1 Fe (вера, лат.), minus (малый, лат.)

Я усмехнулся:

— Человек ко всему привыкает, может даже жить в кратере вулкана, пока он сух… Знаете, со мной здесь недавно ужас приключился. Просыпаюсь от лая собак, лязга железа и хриплых немецких команд. «В концлагерь попал!» — ужасаюсь. И только через пару минут доходит, что это ремонтируют мою улицу, лают собаки соседа, а в детстве я очень любил фильмы про войну… Вот так-то жить в эмиграции… Сейчас внутреннее напряжение растет. Клыки немцы еще не показывают, но зубами уже скрипят.

— А почему, почему? Чего им не хватает? Мой профессор получает около десяти тысяч в месяц, его жена почти столько же, — заинтересованно спросил он. — У них же всё есть?! Для чего им столько?

— Вот именно поэтому они и не хотят терять того, что есть. Они чувствуют, что на тот уютный мир, который они с таким трудом построили после войны, начали посягать пришельцы. Германия забита иностранцами. Это немцев раздражает, как пса, если пробовать отнять у него кость. И это можно понять. Да и вообще: чем больше у человека денег — тем меньше чувств.

— Это вы очень правы. Но разве могут быть виноваты только пришельцы — их же процентов десять, не больше?.. Да и вообще это примитивизм — всегда искать причины только вне себя! — запальчиво произнес он. — Это мы уже проходили.

Я пожал плечами:

— Или просто самозащита организма — выпускать пар, чтобы котел не взлетел в воздух.

— Тут вы не правы, — возразил академик. — Это тот пар, который не уходит, а возвращается и взрывает котел изнутри. Изнутри! — повторил он и покачал пальцем. — Кстати, а как вам нравится: свою собаку мой профессор назвал по-русски «Водка», а кошку — «Кошка»? Этим он, очевидно, выразил свою любовь к славянским языкам, хе-хе… Читаю «Грани» и то и дело слышу: «Водка, фас!», «Кошка, комм!»

— «Водка» — в числе тех немногих русских слов, которые известны немцам, вроде «молотов-коктейль», «погром», «рубль», «Калашников», «перестройка», «икра», «шуба», — сообщил я, выискивая глазами спиртное.

Вот лоток с пивом и мороженым. Коньяка нет. Но и пиво может помочь.

— Мороженое? Шоколадное?

— Ах, что вы, с моим слабым горлом! А впрочем, давайте. Но если я приеду больным, жена будет вдвойне на меня обижена — и ей ничего не привез, и без нее лакомился заморскими сластями!

— Но разве вы можете отвезти ей мороженое? Оно растает, — резонно возразил я, направляясь к витрине, где поблескивало золотой вязью пиво «Bitburger», взял пару банок, а для академика — шоколадный брикетик, причем он убедительно просил продавщицу дать ему «теплого мороженого», на что та, смеясь, говорила, что её мороженое не только теплое, но даже горячее.

— Вот видите, немка, а юмор понимает! — удовлетворенно кивал он, начиная эпопею по разворачиванию брикета. — А немецкий язык я, оказывается, еще не совсем забыл! — Обгрызая брикет, он покосился на меня из-под очков: — Вы помните мою просьбу о магазине?

— Это не проблема.

— Вот как раз и проблема! — пристукнул он палкой. — Это должен быть такой магазин, где не очень чтобы дорого и большой выбор. Я обязательно выберу ей кофточку!.. И… И чтобы мужское тоже было. В России много партий, но носков там опять нет! — добавил он многозначительно.

— Это вы преувеличиваете, — возразил я. — Говорят, там уже есть приличные магазины…

— Да, но цены! Считайте, что для большинства их опять нет.

Допив банку, я расправил плечи, огляделся кругом. Стало легче жить. Мраморная фигура пустила крысу бегать по торсу и ногам, дети завизжали, мамы захлопали в ладоши, хиппи закричали, акробаты сделали прыжок, а фокусник в чалме выпустил длинный язык пламени.

Потом академик вспомнил наших общих коллег-друзей из Тбилиси. Многих из старшего поколения уже не было в живых.

— Боже, как я страдал, когда видел по телевизору эти руины, войны, этих несчастных людей, горе, смерть!.. Сколько раз я бывал в Грузии!.. Какая высокая культура диалога царила там! Как изящно люди общались! Как тонко всё чувствовалось и ощущалось!.. Личности окружали меня! Чаша риторики и остроумия не иссякала!.. А какая школа русистики! Вся русская поэзия пила из этой чаши, даже и в буквальном смысле… Как же теперь?.. — С неподдельной скорбью смотрел он на меня.

— Старой Грузии нет. Будет новая. Так уже бывало в истории много раз. Я лично рад, что родился и полжизни прожил в той старой, мирной, щегольской и обаятельной стране, — ответил я.

— Я был знаком там с потрясающими интеллектуалами, учеными, острословами, мыслителями… Таких теперь нигде нет, — блеснул Ксава очками. — Там и жизнь была совсем другая, чем у нас: спокойная, неторопливая, дружелюбная. А какие красавицы!.. Русские женщины тоже красивы, спору нет, но другой красотой. Русская красота греет, а в Грузии женская красота обжигает, ослепляет, сбивает с толку, разит наповал…

— Разве у вас были аспирантки из Грузии? — вскользь поинтересовался я.

— При чем тут аспирантки? — смутился он. — Я говорю… о внешнем…

— Внешнее — продолжение внутреннего, — поддакнул я, косясь по сторонам и высматривая, не подмигнет ли откуда-нибудь своим медовым глазом чекушка, не встрепенется ли мерзавчик.

— Это спорно, хотя и не лишено конструктивности. Помнится, нечто подобное утверждал Виктор Борисович…

— Какой?

— Шкловский. Я его хорошо знал… А насчет Грузии — жаль, очень жаль.

— Старого не вернешь. Теперь всё надо строить заново. Разрушая, все были уверены, что строят. А для того, чтобы строить, надо научиться чему-нибудь…

— Писали на эту тему? — бросая в урну остатки мороженого, спросил Ксава.

— Пишу…

— Прочтите что-нибудь.

— Тогда эссе. Эпиграф — из Луки: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и дом, разделившийся сам в себе, падет». «В Грузии было кровопролитие. Сейчас царит вывернутый наизнанку воровской закон, как, впрочем, и во всей бывшей советской зоне, частью которой Грузия была последние двести лет, где на Вышках стояли атомные часовые, на КПП бесновалась банда убийц в маршальских погонах, в Хозчасти заправляли мародеры, в Санчасти — каннибалы, в Каптерках шуровали насильники, на Плацах вопили палачи, а в Красном Уголке хозяйничал верховный иерарх в генералиссимусском френче, пряча гибкий хвост, краешек которого некоторые очевидцы все-таки успели заметить и запомнить. Зная, частью чего она есть и кому должна подчиняться, Грузия раньше других поняла схему преступных законов, царивших в криминальной империи. А поняв, волей-неволей вступила в игру, вовлеклась в чертово колесо, вошла в контакт с другими игроками и шулерами. И эти знания в итоге обернулись против нее самой. В этом корень трагедии. Ибо нет зла внешнего или внутреннего, есть одно общее зло. И кровь не бывает разного цвета. И колесо вращается сразу в обе стороны одновременно, нельзя выскочить из него на ходу, не заплатив долгов Нечистому. И одно тянется за другим, как кишки из распоротого живота».