– Крепко. А может, и не очень... Кто ее искать будет, если всех разогнали...

– Конотопа можно озадачить.

– Было бы неплохо.

– Хорошо, я маляву пошлю. Он эту суку из-под земли достанет... Если сможет...

– Век не забуду.

– Тут не только твой интерес. Тут и наш интерес. Ментов надолго не хватит. Сдохнут они рано или поздно. В Заболонь тебе надо, тему свою на рельсы ставить.

– Да хоть сейчас.

– Сейчас не выйдет, а позже – глядишь, найдут суку ментовскую. На волю выйдешь, все сделай, чтобы город под себя взять.

– Само собой.

– Это наш тебе воровской наказ...

– Ясно.

– И чтобы исправно отстегивал, – пристально глянул на Тимофея вор.

– А разве... – начал было Тимофей, но тот его перебил.

– Не разве. Раньше ты с барского плеча на «общак» сбрасывал. А теперь сполна будешь отстегивать, четвертую часть как с куста...

Тимофей согласно кивнул. Он готов был отдавать ворам половину от прибыли, лишь бы те помогли ему отбить у ментов город.

– Ну, значит, договорились, – благодушно улыбнулся вор.

И протянул Тимофею руку. Этим он заключил с ним договор и дал понять, что разговор закончен.

Дощатый заслон над головой с шумом отошел в сторону. Тимофей был настолько слаб, что не мог поднять голову, чтобы глянуть вверх. Да и что он там мог увидеть? Сейчас бросят пару жменей прошлогоднего зерна, на этом все и закончится. Надо потом будет ползать по дну ямы, искать и склевывать зернышки. Занятие очень трудное, поскольку не осталось в нем для этого сил...

Он давно сбился со счета. Не знал, какое число на дворе. Знал, что прошла зима, весна, наступило лето. И все это время он провел в своей яме.

Был бы медведем, впал бы в спячку на зиму. Но он был человеком, притом разутым и холодным. Никто не позаботился о том, чтобы хоть как-то оградить его от холода. В сене пытался от него спастись. Но тщетно. Серьезно пострадал от морозов, и не совсем понятно, каким чудом выжил. Ведь сто раз насмерть замерзнуть мог. Или от голода подохнуть... По весне у него стали выпадать зубы. Природа оживала, а он умирал от слабости.

Но все же он дотянул до лета. Хотя оно и не принесло особого облегчения. Холод и сырость ушли, а голод остался. И настолько он был слаб, что не было желания жить...

– Здесь кто? – властно и жестко спросил чей-то незнакомый голос.

– Князь Орлик, – отозвался надсмотрщик.

– Орлик?!.. Разве он еще жив?

– Пока да.

– Давай, наверх подымай.

– Он сам не сможет.

– Я сказал, подымай!

Надсмотрщику пришлось самому спускаться в яму к Тимофею. Нужно было видеть, с каким отвращением он ступал по загаженному полу, с каким презрением смотрел на исхудавшего и запущенного до безобразия пленника. Тимофей и сам догадывался, сколь убогое зрелище он представляет. И даже сомневался в том, что он похож на человека.

Надсмотрщику так не хотелось мараться о пленника, что он крикнул наверх:

– Издох Орлик!

У Тимофея даже не было сил, чтобы криком подать о себе знать. Но когда он услышал «Подымай!» из уст надсмотрщика, злость вскипела в нем, и силы вдруг откуда-то появились. С трудом, но он сумел оторвать свое тело от земли и прыгнуть на нерадивого служаку. Мертвой хваткой вцепился в его ногу.

А наверху тянули уже за веревку. Отощавший пленник весил совсем немного, раза в два меньше, чем надсмотрщик. Поэтому его приятели без особых усилий вытащили наверх их обоих.

Отцепившись от надсмотрщика, Тимофей лег на спину, раскинул в стороны руки. Земля такая горячая, над головой непривычно светлое небо, жаркое солнце светит так ослепительно, что больно глазам.

– А ты говоришь, издох, – сказал незнакомый голос.

Тимофей попытался разглядеть подошедшего к нему человека, но отвыкшие от дневного света глаза не хотели смотреть на него, сами по себе закрывались... Да и зачем ему на кого-то смотреть, если все равно добром эта встреча не закончится.

Лада предала его. Но она же даровала ему надежду, которой он жил всю зиму. Умерла эта надежда, и он умирал вместе с ней. Сейчас вражья морда глянет на него и распорядится сбросить обратно в яму. Может, разобьется насмерть в падении? Себе во благо...

– Давно он здесь?

Он ощущал отвращение, которое испытывал вельможный человек, глядя на него.

– С осени.

– Не кормили, поди.

– Ну нет, господин. Сытно кормили...

– Самого в яму брошу. Так же сытно кормить буду!

– Воля твоя, господин, – испуганно проблеял надсмотрщик.

– И князя вашего туда же... Эй, Орлик, ты живой?

Незнакомец коснулся Тимофея ногой, легонько надавил на плечо. Ответом ему был утвердительный кивок головой.

– Глеб твою Заболонь взял. А мы Рязанью завладели... Любослав я, воевода муромского князя...

Чуть позже Тимофей узнал, что произошло. Муромские полки с ходу взяли Рязань, и теперь вершили суд, решали, кого казнить, кого миловать. Тимофей не был другом муромскому князю, но и врагом тот его не считал. Поэтому сейчас он имел возможность обрести свободу.

– Не знаю, что и делать с тобой, – продолжал воевода. – Нам ты без надобности, а в яму обратно бросать – грех на душу брать... Пусть князь решает...

Муромский князь решил Тимофея отпустить. Его перебросили через коня, вывезли за стены городского острога, на этом его конное путешествие и закончилось. Его сбросили наземь в чистом поле. Выживешь – твое счастье, нет – в убытке никто не останется.

Его грубые благодетели ускакали прочь, а он остался лежать на земле, лицом вниз. Запах свежей травы, благоухание полевых цветов, нежность теплого ветерка – все это действовало на Тимофея оживляюще. Но больше всего пользы он получал от матушки-земли. Это в яме она забирала его силы, а сейчас она впитывала в себя его немощь.

И все же он пролежал без движения до самой темноты. Так и не хватило ему сил подняться. А надо вставать, идти к реке, воды испить, грязь коростную да смертную печать с чела смыть. Тогда и на душе полегчает, и тело крепче станет. Рыбкой опять же неплохо было бы поживиться. Снасть он из ивовых веток сплетет – умеет.

Тимофей уже собирался подняться, когда услышал топот копыт. Два всадника, и ехали они к нему. Послышались и голоса, перекрываемые конским фырканьем.

– Здесь он где-то должен быть, – сказал один.

– Черт! Темнота хоть глаз выколи, – чертыхнулся второй.