Яроок обернулся к Олегу, но натолкнулся на ответный взор невозможных кошачьих глаз.

– Ты же знал, вещий?

– Баба с возу, так и кобыле легче… – ответил Олег. – Видно, боги сами рассудили, жрец, что лучше, а что хуже.

– Бедная девочка! – пробормотал Яроок, прикрывая глаза. – Колесница Дажьбога выкатила на небеса.

Олег пригнулся и тоже шагнул наружу.

– Розмич! Поспеши в город. Скажешь Сьельву, чтобы сыскал любого священника. Хотя бы одного. Из тех, кто не удрал вслед за ромейским епископом. И чтобы волоса с его головы не упало. Пусть княгиню похоронит, как подобает ее вере.

Дворовых допросить, кто да что… К церкви тоже охрану. Пожгут – так пол-Киева сгорит за милую душу. Хлопот не оберешься.

– Неужто, князь, ты сохранишь за ними храм богопротивной веры? – изумился Яроок, заслышав слова приказа.

– Ломать – не строить. А жечь не дам. Ты же не внесешь туда кумиров своих?

– Вот еще, разрази меня гром! – Старик заскрежетал зубами.

– Ну, так и пусть пока стоит.

– Дозволь хотя бы кресты с куполов поснимать.

– Это, пожалуй, верно. Но сначала пусть княгиню погребут. Сам же говорил, в Киеве ее шибко любили! Князь людьми приторговывал, но усопшая Ирина о том, видать, не догадывалась, – саркастически хмыкнул Олег. – Святая она баба, выходит. Ирина эта.

– Была, – бросил Яроок горько и смахнул непрошеную слезу.

Копыта глухо впечатываются в землю, лошади шагают размеренно и важно. Горожане провожают радостными взглядами, только некоторые глядят с тревогой. Оно и понятно – отряд слишком мал для войны, да и в полюдье дюжиной не пойдешь. Куда же тогда отправляются воины? Самые сметливые отметили направление, улыбки с лиц исчезли бесследно. На Юго-Востоке обитает самый коварный враг, самый злой.

Хазары и при Осколоде смирными не были, несмотря на богатую дань, кою собирал да выплачивал князь. Теперь и вовсе озвереют.

Когда Олег Новгородский выгнал хазаров из Киева, народ ликовал. Новый владыка, пусть сам иноземец, поступил по правде, как велит славянская гордость и обычай. Но радость быстро сменилась страхом. Сперва только самые умные шептали – хазары в долгу не останутся, обязательно вернутся, и тогда… После даже глупые и дураки поняли. Да, прошлого не воротишь, сделанного не отменишь.

Пусть у Олега сильные дружины, но что тех воев против хазарской силы? Хазары – дикари. Налетают стремительней урагана и жалости не знают. Да и гордость, пусть и дикарская, у них имеется. Киев будет наказан за дерзость, это ясно всем. Если стен крепостных степняку не взять – всю округу пожгут, все посады да слободы.

А отряд, что ныне покинул крепость, стало быть, в дозор. Глянуть – далеко ли хазарское войско, когда ждать неприятеля. Может, оттого воины такие злые? Ведь даже сквозь цокот копыт скрежетание зубов слышно.

Или то послы Олеговы? Неужто передумал – сам замириться со степняком решил?! Не сдюжил князь? И вновь пойдет, побежит, поскачет лихо по всей земле…

Едва покинули пределы Киева, Розмич припустил коня, догнал старшего дружинника:

– Я могу отпустить тебя на все четыре стороны, Добродей, сын плотника.

Добродей одарил говорившего недобрым взглядом. Усмехнулся, отметив, что одежды простого воина Осколодовой дружины превращают неумные слова Розмича в полную нелепицу. А Розмич словно угадал мысли, тут же выпятил грудь и напряг руки.

– Коли я решу уйти, твоего разрешения не спрошу, Розмич, сын пахаря, – бросил Добря княжеским тоном.

Роська проглотил обидные слова, только щеки под густой русой бородой заметно вспыхнули. И, словно пытаясь оправдаться, сказал:

– Мне до сих пор не верится, что ты решился предать Киев.

– А я не Киев предаю, – отозвался Добродей. – Я за правдой иду, за справедливостью. А вот ты – подлец самый настоящий… Когда придут хазары, первым, кого повесят, станет твой князек-новгородец, мурманин проклятый.

– За правдой? Не смеши меня, плотник!

Старший дружинник мог промолчать – спорить с глупым пахарем дело неблагодарное. Но все-таки ответил, больше для себя:

– Правда в том, что киевляне другого и не заслуживают. Осколод был хорошим князем. Диру любил беззаветно. Ради народа полянского наступал на собственную совесть и гордость. Думаешь, легко своих же славян в рабство отдавать? Думаешь, легко жертвовать малым во спасение многого?

– Это отговорки. Враки. Осколод мог дать бой хазарам! Киев-то он спасал, да окрестные племена гнобил за то спасение. Он ничем не лучше нашего Олега, твой Осколод.

Смех Добродея прокатился ужасающей волной. Кажется, даже деревья далекого леса содрогнулись, а степные травы так и вовсе затрепетали, прижались к земле.

– Ромейские жрецы рассказывали, – начал Добря, отсмеявшись, – будто у мурман есть бог лжи и обмана. Тот, который всегда рука об руку с их главным богом ходит. Вот уж не думал, что ты ему поклонился.

– Кому поклонился? Локи? Нет… я не…

– Да ладно! А то я не вижу! Только одного не пойму: как твой Олег об этом не догадался. Даже жаль его. Такую змеюку на груди пригрел.

– Олег не боится змей, – усмехнулся Розмич.

– Пророчество? Слышал, слышал… Но судьбу еще никому обмануть не удалось. Видать, не тех змей твой князь остерегается.

– Ты говори, да не заговаривайся, плотник.

Добродей даже не взглянул на собеседника, бросил в воздух:

– Змеюка… Ой, змеюка… Только вот до сих пор не ясно, чего добиваешься? Олега порешить хочешь? Или надеешься, будто хазары наградят, как следует?

– Полно, дешево разводишь… – Голос Розмича стал злым, на щеках вздулись желваки. – Ты в своих уверен? Не предадут? Не разболтают хазарам, что мы из Олегова воинства?

Розмич кивнул на четверку бывших Осколодовых дружинников, что теперь держались особняком.

– Уверен, но ручаться не берусь. Видишь ли… пахарь, они, как и я, присягали только Осколоду и Киеву. И ежели вдруг подумают, дескать, переговоры с хазарами – предательство Киева, могут взбрыкнуть. А твои?

– Мои – все шестеро – надежны, в том нет сомнений, – фыркнул Розмич.

– Предатель не может быть надежным. Тот, кто предал единожды, может с легкостью предать еще раз, – сказал Добродей и смолк, но ненадолго: – И все-таки, зачем тебе это?

– Я семнадцать лет под рукой Олега хожу. Многое видывал, про все и не расскажешь. Знаю только, не место мурманскому правителю на землях славян. Беда будет, если останется. Рюрик хоть как-то его держал, но Рюрик уже три года топчет травы вырия, а Олег… Он даже не варяг. Чужой. Думаешь, кто Полата сперва в Белоозеро сослал, а потом и вовсе устранил?

– Убил? – изумился Добродей.