Толстяк осторожно просунул пухлый палец в отверстие. Он вскрикнул, когда его палец сдавило и тихонько подвывал, пока выкачивался воздух. Зато, когда аппарат отпустил его палец, он был удивлен.

— Ничего не почувствовал. Он точно исправен? — Спросил Глеб.

— Точно. Чего выл-то тогда? — Эрла направилась к Борису.

— Я не трус, просто эмоциональный. — Оправдался Глеб.

Борис почти никак не отреагировал на процесс взятия ДНК. Вынул палец по окончании процесса и рассмотрел его через сломанные очки.

— Борису надо будет зрение подкорректировать. — Посоветовал я.

— А чего Борис сам об этом не говорит? — Поинтересовалась Эрла.

— Я просто так привык к этому, что не замечаю недостатка. — Признался он.

— А еще ему надо исправить выговор, что он «р» нормально выговаривал. — Предложил Глеб и прорычал букву «р» как это делал друг.

— Спасибо добрым друзьям, которые всегда напомнят тебе о твоих недостатках. — Усмехнулась Эрла. — Если Борис считает свои, так называемые, недостатки частью своего образа, то это никакие не недостатки.

— Не, я не против. — Скромно признался Борис. — Хорошее зрение не помешает, да и разговаривать с правильной дикцией было бы здорово.

— Точно, — поддержал его Глеб, — ведущим бы устроился на телевидение, прогноз погоды вести… на вчера.

— А ты кулинарные шоу. — Огрызнулся Борис.

— Я не против. В чем-чем, а в еде я смыслю. А кем станешь ты, Вий?

Все уставились на меня. До сего момента я так далеко не загадывал.

— Тоже буду вести шоу, «Не родись красивым». — Ответил я первое, что пришло на ум, и широко улыбнулся, обнажив пустое пространство между зубами.

— Не ребята, я вам гарантирую, что после того, как все закончится, вам не захочется заниматься теми делами, которыми занимаются ваши соотечественники. — Пообещала Эрла. — Ваш кругозор будет намного шире, а сознание свободнее.

— И какие варианты могут быть для людей с таким кругозором?

— Бесконечное множество. — Ответила Эрла эмоционально и обрисовала руками круг.

— И один из них, устраивать испытания неудачникам? — Предположил Борис.

— Копировать опыт других — это глупый способ достичь успеха. Сами себе придумывайте занятие. — Эрла схватила коробку с аппаратом. — Мне пора по своим делам, а вам по своим. Не расслабляйтесь, ребята, последние испытания всегда кажутся тяжелее психологически.

— Да уж куда тяжелее? — Глеб лениво потянулся. — Давай чего-нибудь на сообразительность.

— Все испытания на сообразительность. — Эрла кивнула головой нам за спину.

Мы одновременно повернули головы. Воздух позади нас поплыл, намекая на необходимость отправляться на шестое испытание. Я решил спросить у Эрлы напоследок о том, когда она собирается вернуть мне потерянный зуб, но ее уже не было.

Зыбкий воздух окутал нас и перенес в темное место. Мы встали плотнее друг к другу спинами, чтобы быть готовыми к отражению опасности с любой стороны.

— Что-то у Эрлы с воображением не очень. Тьма уже была. — Произнес Глеб.

— Тише. — Попросил я его замолчать, потому что услышал посторонние звуки.

Мы здесь были явно не одни. До слуха доносился шорох, похожий на шарканье ног, шелест одежды, покашливания и прочие звуки, производимые людьми.

— Расстрел. — Печально произнес Борис. — Людям надевают мешки на голову, чтобы не видеть своих убийц, а нас просто убьют в темноте.

Глеб лягнул товарища ногой.

— Ты, блин, оптимист хренов, что это за испытание такое — расстрел. Мы же не супермены, от которых пули отлетают.

— Да тихо вы, мужики. Раз не видите ничего, хоть слушайте. — Я рассердился на них, опасаясь, что в склоке они пропустят что-нибудь важное.

Друзья замолчали, но их дыхание было громче остальных звуков.

— Слушайте, я сейчас громко спрошу, кто здесь, и мы тут же перебежим на другое место. — Предложил я им, не зная, как еще можно начать знакомство с новым испытанием.

— А куда бежать? — Спросил Борис.

— Беремся за руки и бежим туда, куда я потяну.

Мы взялись за руки цепью.

— Кто здесь! — Выкрикнул я и потянул друзей за собой.

Мы успели пробежать шагов пять, как вместо ответа в нас выстрелил прожектор, поймав ярким пятном света и следуя за нами. Мы остановились. Тьма за пределами света стала еще гуще. Мне стало очень неуютно от мысли, что я сейчас нахожусь на обозрении, беспомощный, не готовый к возможной агрессии.

— Как мухи в паутине. — Заметил сходство Борис.

— Что будет, если мы разбежимся в разные стороны? — Глеб сделал несколько шагов в сторону.

Пятно света разделилось на два. Одно освещало нас, а второе последовало за толстяком. Я отошел в сторону от Бориса и тоже получил свою долю света.

— Что вам надо? — Спросил я громко.

— Конечно, сейчас тебе ответят. — Ехидно усмехнулся Глеб.

— Это нам надо, а не им. — Борис тоже решил, что я сморозил глупость.

— Я не ждал, что они скажут нам, что делать, просто хотел узнать, что они ждут от нас. Зачем этот свет? Явно за нами наблюдают с какой-то целью.

— Ты уверен? — Борис замер в ступоре.

Его глаза сразу же сделались невыразительными и пустыми. Кажется, ему стало не по себе от того, что за ним сейчас наблюдают. Глеб подошел к нему и провел рукой перед глазами. Борис медленно повел глазами за рукой.

— Оголтелый социофоб. Испугался, что на виду. — Решил Глеб.

Я был согласен с ним. Мне тоже тяжело давались ситуации, когда на меня были обращены взгляды людей, а уж боязнь публичных выступлений была одной из моих любимых фобий.

— У меня есть ощущение, что мы на сцене зрительного зала. — Поделился я с Глебом своим предположением.

— А мы кто, артисты?

В этот миг зажглись еще несколько прожекторов и осветили сотни, если не тысячи лиц, обращенных в нашу сторону.

— Кто-нибудь из вас любит стендап? — С надеждой в голосе спросил Глеб. — Я только пару стихов знаю и те не полностью.

— А я и стихи не помню. — Признался я, чувствуя, что зная их, все равно бы забыл от волнения.

Прожектора бегали круглыми пятнами по лицам людей, ждущих от нас какого-то представления. Бориса «контузило» очень серьезно. Он находился в прострации, не реагируя на наши попытки приобщить его к размышлениям насчет идей для выполнения задания.

— Уж… уж небо осенью дышало, — неуверенно начал декламировать Глеб в сторону зала, — уж реже солнышко блистало, — он прибавил громкости, — короче становился день, лесов таинственная сень…

Его нарастающий порыв остановило протяжное недовольное «уууууу», раздавшееся из тысячи глоток. Глеб испуганно замолчал.

— Не то. — Догадался я. — Петь умеет кто?

В зрительском зале началось волнение. Народ в едином порыве задвигался, будто ему отдали невидимую для нас команду. Я был уверен, что лица людей ненастоящие, какая-нибудь сложная проекция, внедренная нам через зрительный