Тело Гунмара раскачивалось, шесть рук пытались соединить череп воедино и прикрыть торчащие мозги. Многочисленные руки сплелись и запутались. Потом могучий предводитель Гумм-Гуммов, Голодный, Пьющий Кровь, Разрывающий Кишки, Гунмар Черный долго качался и наконец рухнул навзничь с изяществом подрубленного дерева.

40

Джек предоставил мне сделать то, что не смог сделать сам несколько десятилетий назад: нанести смертельный удар.

Клэр помогла мне взобраться на агонизирующее тело, а Моргунчик подсадил на бедро. Оказавшись там, я уже довольно легко преодолел все препятствия: кровавое озеро посередине, вывернутые внутренности, холмы и долины грудной клетки. Я уселся на горячей красной коже над сердцем и почувствовал, как поднимаюсь и опускаюсь с каждым неровным биением его пульса.

Меня охватила слабость, а вовсе не облегчение или чувство триумфа. Я приложил острие Клинка Клэр к пульсирующему участку кожи и ощутил прилив симпатии к Джеку. Побежденный тролль подо мной казался не таким уж всепоглощающим злом, им двигал непомерный голод, пожиравший каждый атом его тела. Я прислушивался к слабому дыханию, вырывающемуся из глотки, смотрел на изодранный язык, высунувшийся из уголка рта. Единственный глаз взирал на ночное небо, а Глаз Злобы приник к пустой глазнице.

Я прищурился на толпу тяжелыми веками. Люди находились далеко и не слышали звуков душераздирающего воссоединения семнадцати семей.

Не сделали и ни единой фотографии: как я узнал позже, вся электроника в радиусе трех кварталов сгорела в тот миг, когда упал Гунмар. Я не узнавал бо́льшую часть лиц, но похоже, все они были уверены в одном: монстра, похитившего их детей, нужно уничтожить. Эта задача оказалась выше моих сил, и я огляделся в поисках помощи. Я увидел миссис Пинктон, которая трясла головой, словно извиняясь, что хотела поставить мне меньше восьмидесяти восьми процентов. Увидел сержанта Галагера: его кривобокий парик и густые усы сплющились, залитые жидкостью из мякоток. Он коротко кивнул.

Джек и Клэр опирались на мечи и ждали. Я заметил Таба, он возвращался к кромке поля, обнимая бабушку за плечи, и посмотрел на меня без осуждения: быть лидером – это тяжкая ноша. Лишь Моргунчик не обратил на меня ни малейшего внимания. Он сидел, обняв щупальцами АРРРХ!!! и шептал в ее шерсть какие-то сложные церемониальные песнопения, известные лишь блестящим ученым, посылающим великих воинов в другой мир навстречу неведомым приключениям.

Я вспомнил, как однажды Джек меня спросил:

«Ужасно правда? Когда тебя утаскивают под землю».

Понадобилось всего несколько ударов, чтобы вырезать Гунмару сердце, кожистый трубчатый орган, пытающийся уклониться от клинка. Покончив с этим, я пробил покрывающий мякотки панцирь и превратил их в желе. Потом нырнул в живот, вытащил желчный пузырь и бросил его на траву, чтобы позже сжечь.

Уцелевшие Гумм-Гуммы глядели с трибун, избавившись от чар, они наблюдали за расчленением своего хозяина, словно не понимали, как появились в этом месте, полном людей. Они мотали рогатыми головами и хлопали костистыми крыльями, обеспокоенно пытаясь найти ближайший мост.

Я соскользнул с бедра Гунмара, меня подхватили Джек и Клэр. Папа тоже оказался там и прижал меня к груди. Его рубашка пахла травой, как дома, и когда я улыбнулся, то почувствовал жесткие края дурацкого кармана-калькулятора. Нет, не дурацкого. Потрясающего. Папа носил его тридцать лет, и он до сих пор не истрепался и не порвался. Этот карман – детище гения.

