Хозяин пригоршнями ел сжигатель жира, но ни на грамм не похудел. Он часто бывал навеселе, да и я тоже. Потом мы приводили себя в норму средством от похмелья «Эндрюс Ансвер». Целыми днями я вливала в себя виски, ром, коньяк. А потом заваливалась на широкую постель, опустив на окно вертикальные жалюзи.

В течение всего дня и в начале вечера к диспетчерам поступали заказы от клиентов. К семи часам я успевала принять ванну, навести красоту и надеть одно из великолепных вечерних платьев, предоставленных в моё распоряжение. Вскоре за мной, деликатно постучавшись, заходили два охранника. Звали их Хикмет и Джеват. В первый же день мне предоставили и шофёра Мелиха.

Таким образом, у нас сложилось нечто вроде бригады «скорой помощи» для мужчин, изнывающих от желания. Охранники, с одной стороны, должны были препятствовать моему побегу, а с другой — обеспечивать мою безопасность. От клиентов требовалось аккуратно вносить плату, и со мной обращаться корректно — не избивать и не насиловать в очередь. За возможные извращения такса удваивалась или утраивалась.

Мелих знал сложнейший мир улиц Стамбула, как свои пять пальцев. Он возил меня по вызовам в европейскую часть города — через Босфор. Но чаще мы бывали в нашей, азиатской. Возможности сбежать пока не представилось, а рисковать по-глупому не хотелось. Совесть грызла меня и жгла. Не могла простить себе, что не выполнила задание, не заслужила доверия Ковьяра с Косаревым.

А теперь ещё оказалась в Турции, откуда не могу ничего сообщить о себе. По примеру Машки Безъязыковой, я стала регулярно нюхать кокаин. Надо было расслабляться, чтобы не спятить и не выйти из игры. А вообще-то неплохо, что Гуляева удалось обнулить. И про снимки со спутников Прохору Гаю тоже надо знать…

Я мучительно тоскую по дочке, реву каждый день. Просыпаюсь на мокрой подушке и проклинаю себя за идиотское поведение. Почему я забыла коляску с дочерью у забора, когда брали бандитов на Пресне? Зачем дала Озирскому повод заподозрить, что могу покинуть своего ребёнка ради опасных приключений? Отоньке шестой месяц, а грудные дети быстро меняются.

Появились ли у неё первые зубки? Умеет ли девочка сидеть самостоятельно? Буду ли я жива, когда она встанет на ножки? Мне снится, что ребёнок лежит рядом, зовёт меня. Я вскакиваю, хлопаю рукой рядом с собой и натыкаюсь на пустоту. После этого не могу видеть дневной свет — даже зимний, тусклый. Лишь чёрной ночью я немного оттаиваю. Мы с ребятами садимся в белый «Мерседес» и выезжаем в море огней, под свет витрин.

Пока меня нет, горничные убирают номер, меняют бельё. Потом приходят банщицы и массажистки, помогают привести себя в порядок. Я объясняюсь с ними жестами, а имён не знаю. Если бы не болтовня с охранниками и водителем, я отвыкла бы от человеческой речи. Клиентура не была особенно разговорчивой. К тому же, русский знали немногие. Они поили и кормили меня, а потом приступали к делу.

Как правило, это были турки — толстые до безобразия, вроде самого Сулеймана. Носатые, в белых рубахах и жилетках, с сигарами и трубками в зубах, они словно пришли из другого века. Прислуживали нам женщины. С моей точки зрения, старухи — в платках, платьях, шароварах и разбитых шлёпанцах. Они приносили чай и сладости, а потом исчезали за цветастыми занавесками. В каждом доме висел портрет Кемаля Ататюрка — их первого Президента.

Через десять дней Хикмет любезно объяснил, что хозяин пока посылает меня развлекать преступников средней руки. В основном, это торговцы наркотиками. Некоторые из них имели связь с курдскими повстанцами, продавали туда оружие. Эти сведения подтвердились, когда, доплатив охранникам, клиенты передали меня двум курдам. От них я подцепила вшей. Сразу не поняла, что это за насекомые. Если бы не помощь Джевата, дело зашло бы далеко.

