– Когда это началось?

– Ровно неделю назад. В тот день над городом зависли невесть откуда взявшиеся черные тарелки. Так до сих пор и висят, словно приклеенные, не шелохнутся. Они – причина всему. А вот что они собой представляют? Откуда взялись? – Спиридонов непонимающе развел руками.

– Ну а городские власти, они разве не пытаются навести порядок? Есть же еще силы правопорядка, армия…

– Ничего больше нет, – резко, почти грубо оборвал Кийска Спиридонов. – Их поглотил хаос. Пережевал и выплюнул в общую массу отчаявшихся людей. И не их в том вина, потому что невозможно управлять огромным городом, когда ничего, абсолютно ничего не работает!

– Ну а вы-то куда направляетесь?

– Прямо, – махнул рукой вперед Спиридонов. – Буду идти до тех пор, пока мой фонарик не загорится. Судя по вашим словам, не так уж и долго осталось.

– Я соврал, – признался Кийск. – Я сам всю дорогу иду пешком.

– Ну что ж, – ничуть не расстроился Спиридонов. Человек он был, должно быть, весьма деликатный, потому что, явно видя, что собеседник многое недоговаривает, не приставал к нему с расспросами. – Значит, придется пройти чуть подальше. В город я все равно не вернусь. Ну мне-то просто, я один – собрался да пошел. А у кого семьи, дети маленькие, им-то каково?

– Многие бегут из города?

– Пока еще нет. Но судя по тому, как обстоят дела, в самое ближайшее время начнется массовый исход, – как только станет нечего есть. И вам я не советую туда идти. Состояние в городе близко к панике, и я даже не хочу думать о тех ужасах, которые она за собой повлечет.

Кийск закинул руки за голову, устало потянулся и скосил глаза на неподвижно прилепившуюся к голубому небу черную блямбу.

– Да надо бы самому посмотреть на все, – не очень-то уверенно произнес он, после всего услышанного сам толком не зная, стоит ли идти в город.

– Ну, как знаете, – не стал более отговаривать его Спиридонов.

Он снова взялся за ручки своей тележки, но прежде, чем толкнуть ее, протянул Кийску визитную карточку.

– Если вам негде остановиться, можете жить у меня. Ключи я оставил в шкафчике у двери.

Последние несколько километров до города все шоссе, теперь уже восьмиполосное, было запружено покореженными, раздавленными, с выбитыми стеклами и следами пожиравшего их пламени машинами. В некоторых остовах автомобилей Кийск видел обугленные останки сгоревших пассажиров, которые некому было убрать. Людей видно не было. Должно быть, если кто-то еще, по примеру Спиридонова, и покидал город, то пользовался для этого не магистральным шоссе, а другими дорогами.

В городе, куда Кийск вошел уже в сгущающихся вечерних сумерках, все выглядело во много раз ужаснее, чем на дороге. В полумраке, когда ни окна, ни фонари, ни информационные полосы не горели, Кийск не узнавал знакомых улиц. Не только проезжая часть, но и тротуары были забиты выехавшими на них, прежде чем навсегда замереть, машинами. Редкие прохожие либо осторожно пробирались между кузовами, либо, кто помоложе и попроворнее, прыгали с крыши на крышу.

Пространство между машинами было завалено грудами всевозможнейшего бытового мусора, который гнил и разлагался, насыщая воздух жутким смрадом. Казалось невероятным, что всего за неделю город смог произвести столь огромное количество отходов.

Все, кого встречал на своем пути Кийск, были нагружены какими-то тюками, мешками и коробками. Кийск понял, в чем дело, когда неподалеку от него, оступившись, съехал с покатой крыши «Хонды» молодой парень. Из выроненного им рюкзака посыпались на землю запаянные в пластиковую упаковку длительного хранения батоны ржаного хлеба. Видимо, то, что говорил Спиридонов о приближающемся голоде, было не пустыми словами. Народ чувствовал, что скоро с едой станет туго, и торопился делать запасы.

Из разбитых дверей входа в метро валили клубы плотного серого дыма. На стенах домов также нередко были видны черные следы копоти, оставленные вырывавшимся из окон пламенем. Количество пожаров в городе было огромным, поскольку в отсутствие электричества жителям приходилось использовать для освещения открытый огонь. А что для этих целей можно было найти в обычных магазинах, кроме мгновенно сгорающих декоративных свечей? Счастье, что стояло жаркое лето и не было необходимости разводить огонь для обогрева жилищ.

С наступлением ночи прохожие с улиц исчезли. Едва заметные тусклые огоньки, мелькавшие вначале кое-где в окнах, вскоре совсем исчезли. Зато теперь стали видны зарева пожаров, всполохами озаряющие черное ночное небо одновременно в нескольких концах города. Больше всего горело в районе центра.

На улицах тоже то там, то здесь встречались костры, сложенные из всего, что попадалось под руку и могло гореть. Зачастую попросту поджигали выдранные из машин сиденья. В свете пламени теснились группы людей, по пять-десять человек, главным образом молодых, крепких парней.

Подойдя к одной из таких групп, Кийск заметил в руках у ребят резиновые полицейские дубинки и металлические пруты. У сидевшего на перевернутом ящике парня с красной банданой на голове на коленях лежала допотопная охотничья двустволка с вертикальным расположением стволов.

– Тебе чего надо? – спросил он у Кийска отнюдь не дружелюбно.

– Да перекусить бы что-нибудь, – ответил Кийск первое, что пришло в голову, тем более что ему и в самом деле хотелось есть.

– Вали отсюда, здесь тебе ничего не обломится.

Только сейчас Кийск обратил внимание на то, что костер горит у входа в большой продовольственный магазин. В городе шла борьба за самое ценное, что оставалось, – за еду.

– Понятно, – сказал Кийск и, развернувшись, пошел назад.

Брошенный кем-то обломок автомобильного руля угодил ему в спину между лопаток. Кийск резко обернулся и натолкнулся на стену злобных, насмешливых взглядов. Ружье у сидевшего на ящике парня скорее всего было не заряжено – где найдешь патронов для такого старья? – остальные же были героями только до тех пор, пока держались сворой. Но стоило ли сейчас связываться с ними? Тем более что на шум драки наверняка подоспеет подмога из дома, которому принадлежал магазин.

Неподалеку Кийск обнаружил разграбленное кафе, в котором нашлось все же несколько запакованных в пластик бутербродов и банка пива. Перекусив тем, что имелось, Кийск устроился спать здесь же, под стойкой, на вытащенной из ближайшей машины широкой спинке заднего сиденья.

Утром Кийск нашел в кафе раковину и хотел умыться, но водопровод не работал. Отыскав еще несколько бутербродов, пару плиток шоколада и две банки с лимонадом и одну с пивом, он сложил все это в пластиковый пакет и вышел на улицу.

При свете дня город производил еще более удручающее и мрачное впечатление, чем ночью. Заполненный людьми, с трудом пробирающимися по запруженным машинами улицам, город наводил на мысль о трупе какого-то огромного и некогда сильного зверя, по которому ползали пожирающие его мертвую плоть насекомые.