Саргенс тоже бросил зеленоватые стрелки и огорчённо поморщился, когда заметил, как они совпали с сиреневыми.

— Эви, бросай в левых, я в правых, — негромко скомандовал чародей, и Веся согласно кивнула, так ей привычнее, когда командование боем берет на себя кто-нибудь из мужчин.

Берест, мчавшийся впереди, первым заметил, как падают наемники Бервода, расслышал команду Саргенса и тотчас сообразил, какой непоправимой бедой может обернуться побоище, которое тут сейчас развернется. Стражники отца, разгоряченные боем и оскорбленные вероломным нападением сородичей, начнут безжалостно добивать недавних соратников, и каждый удар меча и кинжала незримой пикой вонзится в уверенность самих же воинов в осмотрительности и мудрости князя.

— Дай мне! — Берест решительно вырвал рожок из рук стражника отца, собравшегося поднять тревогу, и громко приказал. — Я княжич Ардест! Срочно играй отбой, три раза, произошла ошибка! Бервод жив и здоров! И сейчас сюда придет!

— Но они… — Стражники еще спорили, но уже начинали сомневаться, глядя, как валятся им под ноги недавние противники.

— Их обманул предатель, шпион хингаев, — свалить все на привычных и ненавистных врагов была хорошая идея, — мы их на время усыпим, а потом все объясним! Не поднимайте мечей на сородичей!

Воин, наконец-то поверивший невесть откуда взявшемуся княжичу, поднес к губам рожок, и громкий, уверенный, так хорошо знакомый всем сигнал заставил опустить мечи и отступить всех, до кого он донесся.

— Умен, — одобрительно буркнула себе под нос Кастина, бросилась к раненым и громко запричитала: — Ох горюшко, проклятые шаманы! А вы чего встали, молодцы? Кладите сородичей на лавки, спасать их нужно! Это ведь излюбленный способ проклятых хингаев, сначала стравить кого-нибудь из этросов между собой, а потом оставшихся спокойно перебить… и увести в полон женщин да ребятишек!

Одумавшиеся и присмиревшие воины бросились ей помогать, но Ардест распорядился по-своему. Сначала отрядил для охраны князя двоих, показавшихся ему самыми надёжными, а затем поделил на две неравные части остальных. Троих воинов оставил караулить травницу, а остальных повел вслед за убежавшими дальше чародеями.

Шангор с пятеркой своих людей ввалился в комнату, где несколько воинов в новеньких зелёных куртках, оттеснив в угол охранников князя, требовали сдать оружие. Однако те сдаваться не собирались и приводили в свою пользу весьма разумные доводы.

— Вы слышали сигнал отбоя? Три раза! Никогда такого не бывало! Видать, кто-то ошибся… или вы не знаете, как бывает?

— Не мог никто ошибиться, — красивый черноволосый десятник смотрел зло и неуступчиво. — Раз был сигнал, значит, наших бьют!

— А ваши, это кто? — мгновенно встрял в разговор воевода. — Уж больно похоже это на шаманские заморочки! Вот я тебе враг или друг?

— Если нападёшь на нас, значит, враг! — десятник поднял тяжелый боевой лук и приготовился отбиваться, если воевода и впрямь надумает нападать.

— А зачем мне на вас нападать? — неторопливо приближаясь, продолжал рассуждать Шангор. — Все знают, я бью только хингаев и тех предателей, кто продался шаманам! Слышали, небось, их шакалью присказку: мол, золото не пахнет? Как по-моему, оно просто провоняло… женским криком и болью, детскими слезами… Ну и зачем ты напал на охрану князя? Они все люди проверенные… среди них предателей точно нет.

— Ты думаешь, мы предатели? — слабо возмутился кто-то, но воевода в ответ только пожал плечами.

— А зачем мне думать? Это вы должны сейчас вспоминать, у кого и за что деньги брали. И еще можете представить, как будут смотреть на вас ваши дети и жены… или, лучше, как вы людям в глаза посмотрите!

— Заткнись, Шангор, — обозлился десятник, — иначе выстрелю!

— И сразу поставишь себе этим крепкую виселицу, — невозмутимо пожал плечами воевода. — Все знают, у меня нет и не было хозяев… только враги и друзья. И все мои друзья не пожалеют времени и сил, чтобы поймать тебя и повесить.

Они стояли уже почти напротив друг друга, и все остальные воины замерли, прислушиваясь к этому спору и делая для себя выводы.

— И кто твои друзья? — еще хорохорился спорщик, но нервы у него сдали, и едва Шангор сделал еще шаг, наемник Бервода выстрелил в него из лука.

Вспыхнуло вокруг воеводы переливчатое пламя, с треском и дымом сгорело в этом огне древко стрелы, а закопченный наконечник, лишь чиркнув по зачарованной куртке, упал на пол.

— Кто, кто! — ворчливо буркнул Шангор и ловко ударил десятника носком сапога по коленке. А едва тот присел на подломившейся ноге, дёрнул парня за ворот на себя, подставил подножку и отправил на пол, решительно поставив на шею ногу. — Вот всегда ты казался мне гниловатым, Родей, оттого я тебя уже два года и не беру в отряд. Но забыть не мог, память у меня… хорошая.

— Шангор, — из противоположной двери в зал ворвался Ардест в сопровождении чародея и Веси, — у тебя все в порядке? Один дурак… неверно понял слова хозяина и подал сигнал… выпороть бы всех, кто придумывает собственные сигналы, будто общих нет!

— Мои люди побежали по дому, — понимающе вздохнул воевода, глядя, как молча падают охранники в зелёных куртках. — Утихомирьте заодно и этого, он додумался в меня стрелять.

— Еще один болван, — усмехнулся Берест, помнивший, как дед передавал Шангору амулеты и обереги.

И теперь княжич знал точно, где брал их Ольсен.

— А где князь?

— В кабинете, успокаивает матушку. Я послал к ним пару воинов, остальные помогают чародейке с ранеными. — Дест торопливо прошел к противоположной двери, а оглянувшись, обнаружил, что теперь, кроме чародеев и мельника, следом за ним идет и воевода со своими людьми. — Ты знаешь, где остальные люди Бервода?

— Да. Не останавливайся, ты идешь верно.

Илстрем проводил тоскливым взглядом толпу убежавших вслед за Берестом чародеев, вернулся к ошеломленно молчавшей жене и тяжело вздохнул. Как ни обидно, но сын прав. Незачем ему бежать впереди всех и бросаться грудью на мечи наемников предателя, ни к чему хорошему это не приведет. К тому же, за последние годы он всего несколько раз возобновлял тренировки с мечом, и каждый раз находились важные дела, заставлявшие князя уже на следующий же день забывать свои благие намерения. А вот Дест незаметно стал именно таким воином и командиром, каким когда-то, лет двадцать или тридцать назад, был он сам.

— Илес… что они сделали с кузеном?

— Какой он тебе к темным силам кузен! — вмиг рассвирепел Илстрем. — Предатель, изменник! Каким же я дураком был… словно ослеп на старости лет! Деньги он мне давал, о том, как мы с общими внуками играть будем, разливался! А сам вполз как змея, все вынюхал, все вызнал… дочку свою беспутную Десту подсунуть ухитрился! Думал, раз он урод, то любой дуре будет рад!

Князь сообразил, что от расстройства проговорился, только когда непрошеные слова слетели с языка, и замер в ожидании, что же последует за этим признанием.