– Валентина, Вера, Василиса, Вероника! Столько в мире их, так похожих на меня…

– Прошу тебя, – казалось, чем больше распаляется Влада, тем мягче и терпеливее становится Муранов.

– Виктория, Вольдемара! Темные волосы, рост метр шестьдесят… Такая же фигура… Ах да, еще есть Ванессы, совсем забыла! Глупые имена… – она вдруг поняла, что заходится нервным смехом, размазывая по щекам слезы кулаками.

Теркина машина мчала на сумасшедшей скорости, в лобовое стекло летели тонны снега, мелькали пятна светофоров, перекрестки, а включенные дворники двигались по стеклу, как две секундные стрелки неумолимых часов.

Гильс надавил на газ, и джип с визгом тормозов подлетел к старому панельному дому на улице Рихарда Зорге.

– Виолетта… Виола… И не смей нести меня на руках, я не больна! – Влада, сорвав с лобового стекла елочку, сжала ее в кулаке и швырнула на приборную панель смятый картонный комок.

– Виола – это сыр. А еще музыкальный инструмент. Все, пойдем.

Влада оказалась выдернутой из теплого салона машины, но вдохнуть морозный воздух не успела, сразу оказавшись в подъезде. Гильс тащил ее за руку, поднимаясь по лестнице. Подошвы поскальзывались на рекламных листовках, выброшенных из почтовых ящиков и раскиданных под ногами. Впереди мелькала спина в кожаной куртке, пахло чьим-то подгоревшим новогодним ужином, из-за дверей доносились веселые голоса и музыка.

Внутри маленькой квартиры было темно и пусто. Влада влетела туда вслед за Гильсом, и, вырвав руку из его пальцев, бросилась метаться по комнатам.

Никого – девушка в пестром халате исчезла, оставив о себе только воспоминания в виде брошенной расчески и забытой у зеркала косметики. В пустой кухне, где когда-то звенели голоса веселой компании, только яростно хлопала форточка, которую терзал ураган. На подоконнике, как монумент, возвышалась трехлитровая банка с мутной водой, в которой накренился букет уже поникших роз. А вот посуда так и не была убрана: на столе громоздились тарелки, чашки, остатки пира.

Слышимость в панельном доме была прекрасной: от соседей через стену неслись звуки телевизора, который надрывался предновогодним концертом. «Потолок ледяной, дверь скрипучая…» – радостно выводил певец. О да, эти песни крутили обычно уже перед самой полночью, традиционно, неумолимо. Наверняка будет отлично слышно, как пробьют куранты…

В бессильной ярости даже безмолвные чужие вещи вокруг кажутся предателями и врагами: Влада пнула табуретку, и та грохнула на линолеум, швырнула чайник, и тот улетел в темный угол, расколовшись на куски.

– Ненавижу грязную посуду! – Влада сдернула со стола скатерть, и кухня зазвенела битым стеклом. Две крохотные черные чашечки разлетелись на стеклянные брызги.

– Влада…

Гильс остановился в проеме кухни, наблюдая за тем, как все превращается в месиво осколков.

Как раненый зверь, Влада металась по четырем углам, сметая со стола и полок все, что было способно разбиться или рассыпаться. Сахар, мюсли из пакета, пакетики чая – все это летело на пол и хрустело под ногами. Трехлитровая банка с букетом врезалась в стену рядом с холодильником, и розы сползли вниз по мокрой стене.

Сейчас хотелось уничтожить все, чего касались руки соперницы, которая улыбалась Гильсу и украла столько его времени.

– Владочка, – тихо принялся уговаривать Темнейший. – Скажи, что тебе сейчас нужно, что тебе поможет? Какие слова? Мне извиниться за то, что я пытался найти тебе замену? Или… за мою грубость с тобой перед балом?

– Да! – Влада пошатнулась и зашлась беззвучным смехом. – Я же мстительная, вот уж не знала! Я злюсь за то, что было перед балом, и хочу отомстить! Раздевайся, Муранов.

