Нет, не так. Я видела его все время, пока он сидел напротив меня с остывшим чаем. Правильнее сказать, я вижу в нем себя. Я понимаю, каково это – когда твои друзья умирают или покидают тебя, каково винить себя, искать утешение в чем-то более сильном и большом, чем ты. В коллективе, который не кажется сектой, потому что тебя повышают до менеджера среднего звена, как только ты вступаешь в него.

– С трудом, – говорю, словно в утешение. – То, что мы остались в живых, произошло случайно.

– М-м-мне всегда говорили, – продолжает он, глотая слезы, – что Мэтью умер, потому что… потому что мы использовали нашу магию во зло. Что, вызвав Домохозяйку, мы все… совокуплялись. С Сатаной. Но что я могу искупить грех, воспользовавшись своей магией во благо. Что могу быть спасен. Могу избежать…

– Ада?

И это слово ломает его. Слово, которое мы произносили десятки раз в течение этого долгого разговора, разрывает связь между эмоциями и приличиями. Аарон Майкл Бранум съеживается и тихонько стонет, его плечи вздрагивают, он шумно вдыхает.

– Но вы все… все выжили, – выдавливает он наконец из себя. – Ну и как вы теперь, в порядке? Процветаете?

Я не знаю, что делать. Я знаю, что сделала бы в обычной ситуации. Если бы это был бы кто-то другой, хотя бы случайная девочка на год младше меня. Я бы обняла ее за плечи и попыталась бы утешить. Попросила бы утешить кого-то более знающего. Но это даже не просто посторонний взрослый человек. Это некто опасный, обладающий силой и – несмотря на открывшуюся ему истину о том, что он мудак, – до сих пор мудак.

Поэтому я просто говорю:

– Если ты должен был привести меня к ним, то у тебя это плохо получилось.

Всхлипывания затихают, а потом прекращаются. Он начинает смеяться. Не хихикать или издавать сухие смешки, а хохотать по-человечески, от души.

– Да уж, – соглашается он, вытирая лицо ладонью, – действительно, в этом я подкачал.

Он смотрит на меня почти извиняясь.

– Когда я… Они снабдили меня дополнительной силой, понимаешь. Они это умеют. Дают силу тем, кто им нравится, отбирают у тех, кто их разочаровывает. К тому времени, как мы пересеклись с тобой, я был… был таким самонадеянным, что даже и не думал особенно стараться.

– А теперь эта дополнительная сила исчезла? – спрашиваю я. – Они отобрали ее у тебя, потому что ты их разочаровал?

– Они хранят силу в людях, существах и вещах. Но больше всего в людях. В тех, которым доверяют. Это как банк, который постоянно переводит деньги, заставляет их расти. Как система вознаграждения для последователей, а также своего рода… не знаю. Офшорный счет.

– И ты был одним из их офшорных счетов?

– Да, какое-то время. А потом они забрали свой вклад.

Он делает паузу.

– И я понял, что без этого я просто… Просто какой-то мудак.

– Правильно. Ты такой и есть. Ты совершал ужасные поступки, – с негодованием цежу я сквозь зубы. – Совершал мерзкие дела. Делал и без того уязвимых людей еще более уязвимыми. Ты сделал мир хуже для людей, особенно для квиров. Ты приходил на телевидение, Аарон. Ты выступал по радио и говорил, что контроль за рождаемостью вреден для женщин. Ты пропагандировал безбрачие, женоненавистничество и гомофобию.

Сейчас я изображаю Фиону, насколько это у меня получается. Воображаю, что она находится в этот момент рядом и говорит моими устами.

– Я знаю, – говорит Аарон. – Знаю. Но и ты должна понять меня. Я думал, что помогаю. Думал, что спасаю лю…

Я встаю и начинаю демонстративно убирать чашки со стола, с грохотом опуская их в раковину.

– Это не имеет никакого значения, – огрызаюсь я. – Этого недостаточно. Одевайся. Мы идем к Нуале.

– Зачем?

Впервые за долгое время я снова ощущаю в себе силу. Я чувствую, что, если захочу, из глаз моих вырвется огонь.

– Ты поможешь нам остановить их.

29

Когда мы добираемся до «Прорицания», на моем телефоне уже два сообщения: от Фионы и Лили. Они спрашивают, где я и чем занимаюсь. Как мне ответить на этот вопрос?

«Я сейчас с тем парнем, которого мы ненавидим».

В лавке нет посетителей, и Нуала проверяет список товаров, почесывая колпачком ручки лоб. Раздается звонок колокольчика у двери, она поднимает глаза, и ее теплая улыбка при виде меня переходит в замешательство, когда она видит, с кем я пришла.

– Он здесь, чтобы помочь нам, – спешу сообщить я.

Аарон лишь кивает в знак подтверждения.

– Он расскажет нам все, что знает о «Детях Бригитты», – продолжаю я. – Он уже многое рассказал мне. Мы остановим опустошение Колодца. Избавимся от них.

Аарон пожимает плечами, как будто согласен с моими высказываниями в теории, но сомневается в их практической реализации.

Нуала сразу же опознает его по выражению лица.

– Ты Аарон?

– Я… постараюсь сделать все, что в моих силах.

Я нарочно громко кашляю.

– И даже больше, – уточняет он.

Нуала переводит взгляд с меня на него и обратно. Похоже, она понимает кое-что еще.

– Мэйв, где термос?

– У меня в сумке, – нерешительно отвечаю я. – Я… Я выпила его. По ошибке.

Нуала обхватывает лицо ладонями.

– О чем вы? – неуверенно спрашивает Аарон.

– Мэйв, я не могу воспринимать всерьез его слова, если ты выпила зелье.

– Почему?

– Потому что он одержим тобой. Проходящий эффект. Нельзя доверять ему в таком состоянии. Доверять ему нельзя в любом случае, но особенно сейчас.

Я об этом не подумала. Я думала, Аарон привязан ко мне физически. Я даже не рассматривала вариант эмоциональной связи.

Аарон кашляет и спрашивает громче:

– Простите, о чем вы говорите?

Сейчас, в присутствии Нуалы, я ощущаю себя увереннее и решаюсь рассказать подробности.

– Вчера мы наложили на тебя чары связывания, и я… я случайно выпила зачарованное зелье. Поэтому ты оказался у моего дома. Ты… немного связан со мной, наверное.

Аарон выглядит испуганным.

– Мне нужно идти.

– Куда?

– Куда угодно, – отрезает он и выбегает из лавки.

Через окно мы видим, как он пересекает улицу и бежит по переходу, подавшись вперед, словно пес на поводке. Потом резко останавливается, размахивает руками и раскачивается из стороны в сторону, будто к его плечам привязана невидимая веревка, не дающая сделать ему лишнего шага. С целую минуту он стоит на месте, продолжая бороться, но под конец возвращается на нашу сторону улицы, испуганный и одновременно смущенный. Он слишком подавлен, чтобы заходить в лавку или хотя бы посмотреть через окно на наши лица с выражением сожаления.

– Мэйв, – мягко говорит Нуала. – Похоже,