Только поплакав над свеженасыпанным холмиком по родителям и невозвратно промелькнувшей жизни, Георгий Арнольдович почувствовал, что душа его освободилась от тяжких укоров совести и священный долг перед папой и мамой выполнен, благо банковские счета эту возможность предоставили. Он заплатил огромные деньги в России, чтобы серьезные люди нашли документы о происшествии, а по ним – примерное, а потом и достаточно точное место крушения вертолета, обнаружили его обломки, извлекли останки и по анализам ДНК идентифицировали его мать и отца.

А Любаша?… Да, он взял ее собой в далекую тайгу, а потом и в Италию. Гоша нашел, кому заплатить (Италия, родина мафии, как-никак!), выхлопотал ей вид на жительство. Она оказалась в сказке, о которой и не мечтала – на вилле у своих друзей-подельников-любовников-благодетелей. Ее жизнь не омрачало ничто, кроме, слава богу, редких и утомительных для нее попыток старых сластолюбцев вспомнить былые сексуальные утехи.

Почему Игнат был на инвалидной коляске? Очень просто. Месяц назад наклюкался без малейшего повода, поскользнулся у бассейна и капитально сломал ногу. Потому и не смог сопровождать друга в его траурном путешествии на родину и обратно. Зато у него появились все основания требовать к себе особого отношения, что должно было выражаться в ежевечерней шахматной баталии. Гоша не мог отказать, но без малейшего снисхождения громил вражьи боевые порядки, что Игната злило, но по-прежнему не отвращало от борьбы.

На следующий вечер перед сном Гоша выкатил инвалида к самому берегу подышать. Любовь Андреевна пошла с ними, разделась в темноте догола и плавала вдоль кромки пляжа, неустанно восклицая: «Боже, какая прелесть!» Друзья глядели в морскую даль, где маячили редкие огни круизных лайнеров и катеров и откуда лунная дорожка докатывалась почти до самых ног. Они молчали, и каждый думал о своем. Гоша – чаще всего о затеянных переводах сонетов Петрарки, а Игнат – про тот никому не ведомый завет Аполлоши, с которым жил эти последние годы, готовясь исполнить его в срок.

Их контакт доселе был непосредственным, когда фигурка располагалась рядом, и он мог протянуть к ней руки, заглянуть в глаза. Но такого еще не бывало: через пространства Европы, через тысячи километров эфира Игнат ощутил призыв Аполлоши, острую тоску по бронзовому пришельцу. Его мозг, словно приемник, поймал внезапную волну. Он должен был увидеть свое сокровище немедленно.

Игнат прилетел, Утинский «организовал встречу», они остались наедине. Аполлоша подтвердил то страшное, что Игнат услышал от него при последней встрече. И еще дал понять, что они расстаются: мир должен узнать правду о статуэтке бога Гелиоса.

Игнат впал в жуткую депрессию, но тем не менее все исполнил. По его просьбе Владимир Утинский через свою пресс-службу организовал в газете «Московский комсомолец» короткую, без лишних подробностей, сенсационную заметку:

«В Москве обнаружена авторская копия Колосса Родосского, шестого чуда света, утраченного человечеством 2200 лет назад. До сих пор никто так и не узнал, как на самом деле выглядел Колосс. Бронзовая статуэтка досталась от предков российскому гражданину, ныне проживающему за рубежом, хранилась на антресолях в его московской квартире. Узнав о мировом культурном значении этой вещи, ее владелец безвозмездно передал уникальнейший и бесценный экспонат правительству России. Имя дарителя не раскрывается. После научного и искусствоведческого исследования Колосс в миниатюре, созданный древнегреческим ваятелем Харесом, будет экспонироваться в одном из музеев Москвы».

Тайными стараниями Утинского, имевшего мощные связи наверху, безвозмездный дар обошелся российской казне в три миллиона откуда-то взятых долларов, что не покрывало и десятой части возможной аукционной стоимости мини-Колосса. При всей искренней привязанности олигарха к нашим героям им перепало всего два, а ему – миллион комиссионных. Наверное, именно столько Утинскому не хватало для полного счастья. Но куда более весомым гонораром нуворишу стало возросшее благорасположение в верхах.

Обезумевшие репортеры российских и зарубежных СМИ так и не смогли достоверно установить ни имя дарителя, ни происхождение уникального шедевра. Несколько представителей московского антикварного и криминального мира предпочли не выказывать осведомленность во избежание крупных неприятностей.

Греческое правительство официально обратилось к властям России с просьбой вернуть копию Колосса «на родину». Последовала немедленная реакция вице-спикера Госдумы Жириновского с протестом против обсуждения этого вопроса, хотя никто его обсуждать и не собирался.

Тогда греки, давно мечтавшие воспроизвести Колосса, приняли естественное решение: реанимировать статую в бронзе по образцу, в первозданном виде, в районе местечка Мандраки, там, где, согласно многим историческим источникам, ее и воздвиг в 257 году до н. э. гениальный Харес. Имя ваятеля решено было высечь золотыми буквами на постаменте.

Гоша прочел газетную заметку и, ликуя, ткнул Игнату под нос.

– Теперь ты понимаешь, чего от тебя хотел Аполлоша в конечном-то счете? Вот все и раскрылось?

– Может быть, может быть… – рассеянно согласился Игнат.

На самом деле еще тогда, у Утинского, на первом свидании с Аполлошей после трагической разлуки он уловив те скрытые от всего мира волны– флюиды, которые тот послал ему вдогонку. Когда прощались, Оболонский, как ребенка, взял на руки теплый бронзовый бюст и бережно прижал к груди.

Весной Гоша представил перевод «Божественной комедии» на суд литературной общественности и специалистов Италии и России. Пока на родине переводчика чесали затылки и полемизировали: шедевр или просто очень добротная работа, превзошел Лозинского или нет, – итальянские слависты и лингвисты вострубили гимн новому русскому интерпретатору Данте. Перевод издали быстро, в двух видах: роскошно, как и мечтал Гоша, и скромнее, для массового читателя. Через полгода Георгия Колесова выдвинули на национальную литературную премию «Виареджо», сделав первое в ее истории исключение: там есть номинация «Поэзия», но нет «Поэтический перевод». Гоша получал медаль на публичной церемонии в одноименном городке, будучи во фраке и ощущая себя Иосифом Бродским, которому вручают Нобелевку.

Все трое полетели в Москву на открытие уникальной «Выставки одного экспоната» в музее имени Пушкина. Вернисажу предшествовал безумный ажиотаж в российской и мировой прессе и у билетных касс, где билетов не было изначально, да и не могло быть в принципе. Утинский помог раздобыть три штуки, перекупив у крупного чиновника из администрации президента по баснословной цене. Для двух итальянских мультимиллионеров русского происхождения и размаха это была приемлемая сумма.

За час до открытия, при стечении десятков телекамер и на виду у представителей политического и светского бомонда, случился оглушительный скандал. На ступени музея вышел бледный заместитель директора и сообщил, что вернисаж не состоится. Спецслужбы получили информацию, что некий вандал готовит уничтожение бесценной статуэтки, но вычислить его пока не удалось. В целях безопасности экспоната и посетителей решено перенести вернисаж на неделю. Билеты действительны.