– Да не вопрос.

Гильс быстро сбросил куртку и уже взялся за футболку, но Влада вскрикнула и отвернулась.

– Стой, нет! – она спрятала лицо в ладони, осознав, что почти не отдает отчета словам. – Гильс, помоги мне! Я не понимаю, что мне сейчас нужно, что меня удержит на краю. Мне страшно, я срываюсь! Но я точно знаю одно. Я ненавижу… – Влада яростно стукнула кулаком по холодильнику. – Ненавижу то, что какая-то Валерия или Вероника знает то, чего не знаю я… Другие… сколько их было у тебя, но они знают то, чего не знаю я! Другие девчонки, но не я! Почему-то всегда, всегда не я!

– Влада, это ведь убьет тебя сейчас.

– Что тебе мешает, говори!

– Четыре слова. Незавершенный ритуал, который ты сорвала.

Кухню осветила яркая вспышка молнии за окном, и Влада на миг ослепла, перестав видеть все вокруг.

Сделала шаг в сторону и, оступившись, рухнула на колени. Опереться о пол пришлось ладонью, и в нее болезненно вонзилось битое стекло. Это немного отрезвило, и Влада застонала, разжимая дрожащие пальцы. По ладони, между осколками, глубоко вошедшими в кожу, струилась кровь.

– Больно? – на нее вдруг глянули два багровых глаза.

Гильс, опустившись рядом с ней на пол, перехватил запястья раненых рук, не сводя с нее застывшего взгляда, будто сам был сейчас смертельно ранен.

– Нет, – Влада всхлипнула.

Рука тряслась, яркие капли соскальзывали на линолеум, расплываясь алыми пятнами, похожими на розы. – Приглашаю тебя, Гильс Муранов…

Остановить вампира, который почуял кровь и получил приглашение, уже невозможно: губы Гильса легко прошлись по израненной ладони. Осколок он осторожно вытащил зубами. Потом взял двумя пальцами, отшвырнул в сторону.

– Самый лучший хирург, – в полутьме блеснула белозубая улыбка. – Ювелирная работа…

– Приглашаю тебя, Гильс Муранов! Ну?!

– Сначала тебе придется отдаться мне как вампиру, а теперь, когда ты так слаба, это будет очень больно… – Гильс все еще держался, не отпуская ее руки. – Спрошу в последний раз. Ты… уверена?

– Ненавижу вопросы! Уже почти полночь, и воронка открывается… Гильс!

Словно отзываясь на ее крик, за окном прокатился раскат грома, и весь дом дрогнул и затрясся. Из соседской квартиры раздались радостные вопли – люди принимали происходящее за фейерверк.

Лицо Темнейшего исказилось мукой – решение, которое он принял, требовало усилия.

Вампир, легко подхватив ее на руки, поднял и понес. Грохнула под ударом ноги дверь в комнату, открыв беспорядок в полутьме. Мелькнула разбросанная на стуле одежда, заставленный чашками стол, смятая постель на диване, куда Влада мягко приземлилась спиной.

– Ты ненавидишь вопросы, девочка моя, – голос вампира звучал нежно, в то время как его пальцы безжалостно разодрали ее паутинный свитер. – Хорошо, будь что будет, больше никаких вопросов…

Гильс легко сбросил с себя футболку, и она улетела в темноту. Вспышка молнии высветила на миг его обнаженный торс, сверкнул медальон в виде паука на напряженной шее. Вампир сорвался: голос его был похож на стон уставшего бороться с собой зверя. Зверь долго смотрел на добычу, сдерживался, терпел, а добыча провоцировала. Теперь же он потерял над собой контроль – и Влада впервые увидела, каким может быть Гильс Муранов без тормозов. Опасность в чистом виде, в каждом движении и вдохе, опасность, от которой он уберегал ее с первого же дня их встречи.