребал их сразу по несколько и стискивал так, что слышан был непрерывный хруст костей. Но из темного провала перли все новые и новые воины, а предводитель продолжал вопить:

- Ela sen! Ndengina ho!16

Вылетевшее из провала чудище, больше всего напоминающее старческую сморщенную голову с орлиными крыльями вместо ушей, ринулось на медведя сверху, скаля острые, как шилья клыки.

- Эк! - пожарный топор крутанулся в воздухе и вонзился твари прямиком в пасть. Вопль твари был страшен. На миг, краткий, как половинка удара сердца, она застыла в воздухе, а потом начала осыпаться серым прахом, и с воем исчезла.

Митя завертел топор вокруг себя. Его противник пустил волну изменений, уводя свою материальную половину в сторону и подставляя под удар колышущееся марево другого мира. Марево булькнуло, как болотная жижа, и его словно присыпало мелким черно-белым песком. Митя еще успел увидеть выражение безграничного изумления на уродливом лице фомора, прежде чем тот превратился в песчаный смерч и развеялся по ветру.

Митя ломился сквозь толпу фоморов. На него ринулись слева - он отмахнулся, острый крюк с другой стороны топорища завяз в мягком, чавкнуло, и топор тут же высвободился. До него попытались дотянуться длинным копьем, он рубанул по древку, но копье только спружинило, оказавшись крепче и обычного дерева, и собственного хозяина. Потому что от угодившего точно в лоб лезвия тот рассыпался в прах. На него навалились с двух сторон. В тот же миг перед ним возник предводитель фоморов, и копыто его водяного коня лягнуло