боком воительница направилась к расширяющейся тропе. Обогнув валун, Рода вышла на плато и замерла в нерешительности — отсюда, сверху, открывался красивый вид на белокаменную крепость, на родной град. Перепутать этот город с каким-либо другим она не могла. Камбалу был разделён на шесть квадратных крепостей, заключённых в единый прямоугольник неприступными стенами. Град растянулся меж рукавов могучей Охоты, и река надёжно хранила его, питала луга, снабжала рыбой. С противоположной стороны Камбалу укрывали высокие горы, на одном из плато которых и стояла Родослава. Лишь узкая полоса леса протискивалась между рекой и горами, расширялась, окантовывая правый рукав Охоты. Рода знала это место слишком хорошо, чтобы запутаться в направлении. Бросившись со всех ног прочь от ущелья, она пересекла плато, спустилась по склону. Ещё более широкая площадка предстала перед богатыршей. Посреди каменной длани стоял тот самый мерзкий старец, что, обернувшись ужом, пытался скрыться от неё. Над головой пронеслась тень птицы. Рода сжала кулаки, зашагала к старику.

Лунвэй с интересом рассматривал богатыршу, ухмыляясь своим мыслям. Понимая, что она не способна причинить ему вред, колдун даже не пытался спрятаться. А вот мелькнувшая над головой тень пробудила нешуточный страх. Невольно пригнувшись, Лунвэй посмотрел на небо — чёрная лебедь парила под облаками. Смазанное прикосновение отвлекло колдуна от мыслей об опасности — крепкие руки вцепились в его ворот, но не могли как следует сжать шею. Рассмеявшись, Лунвэй посмотрел в серые глаза богатырши. Рода тут же отвела взор, не давая прочесть её воспоминания. Рыкнув, колдун сделал шаг назад — второй раз эта уловка не пройдёт. С лёгкостью вырвавшись из её рук, Лунвэй зашептал заклинание, приманивая неупокоенные души.

Небо потемнело, поднялся ветер. Аделя воплотилась за спиной Родославы, шепнула:

— Дай ему разрастись.

Рода молча наблюдала, как дряхлое тело сковывает чешуя, как вытягивается его шея, расправляются рваные крылья.

— Отчего этот колдун прыгает по моим воспоминаниям? — спросила она.

— То не твои воспоминания, — пояснила Аделя, — то память Акима. С каплей крови колдун получил всю его память… Мы не сможем его убить, да сможем выгнать из Нави.

— Всего-то? — нахмурилась Рода.

— Ты до сих пор не поняла, что Навь его питает? — ухмыльнулась Аделя, превращаясь в лебедя. — Держи его.

Рода впустила в себя дух стихии, обратилась рекой. Обрушившись на чёрного змея, окутала могучее тело. Дракон не пытался сопротивляться, лишь вытянул шею, наблюдая за лебедью. Колдун понимал, что настырная баба хоть и холодит лапы, хоть и бьёт в спину, но не убивает, а вот назойливая птица отнимает силы. Втянув воздух, дракон изверг пламя, желая опалить лебединые крылья. Чёрный силуэт померк в ярких всполохах, пропал в извивающемся жаре. Но стоило дракону сомкнуть пасть, как из огненного шара вылетела лебедь, ударила змея горящим крылом по носу. Зашипев, дракон попытался дотянуться до птицы лапой, но река всё сильнее приковывала его к каменной тверди. Придя в бешенство, чудище распахнуло пасть, замерло. Из-за острых зубов вырвалось свечение. Синий пульсирующий поток хлынул из змеиного чрева, обратился драконом, маленьким, проворным, неуловимым. Не мешкая, синий дракон стрелой бросился в холодные волны Родославы. Боль сковала богатыршу, она не могла кричать, не могла принять человеческий облик. В водной толще сновал дракон, прячась от хранительницы Нави. Обернувшись человеком, Аделя опустилась рядом с беснующимися волнами — река то принимала женские очертания, то разбивалась на ручьи. В водном плетении Аделя увидела дракона, запустила руку, но не смогла поймать. Вновь всмотревшись в синеву волн, заметила змея, вновь попыталась схватить его, но лишь коснулась кончика хвоста.

