Что было забавно, потому что мимо него в прямо противоположном направлении проехала Романа.

– Привет! – Он помахал ей закованной рукой. – Полураспад закончился, а апельсины так и не завезли!

– Знаю-знаю, – сказала Романа, поднимая взгляд от каталки. – Как дела?

– Совсем неплохо! Меня пытались напугать мозговыми зондами.

– Ужас-ужас, – хмыкнула Романа.

– Ну да. – Доктор посмотрел на везущего его криккитца. – Я пытался сказать об этом.

– Да ты настоящий концерт устроил.

– Уж прости, не смог устоять. Ты же все поняла?

– Ну да, звучало громко и отчетливо… – Тут Романа осеклась. До нее дошло, что она что-то упускает.

– Крики – это язык планеты Кассариан. Не думала же ты, что меня пробьет на вопли старый неисправный мозговой зонд? На Кассариане ужасно ветрено, и единственный путь общения – громкие-громкие крики. Так что я пытался держать тебя в курсе ситуации. Эх, помнится, провел очень веселые выходные, переводя кассарианам «Грозовой перевал» – накликал тогда сильнейшую грозу. Так что да, жаль разочаровывать вас, господа палачи, но страдать я от вас не страдал.

Романа посмотрела на везущего Доктора робота. Сияние внутри шлема поблекло – к такому повороту тот явно не был готов.

– И как поживает твой мучитель? – спросила Романа.

– Лежит на полу. Кажется, я оглушил его. А твой?

– У него заворот мозгов.

– Неплохо, неплохо! – Доктор усмехнулся.

Криккитцы зловеще столпились вокруг них, но Доктор поднял руку со свисающими кандалами.

– Момент! – выкрикнул он.

Роботы остановились.

– Итак, – обратился Доктор к Романе, – мы сейчас во властной позиции.

– Да, пора бы и к делу вернуться! – согласилась она.

Доктор соскользнул с каталки, ткнув своего робота-стражника звуковой отверткой в шею. Романа обошлась пилкой для ногтей, заранее спрятанной в рукаве. Оба робота, воя от ярости и сыпя искрами, отступили.

Доктор и Романа встали бок о бок, мягко отступая назад, когда роботы надвинулись на них.

– Я вот пытаюсь побороть свой врожденный страх перед ними, – признался Доктор.

– И как, получается? – спросила Романа.

– Да. Нужно просто найти как можно больше способов вывести их из строя. – Когда к нему понесся угловатый кулак робота, он уклонился, и удар пришелся в стену.

Романа толкнула каталку в толпу криккитцев. Те ударами бит оставили от нее рожки да ножки.

– Довольно трудно, не находишь? – выдохнула она.

– Да, к сожалению! – Доктор метался взад-вперед, спасаясь от выстрелов с четырех сторон сразу. – Вообще, я придумал кое-что умное, но проблема лишь в том, – сообщил он, ныряя за статую, которая тут же разлетелась на куски, – что оно покамест не работает.

– Жаль, – пробормотала Романа. Она пряталась за соседней статуей, быстро считая в уме. – Доктор, ты не мог бы схватить меня за лодыжку через две целых и три десятых секунды?

– Прошу прощения?

Романа скакнула из-за статуи, изящно сев на шпагат и протянув ногу в сторону Доктора, очутившись точно меж двух роботов. Оба прицелились и выстрелили. Друг в друга. Смертельные залпы пролетели прямо над макушкой Романы, в считанных дюймах.

– Ты опоздал на две десятых секунды, – пожаловалась Романа, приглаживая волосы. – Хорошо еще, что я это учла!

Двери в главный парламентский зал они распахнули пинком.

Доктор с Романой ворвались внутрь, катя перед собой две каталки. На каждой были свалены останки роботов.

– Старейшины Криккита! – рявкнул Доктор, перекрывая возмущенный гул. – Вы – часть самой большой лжи из всех, что когда-либо случались во Вселенной.

Он бросил что-то себе под ноги. Оказалось, то была голова криккитца.

Понятное дело, жест привлек всеобщее внимание.

– Я – Доктор, а это моя подруга Романа. – Доктор помолчал, наслаждаясь отличной акустикой парламентского зала. – Мы провели приятный вечер, сидя в ваших застенках!

– Прекрасный вечер, о да, – согласилась Романа. Найдя в толпе оправившегося от заворота мозгов Грейца, она подмигнула ему, и тот побледнел.

– Но благодаря этой трате нашего времени и сил у нас есть снимки ваших мозгов – прекрасные и четкие снимки, что наглядно докажут вам правоту того, что я собираюсь до вас донести.

Романа важно кивнула, как бы говоря: слушайте внимательно, не то будет хуже.

Старейшины Криккита разрывались меж двух желаний – отпрянуть в отвращении и податься вперед и узнать больше. В итоге они так и не сдвинулись со своих мест.

– Как вы смеете… – начал было старейшина Грейц, поднимаясь всей своей гневной массой в знак протеста, но Доктор уже имел дело с такими, как он, и его было не пронять.

– Как я смею? Легко, глупый старик. Я Доктор – я смею от имени Вселенной. – Он поднял свой шарф за край и взмахнул им. – Да, наверное, я противен тебе, и даже глядеть на меня тебе мерзко. Ты думаешь, что я твой враг – и сейчас, возможно, это так, ибо где-то через, – он посмотрел на часы, – через, скажем, четыре часа я изменю весь уклад этой цивилизации и уничтожу всех криккитцев. И одна из причин, что побуждает меня сделать это – вы, все вы, жертвы ужасного, безумного обмана.

– Ты молвил свое слово, – проворчал старейшина Грейц. – И что же это за обман?

– Всё. – Доктор сделал странный жест, будто щипнул воздух. – Вся эта планета – что-то вроде театра. Вся ваша история состоит из серии событий, что сами по себе возможны, но вместе взятые – становятся крайне маловероятными, не укладываются просто в серию исторических случайностей. Если все эти случайности сложить вместе, получится самый зловещий план из всех возможных.

Грейц опрокинулся обратно в кресло.

– Что есть Бог? – провозгласил Доктор. – Я встречал нескольких претендентов на это звание – в основном, абсолютно безумных. Им требовалось обожание, глупые ритуалы, жестокие последователи, дары и жертвоприношения, а еще – непотребные молитвы, что звучали как бредовые мысли пьяницы, записанные на стенке автобусной остановки. Но они не были Богами – кто угодно, но не они. Я стою здесь, посреди этого зала – и не могу с собой ничего поделать: я благоговею перед делом рук истинного Бога.

Упади сейчас на пол булавка – звук ее был бы подобен грому.

– Но, – хрипло возразил старейшина, – мы не поклоняемся никакому божеству.

– Вот именно! – Доктор засмеялся. – Вы – порождение стыдливого Бога. И разве это не замечательно? Представьте себе – быть всемогущим и одновременно никчемным!