Я поднял глаза на папу, решив, что должен извиниться, но не находил слов. Морщины стресса на его лбу смягчились, а морщины тревоги на щеках полностью исчезли. Улыбка, казалось, открыла в нем давно запертые уголки, и я понял, что стальные ставни и запертые двери откроются навсегда, как только мы вернемся домой. Он погладил мое лицо – неловкий жест человека, не привыкшего к нежностям, и я погладил его по щеке в ответ. Последние струпья от шмуфа пропали.

– Хороший покос, – выдавил я.

Он снял очки и вытер лицо. Заметив болтающийся пластырь, папа оторвал его и бросил на траву.

– У меня большой опыт.

Обняв друг друга за плечи, мы похромали по полю к Моргунчику, чьи щупальца гладили окровавленные клочья черной шерсти. Таб уже был там, распластавшись на шкуре мертвого друга, он зарылся лицом в шерсть, одной рукой обняв рога.

Голос Моргунчика охрип от эмоций.

– Я посвящу целый том своего исторического труда этой воительнице. Нет-нет, подобной примитивной канонизации недостаточно. Память о ней нужно запечатлеть в отдельном труде. Да, биографическая работа, посвященная ее силе, такая энциклопедическая, так показывающая ее героизм, что даже полный невежда поймет, что может протянуть руку и напитаться удачей, притронувшись к ее валуну. Мне осталось еще каких-нибудь несколько сотен лет ничтожной жизни, и не могу представить лучшего способа провести закат своих дней.

Джек положил руку на ближайшее щупальце.

– Нужно спустить ее вниз, – сказал он. – Пока солнце…

– Нет.

Отказ прозвучал приглушенно, потому что рот терялся под мехом. Таб поднял голову – его лицо заливали слезы. Он так решительно мотнул головой, что его шевелюра качнулась как куст на ветру. Костюм ниндзя покрывали пятна от слизи Гумм-Гуммов, в зеленой сумке на поясе не осталось кошмарных изобретений доктора Пападопулоса, но выглядел он на удивление уверенно для парня, который еще неделю назад отдавал пятерку в день. Он тихо сказал что-то в ухо Моргунчику, точнее туда, где оно могло бы располагаться.

– Весьма необычная идея, – прошептал Моргунчик, – но незабываемый реквием. Пухлый карлик, ты превзошел меня в мемориальном чутье. Когда будут вспоминать этот день, а его часто будут вспоминать, твой вклад отметят первым, и недаром. Это настоящая поэзия, а ты, мой тучный друг, поэт.

Таб, конечно же, не понял ни слова, но просто пожал плечами, и Моргунчик прошептал план Джеку, который покосился на поле, словно оценивая сложность задачи, а потом кивнул. Не объясняя конечной цели, он велел нам встать по бокам АРРРХ!!!: Клэр и Таб у одной ноги, мы с папой – у другой, Джек у правой руки, а Моргунчик у левой. По знаку Джека мы попытались сдвинуть огромного тролля с середины поля. Со стонами, тяжело дыша и потея, нам удалось переместить ее на крохотное расстояние.

Потом я ощутил рядом еще одну пару рук и увидел сержанта Галагера. Он взялся за рог, чтобы голова АРРРХ!!! не тащилась по полю. Присоединились и другие: директор Коул, тренер Лоуренс и миссис Пинктон ошарашенно глядели на руку, которую подняли с поля. Кэрол, кассирша из музея, мужчина с чахлой козлиной бородкой и его маленькая дочка, которую я впервые увидел на поднятой с земли листовке. Миссис Лич и ее театралы взялись за левую ногу, а потом в едином порыве, словно по свистку рефери, команды сан-бернардинских «Боевых монстров» и «Жеребят Коннерсвиля» собрались вместе, чтобы поднять тело.

Никто из игроков не знал, чему они стали свидетелями в этот вечер, может, они проснутся в субботу утром и обнаружат, что это были безумные фантазии, вызванные контузией от ударов, но в то мгновение они считали, что поступают правильно, и потому поправили наплечники, напрягли натренированные в качалках мускулы и подняли тело АРРРХ!!!.