Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он управляет и карает, а люди всего лишь орудия в руках Провидения.
Недалеко от Вены есть гора, которая называется Земмеринг. На ее склонах, по воле Аллаха, люди построили дом отдыха. И я была там однажды, но не было мне покоя в этом доме, потому что там встретилась я с Марион, распутной наложницей мужа моего.
Гневу моему тогда не было предела. Я покинула тот дом, ибо не пристало дочери паши находиться под одной крышей с прелюбодейкой и развратницей. Однако Всевышний покарал меня за гордыню и приготовил на моем пути большие испытания.
Отец, это было тяжелым испытанием — встретиться с человеком, которому я была предназначена, и для которого когда-то изучала арабские молитвы и персидские стихи. Однако мне было вдвойне тяжело, потому что Джон Ролланд разбудил во мне любовь, и пробудил в моей душе грешные мысли в то время, как муж мой лежал в постели и ждал меня.
Но Аллах защитил меня, не позволив вступить на путь греха. Властитель справедливости обрушил свой гнев на Марион, пред которой разверзлись врата ада. Я узнала, что мужчина, с которым она предавалась греху, ушел от нее, и что она осталась одна, хотя была прекрасна и обладала большим опытом в искусстве любви и жизни.
Итак, я осталась со своим мужем, но глаза мои стали острей, а разум напряженней.
Отец, жизнь, которую ведут неверные, хороша и интересна только самим неверным. Для женщины же, рожденной в Стамбуле, эта жизнь дурна и скучна. В их мире слишком много мужчин и слишком мало детей. Тогда как у нас, все наоборот, мало мужчин и много детей. Хотя мужчины здесь сами, как дети малые, а какие здесь дети, я, к сожалению, сказать не могу, потому что я их здесь не видела.
Ты будешь удивлен отец, узнав, что один посторонний мужчина посмел поцеловать меня, а мой собственный муж только рассмеялся при этом, хотя он хороший муж, а не какой-нибудь мошенник. Вот такие странные здесь нравы.
Поистине, пути Господни неисповедимы. В гневе своем Он покарал распутницу Марион, а в милости своей вновь пощадил ее. Правда роль спасительницы, была отведена мне. Марион же, в свою очередь, помогла мне покинуть мир неверных и начать новую жизнь в согласии с самой собой. Мы обе были всего лишь орудиями в руках Всевышнего. Но, если я действовала с открытыми глазами, то Марион была слепа, и по сей день она не знает о том, что я тогда затевала. И это хорошо, о паша, потому что должна же существовать разница между принцессой из Стамбула, хранящей верность своему мужу, и порочной женщиной, которая изменяет своему мужу.
Изо дня в день я сидела с Марион за одним столом, вглядывалась в ее глаза, изучала ее сердце. А ночами, лежа рядом со своим супругом, вглядывалась в его глаза и изучала его сердце. Все это время Джон Ролланд был в пустыне, распростершись в пыли у трона Аллаха, я тщетно старалась не думать о нем, хотя он не шел у меня из головы.
Нет, о паша, и отец мой! Я бы никогда не последовала за Джоном, если бы я не знала, что судьба моего господина и повелителя доктора Александра Хасы, да пребудет мир с ним, не была бы в надежных руках. А руки Марион сейчас уже очень надежны и она будет ему верной женой, преданной и благодарной за милость, которую ей оказывает мой муж.
Ну вот, я снова путаюсь в лабиринте слов, а ты, отец, до сих пор не знаешь, что же все-таки произошло в Вене, и о том, как странно жизнь иногда обходится с людьми.
Это было во дворце старых монархов. Залы были торжественно освещены и все танцевали. Мелькали многочисленные мундиры, на мраморных стенах повсюду висели зеркала и картины, и там я увидела, что жизнь властителей этой страны сильно отличалась от жизни наших повелителей — султанов во дворцах Йылдыз Киоск или Эски Сарай.
Мы все собрались за одним столом, но только я знала нашу тайну. Мне казалось, я все время слышу трубу, зовущую в атаку.
Потом мы стояли на заснеженной улице, и я убедилась в том, что Джон — настоящий мужчина и навсегда покорил сердце дочери стамбульского паши. Он ударил по лицу доктора Курца, которого ты не знаешь, отец, но поверь мне, этот человек воистину негодяй! Джон, как волк на ночной охоте, бросился на него, а затем незаметно исчез. Мы отвезли Курца домой, и все вокруг были злы на меня, на наши обычаи и на моих друзей.
Когда мы вернулись домой, мой господин и повелитель наговорил мне много горьких слов. Он назвал меня дикаркой, сказал, что я позорю его, и что он очень за меня беспокоится. Я ничего не сказала ему и легла в постель, ведь он и не знал, что это я о нем беспокоюсь, и что он был бы сейчас одинок и несчастлив, если бы я не была дикаркой. Так что я лежала и молчала, потому что мудрый человек не нуждается в признании.
Потом наступил очень волнующий день, паша. Сначала пришла Марион, чтобы облачившись в белый халат, помочь моему мужу изгонять болезни из чужих тел. Больные приходили, и Хаса изгонял из них болезни. Я же в это время сидела в соседней комнате и все еще слышала зов трубы, зовущей в атаку.
После ухода больных Марион осталась там, в комнате боли, с моим мужем. Было совсем тихо, и я вдруг услышала, как мой господин и повелитель стал жаловаться на меня, что я мол, дикарка, и что никогда мне не принять законов западного мира. Марион тоже что-то говорила, но очень тихо и я не могла разобрать ее слов, отец.
А потом они совсем затихли, и мне стало жутко. Сердце бешено стучало у меня в груди, паша, ведь мне всего двадцать один год и жизнь меня еще не закалила.
Но я унаследовала от тебя ясную голову, отец, Ваше превосходительство, и всегда буду тебе за это благодарна. Я подкралась к двери и прислушалась. Мне почти ничего не было слышно, но и того, что я услышала, мне было достаточно. Открыв дверь, я увидела Марион, сидящую в кресле, где обычно сидят больные. Голова ее была запрокинута. Свет падал ей в лицо. Я отчетливо видела ее. Она была очень красива, глаза ее сияли. Хаса стоял возле нее. Обхватив голову Марион, он целовал ее губы, глаза, щеки, нос.
Сердце мое забилось как сумасшедшее, хоть я и пыталась сохранять спокойствие. Но человек может иметь ясную голову и глупое сердце.
Я вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Увидев меня, они очень испугались. Мой бедный господин и повелитель отвернулся, а Марион вскочила и стала поправлять прическу. Я смотрела на них, и не знала, что делать — плакать или смеяться. Потом я немного поплакала, ведь я все-таки женщина, которая еще так плохо знает жизнь.
Но когда Хаса подошел ко мне, чтобы успокоить, я вытерла слезы и подняла голову. Я что-то говорила, но уже точно не помню, что именно. Они удивленно смотрели на меня. Потом я улыбнулась и Марион тоже. Только Хаса не улыбался, потому что он мужчина и его мучили угрызения совести. Я погладила его по голове, поговорила с ним, и все его угрызения постепенно исчезли.
Все эти испытания ниспослал нам Аллах, о отец, и я не знаю, кто из нас был орудием в его руках. Наверное, каждый, в той или иной степени. Теперь, спокойная за судьбу Хасы, я переехала к Джону Ролланду. Он сидит сейчас возле меня, улыбается и повторяет мне слова нашего пророка: „Главное сокровище мужчины — это добродетельная жена“.