Курганы стояли близ старой караванной тропы, ведущей из Хакасии в Центральную Азию. Спадала вода, за самые долгие, жаркие дни июня просыхала степь, трогались в путь караваны. Проходя мимо курганов, путники оказывали уважение погребенным – каждый из них приносил и бросал камень в огромную кучу – метрах в тридцати от курганной группы. Такая груда камней называется «обо». Во всей Центральной Азии есть такой обычай – если уважаешь место – бросай свой камень в общую кучу. Чем посещаемее место, чем уважаемее человек – тем выше становится обо…

С течением времени караванная тропа постепенно превратилась в дорогу. Дорога расширялась, и курганы надо было раскопать, потому что через них должна была теперь пройти бортовина дороги.

Уже в июле месяце школьники и впервые приехавшие в экспедицию отпускники содрали лопатами дерн, обозначили границы кургана – вкопанные в землю стены из камня-плитняка.

И вот тут-то курганы словно начали сопротивляться, не желали признавать себя заурядными холмами земли. Они как будто обиделись на такое их определение и все время задавали какие-то свои загадки, и не самого лучшего свойства.

Для начала оказалось, что возле оградки одного из них идет еще несколько погребений, причем никакими плитами камня сверху никак не обозначенных. Получалось, что погребений на самом деле гораздо больше, чем можно было предполагать. Пришлось перебросить на курганы еще людей, пересмотреть сроки работ, отказаться от раскопок других памятников, поинтереснее.

Потом начались странности в самом большом, центральном кургане. Вроде бы это был тагарский курган, с типично тагарской прямоугольной каменной оградкой. Но в центре кургана выложен пятиметровый круг убитой камнями земли – в самом центре оградки. Она тоже типична, но только не для тагарской культуры, а для более поздней, таштыкской…

Возникало впечатление, что курган яростно противоречил самому себе. Могла существовать или оградка – но без выкладки. Или выкладка – но тогда без оградки. Курган выглядел примерно как могила 1950-х годов, – жестяное навершие со звездой и с надписью на старославянском: «Ныне отпущаеши, Господи, раба Твоего…».

Неделя ушла, чтобы убрать землю, оформить курганную оградку, зарисовать и зафотографировать выкладку.

Два дня убирали выкладку и тут же обнаружили некую третью странность – весьма зловещего свойства. Этой странностью был скелет девушки лет 20, выгнутый и вытянутый самым причудливым образом. Захоронение было сделано вне погребальной ямы. Более того – как выяснилось, как раз под скелетом кончалась рыхлая земля курганной насыпи, начиналась овальная погребальная яма.

Никто не позаботился оставить погребенному ни пищи, ни воды. Казалось, труп просто швырнули в рыхлую землю, без всяких признаков погребения. И даже непонятно, труп ли… Голова погребенной была мучительно запрокинута, затылок почти касался позвоночника. Грудной отдел – сантиметров на 20 выше таза. Руки оказались сведены за спиной – словно бы стянуты веревкой. Сама веревка истлела за истекшие тысячелетия, но положение костей сохранилось.

С расчищавшими скелет девушками случилось что-то вроде истерики, и не мудрено. Становилось все более очевидно, что этот мучительно выгнувшийся, словно пытавшийся подняться в рыхлой земле человек был брошен и закопан при насыпании курганного холма. Живым.

Двое суток ушло на изучение скелета. А под костями, буквально в нескольких сантиметрах, кончилась принесенная людьми, насыпанная песчаная земля. Началась древняя дневная поверхность – тот слой, который был поверхностью земли, на котором когда-то и возвели курганную оградку. И в котором древние выкопали погребальную камеру. На гладкой плоскости древней дневной поверхности ясно выделялось овальное пятно – раза в полтора больше обычного.

Разбирали яму, и продолжались прежние поганенькие странности. Погребальная яма оказалась перекрыта чуть углубленной в землю очень древней каменной плитой. Когда-то, за II тысячелетия до Рождества Христова, эту плиту расписали причудливыми масками, изображениями коров и быков, поставили как знак границы территории рода или племени.

Тех, кто сооружал странный курган, от эпохи, когда была сделана плита, отделял такой же срок, как нас с вами – от римских императоров.

Чем привлекла плита их, людей совсем другой эпохи? Что было для них в этой причудливой каменной росписи? Вопросы пока без ответов…

Плиту обвязали канатом, семеро парней с ломиками, с деревянными лагами помогали натужно ревущему грузовику.

Но и это оказалось не все. Археолог с двумя подручными выбрасывал из ямы песчанистую землю – день и второй, потому что углубиться до погребения пришлось почти на три метра. В конце второго дня в раскоп спускались по лестнице и думали – не начать ли подъем земли в ведрах? Кидать лопатой становилось все труднее… И тут, прямо под босыми ногами, пошли венчики керамических сосудов…

И археологи жадно бросились поскорей закончить раскопку. Рано утром сразу трое «сели на ножи» – стали расчищать погребение ножами и кисточками. Влажный песок не успел затвердеть под лучами солнца, хорошо поддавался совку. Ко времени перекуса погребение было почти раскопано. А за час до конца работы археологи вылезли из раскопа, стали смотреть на него сверху и почувствовали себя очень неуютно.

Потому что такого погребения вообще быть не могло, потому что так не бывает никогда. Не бывает в принципе.

В нестандартно глубокой погребальной камере, перекрытой андроновской плитой и закопанной заживо девушкой, лежал скелет, погребенный по традициям тагарской культуры.

Женщина лет тридцати лежала на спине, в вытянутой позе. Лицо вверх, руки вдоль тела. Длинные шпильки выше костей черепа – значит, была высокая прическа, держалась на шпильках.

На костях груди множество бус – и костяных, и бирюзовых. Бронзовое китайское зеркало на животе, где когда-то был карман платья.

А главное – кинжал на поясе. Кованый бронзовый кинжал в золотых ножнах. В смысле, в деревянных ножнах с обкладкой из золотой фольги. Кинжала не могло быть в женском погребении, это факт. А он был.

Всякому археологу ясно, что в тагарском погребении и положенная с покойником пища должна быть какой же, как в погребениях этой культуры, – разрубленные части тел животных.

Но здесь не было ничего подобного, а в ногах покойной лежали обгорелые фигурки овец, коров и лошадей.

Такие фигурки клались в погребения таштыкской эпохи – наивная попытка обмануть мертвых и дать им с собой целое богатство в виде стад. И дать так, чтобы на самом деле ничего не оторвать от хозяйства, ни в чем не обделить самих себя.

Подошел Боковенко, посмотрел, повздыхал, сказал: «Да…». Приехала машина за людьми. Кузьмина привели, молча показали погребение. Он тоже полез в затылок, сказал: «Да…». И еще много другого, чего мы приводить не будем.

У археологов дружно кружились головы – что делать? Ясно было, что – сенсация. Что завтрашний день придется посвятить тщательному… нет – сверхтщательному! – изучению погребения, зарисовывать, фотографировать. И что пора звать журналистов, приглашать местный музей – делать особую экспозицию. Да еще это чертово золото…