Низенький, толстый, усатый, как все турки, но очень добрый, он немедленно притащил мне средство от вшей. Велел мне скорее лезть в ванну и как следует промывать голову — чтобы не пришлось стричься наголо. А этого допустить нельзя — ведь в парике я подешевею. Вроде, обошлось. По крайней мере, крохотных серых букашек больше не было в волосах, ни в белье.

Меня спасало только то, что «кока» в организме причудливо перемешивалась со спиртным, вызывая положенное проститутке весёлое настроение. Джеват, Хикмет и Мелих тоже спали со мной — так полагалось по уставу заведения. Сам хозяин почему-то больше не изъявлял желания меня иметь. Наверное, не понравилась, — ведь была тогда под наркозом. А это всё равно, что иметь дело с тёплым трупом. И я, надо сказать, особенно не огорчалась.

Несмотря на отличные отношения с ребятами, я даже заикнуться не могла о побеге. К концу первого месяца жизни в публичном доме я упала духом. Не представляла, как возьму на руки мою чистенькую, тёпленькую Отку, как обниму Липку и братьев. Конечно, здесь тщательно выискивают всякую заразу. Каждую неделю проводят медицинский осмотр, берут кровь на анализы. Если не считать тех вшей, с гигиеной у меня всё в порядке.

Но от одной мысли о том, что я — проститутка, и у меня было уже больше семидесяти партнёров, имён которых я не знала, становилось стыдно и тошно. Если останусь жива, как стану воспитывать свою девочку? Неужели посмею предъявить ей какие-то претензии после всего, что вытворяла сама? Да Ота по сравнению со мной — настоящий ангел! А я буду требовать, чтобы приносила из школы одни пятёрки и не смотрела на мальчиков…

Сегодня вечером Сулейман соизволил лично посетить меня. Трахать не стал, и пробыл всего десять минут. Улыбаясь и приплясывая, он заявил, что меня все хвалят. С завтрашнего дня, то есть с одиннадцатого ноября, он повышает мою категорию и переводит на обслуживание состоятельных клиентов.

Он уверен, что всё будет о’кей, и я покажу себя умницей. А сегодня, в качестве поощрения, мне позволяется не выезжать к клиентам ночью. Я должна, как следует, выспаться, чтобы отдохнуть перед более трудной работой. Те, кто щедрее платят за девочку, большего от неё и требуют.

12 ноября. Мне приснился светлый, добрый и одновременно печальный сон. Будто бы я оказалась с родителями на Украине. Видела хату, и рядом с ней — гнездо аистов. Там была парочка белых птиц на красных длинных ногах, с чёрными кончиками крыльев. Они щёлкали клювами и целовались.

Снилось, что мне четыре года. Нет ещё ни Липки, ни братьев. В то же время я всё ощущала, как взрослая. Тогда, кажется, была жива ещё прабабушка Горпина. Согнутая годами и болезнью, она стояла на крыльце и улыбалась, показывая один зуб в стянутом морщинами рту.

Я смотрела на то на аистов, то на родителей, сидевших за столом под шелковицей. И понимала, что никого на самом деле уже нет. Мне так не хотелось просыпаться, а пришлось. И подушка опять была мокрая…

Жалюзи поднимать не хотелось, а ведь уже был день. На стуки горничных я не отвечала. Накануне визита Сулеймана у меня был табачный магнат. Я уже тогда поняла, что пошла на повышение. Коротконогий, лысый и сердитый, он заездил меня до потери пульса. И я почувствовала непреодолимое отвращение ко всем мужикам.

Хикмет сказал, что Эмин Керюкчю не столь влиятелен, как раньше. Кроме того, у него не в порядке с головой. Магнат боится, что его отравят, и наезжает в бордели внезапно. Выхватывает девочку попроще. Так, мол, к его приезду не сумеют подготовиться и насыпать яд в вино или пищу.