— Прости меня, Рода, — шепнула жрица Мары, сложив пальцы треугольником, — потерпи немного.

Обратив «треугольник» вершиной вниз, Аделя вонзила пальцы в тело богатырши — лёд расползся по воде, сковал волны. Рода попыталась обратиться в человека, но не смогла, лишь измученный лик явила водная толща. Аделя закрыла глаза, призывая силу Нави; холод заскользил по её рукам, перекинулся на замерзающую реку. Дракон пытался вырваться из ловушки, но тщетно — со всех сторон лёд, и плыть боле некуда. От беспомощности змей заколотил лапами. Лицо жрицы предстало перед ним, искажаясь в ледяных гранях. Аделя запустила к нему руку, сжав змеиное тело, вырвала колдуна из чрева богатырши.

Под неистовый женский крик Лунвэй вновь принял обличие старика, содрогаясь в руках жрицы. Аделя тряхнула его, вцепилась в длинную бороду, заставляя смотреть на себя. Родослава медленно обратилась в человека, скрутилась ежом — боль пронзала тысячью игл, иступляла, лишая сил. Пытаясь отдышаться, богатырша посмотрела на Аделю, удерживающую колдуна.

— Аделя, — прохрипела Родослава, протянув руку. Но голос не слушался, боль не давала пошевелиться. Богатырша понимала, что непоправимое вот-вот случится, но ничего не могла поделать.

— Мара-Матерь, княжна Нави! Прибудь на зов мой! — Аделя выхватила из-за пояса серебряный серп. Взмахнула им, всматриваясь в глаз колдуна, и тут же застыла.

Белёсый глаз затягивал дух жрицы в небытие. Сознание колдуна тонкими нитями вонзалось в память Адели. Каково же было удивление Лунвэя, когда он понял, что хранительница Нави не отреклась от своей земной жизни, оставив память о каждом дне, о каждом человеке. Образ воина первым предстал перед ним. Того самого воина, коего увидел в воспоминаниях девы-реки. Связь жрицы с ним была настолько прочной, что сомнений в их родстве не было. Лунвэй рассмеялся, осознав, что тот светловолосый мужчина приходился когда-то ей мужем. И именно этот человек кровно связан с Акимом… и этот человек жив, а значит, Лунвэй выпьет его силу и жизнь, как сделал это с Акимом.

Отбросив образ воина, колдун погнался за следующим воспоминанием жрицы. Сильный удар заставил мир потемнеть, холод впился в голову. Отлетев от жрицы, Лунвэй едва успел ухватиться за валун. Река шумела вокруг него, вжимая дряхлое тело в каменную твердь. Водная толща вытянулась женским станом, локонами заструилась по плечам.

— Зови Мару! — из последних сил выкрикнула Рода.

Опомнившись, Аделя рассекла серпом воздух. Полоса расползлась, открывая проход. В тёмном коридоре проступил чей-то силуэт. Рода оставила колдуна, приняв своё обличие; отошла подальше от Лунвэя. Старик смотрел на призванную Богиню, как завороженный, — она была прекрасна. Длинные волосы на белоснежной коже казались чернее смоли, белое платье облегало совершенное тело, но самым поразительным были её глаза. Синие, бездонные, в них отражались иные миры, звёзды и бескрайние океаны. Оцепенев от страха и любования, колдун не мог пошевелиться. Мара подошла к нему, опустилась напротив. Поманив тонким пальцем, заставила его рот раскрыться — хвоинка сама соскользнула с языка, легла в белую ладонь.

— Всё, что ты накопил в моём мире, останется со мной, — сказала Богиня,