Открытое окно, из которого тянуло ночной прохладой, ни капельки не воодушевляло. Я взяла сумку, тоскливо вздохнула и шагнула к нему.

После этого все смелые планы на ближайшие дни отправились в Lohhar'ag, сопровождаемые моим отчаянным воплем, потому что в подоконник с хрустом впились громадные когти, а в проеме окна показалась харя волкодлака, причем к своему удивлению я обнаружила, что по ширине они практически совпадают.

Не знаю, как принято поступать правильно, если в твое окно лезет здоровущая плотоядная тварь, слюна которой щедро орошает пол и подоконник, но я действовала интуитивно, то есть схватила колченогую табуретку и изо всех сил врезала ею волкодлаку по лапам. Тот заревел и исчез в темноте. Внизу хрустнули ветви кустов. Надеяться на то, что тварь сломала себе шею и на этом все мои неприятности закончились, было крайне оптимистично. Вот если бы это я так грохнулась со второго этажа, то, разумеется, могла бы рассчитывать только на отпевание и похороны за счет городского Совета.

Я потянулась вперед, чтобы захлопнуть распахнутые ставни, но не успела — прямо перед моим лицом клацнули зубы, после чего я заорала еще громче, чем в первый раз, и отшатнулась с такой силой, что шлепнулась на пол спиной и перекувырнулась, окончательно перестав соображать. Волкодлак, с рычанием преодолев подоконник, прыгнул на меня. Я, за эти доли секунды нашарив в сумке что-то острое, ткнула ему в морду, даже не надеясь, что куда-то попаду, потому что в глазах потемнело от ужаса. Хотя, учитывая размеры этой самой морды, промахнуться было сложновато.

Знаете, волкодлак, которому в ноздрю воткнули штопор, куда злее просто голодного волкодлака.

Не знаю, кто взвыл громче: я, отводя душу напоследок, или он — от возмущения, но Виро в исподнем, распахнувший дверь, выронил меч и зажал уши руками. Волкодлак при его появлении немного отвлекся — я в это время отчаянно пыталась раздвинуть половицы лопатками — и замер, повернувшись к двери.

Я сообразила, что у меня появился шанс выжить, и пнула зверюгу в жесткий живот, потому что других вариантов сопротивления у меня не было — попытка просочиться в щели пола была признана неудачной. Не знаю, была ли замечена моя атака хоть кем-то, но я сделала все, что смогла.

— Это что еще за… — раздался возмущенный голос Теннонта, физиономия которого показалась за плечом Виро, и волкодлак, решив, что перевес сил на моей стороне, исчез за окном, напоследок щедро обляпав меня смрадной слюной.

— Спасибо вам огромное, — сказала я Виро и Теннонту, улыбаясь, как совершенно сбрендивший человек.

Подняться я даже не пыталась, потому что не была до конца уверена, не успел ли волкодлак мне что-нибудь отгрызть и не повредила ли я себе позвоночник во время своего кульбита.

Виро подошел ко мне и без всякой деликатности поставил на ноги. Меня качнуло в сторону кровати, но я устояла и повторила:

— Спасибо огромное!

Теннонт, кстати, также облаченный в ночную рубашку, которую явно позаимствовал из гардероба Виктредиса, потому что она едва прикрывала его волосатые костлявые колени, смотрел на меня странным взглядом. Может быть, в его глазах отражалось пламя лампы, которую он держал в руке, но мне почудилось в их глубинах нечто очень тревожное. А именно — подозрение.

— А что это вы, барышня, в верхней одежде спите? — спросил он.

— Ночью холодает, — быстро пробубнила я, косясь на свою сумку.

— Так окно надо закрывать, — процедил Теннонт. — Видите, пакость всякая лезет… Комары могут налететь опять же.

Я про себя подумала, что в дальнейшем смогу спокойно спать только в наглухо запертом дубовом шкафу, который для пущей верности стоит в подполе, и просто глупо хихикнула, не найдя вежливого ответа.

Теннонт обвел тяжелым взглядом мою комнату, затем произнес:

— Виро, сегодня ты постережешь комнату госпожи Каррен. Перенеси свою постель сюда. Мало ли что еще случится этой ночью.

— Э-э-э… — как всегда, начала я свою мысль издалека. — Но мне, право, неудобно…

— Так нам всем будет спокойнее, — вежливо, но твердо сказал Теннонт, и я поняла, что сегодня ночью о побеге думать уже не придется.

В затылке у меня что-то кольнуло, и я поняла, что маг теперь будет за мной следить, так что мне не удастся покинуть дом без его ведома.

Виро явно был рад услышанному не больше моего, однако без возражений перетащил свою постель к окну, проверил, плотно ли закрыты ставни, и улегся. Его спина выражала ненависть куда лучше, чем актеры знаменитого изгардского театра. Это можно было понять — сквозняки здесь гуляли еще те, да и после визита волкодлака в комнате стоял запах, вызывающий в памяти задворки мыловарни. Оставалось только радоваться, что формула Вассера, ни разу не напомнившая о себе на протяжении этой ночи, осталась столь же равнодушной и сейчас.

«Утро вечера мудренее», — попыталась убедить себя я и совершенно неожиданно провалилась в тяжелый, но крепкий сон.

Давно уже не просыпалась я, когда солнце уже порядочно поднялось над горизонтом. Ставни окна снова были распахнуты в залитый солнцем сад, в ветвях которого чирикали воробьи. На подоконнике отчетливо виднелись глубокие борозды от когтей волкодлака, и надеяться на то, что все происшедшее за последние несколько дней мне привиделось в ночном кошмаре, вызванном перееданием на ночь, стало невозможно.

Мне очень хотелось накрыться одеялом и лежать так, пока не окажется, что все устроилось само по себе, а моему здоровью не грозит ничего серьезнее насморка. «Нет уж, Каррен, — обратилась я к себе, как к единственному человеку, на которого могла положиться. — Начинай думать, как спасти свою шкуру, потому что уж очень многие положили на нее глаз!»

Тут мой нос уловил запах гречневого супа, способный взбудоражить душу даже того человека, что находится на пороге гибели, а желудок громко заявил о своем существовании. Наличие супа в доме было в некотором роде удивительно и озадачило меня, однако я воспрянула духом и вылезла из-под одеяла.

В коридоре я на всякий случай приложила ухо к той щели, откуда доносились звуки с кухни, однако ничего, кроме звяканья кухонной утвари и чьих-то довольных угуканий не услышала. Про себя я решила, что готова простить моим гостям даже замысел захвата мира взамен на их согласие стряпать, пока им вздумается пребывать в моем доме, потому что за тарелку супа вообще могла простить сейчас что угодно и кого угодно.

Было затруднительно вспомнить, когда же я в последний раз обедала, как положено. Судя по всему, у героев, о приключениях которых поют менестрели, должна была наличествовать в обязательном порядке язва желудка, ибо из событий последнего времени я вынесла твердое убеждение: у человека, жизнь которого непредсказуема и полна героических поступков, нет времени ни помыться, ни поесть, ни поспать. Следовательно, герой баллад в жизни является дерганым, заросшим и завшивевшим невротиком, который оповещает врагов о своем появлении не столько трубя в рог, сколько урча желудком.