Бесси нахмурилась, недовольная напоминанием о том, что иногда я подлавливаю ее на огрехах в работе.

— Мисс Маргарет велела мне пойти с вами, — пробормотала она.

— Что ж, ступайте и скажите Маргарет, что я прислала вас обратно. Конечно, вам бы лучше остаться, чтобы потом поговорить с подругами. — Я давно заметила, как оживленно сплетничают служанки после молитвы в церкви.

Я видела, что Бесси готова поддаться соблазну, но ее естественная подозрительность заставила ее изучать меня с прищуренными глазами.

— Вы ведь не пойдете на пляж, правда, мисс Элизабет? Этого я не допущу, после вашей-то простуды. И к тому же сегодня воскресенье!

— Конечно нет. Сейчас прилив. — Я понятия не имела, прилив сейчас или отлив.

— А, вот как!

Бесси, несмотря на то что прожила в Лайме почти двадцать лет, до сих пор мало разбиралась в приливах и отливах. Мне удалось после нескольких подбадривающих слов убедить ее вернуться в церковь.

Кокмойл-сквер и Бридж-стрит были пустынны, поскольку большинство жителей либо были в церкви, либо спали. Я не могла медлить, иначе меня или застигли бы на месте преступления, или я сама утратила бы свой настрой. Быстро спустившись по ступенькам к мастерской Мэри, я достала запасной ключ, который, как я заметила, Молли Эннинг прятала под расшатанным камнем, отперла дверь и вошла. Я понимала, что так поступать нельзя, что это намного хуже моей скрытной вылазки на аукцион в Музее Баллока в Лондоне. Но ничего не могла с этим поделать.

Послышалось повизгивание, и ко мне подбежал Трей, обнюхивая мне ноги и помахивая хвостом. Я поколебалась, потом нагнулась и погладила его. Шерсть у него была жесткой, как пальмовое волокно, и весь он был покрыт пылью голубого лейаса — настоящий пес Эннингов.

Я обошла его, чтобы взглянуть на плезиозавра, разложенного на плитах пола. Он был около девяти футов длиной, и примерно с половину длины составляла его ширина, включая размах его массивных ромбовидных ластов. Большую часть его длины составляла шея, подобная лебединой, на конце которой был удивительно маленький череп, длиной, может быть, пять дюймов. Шея была настолько длинной, что это казалось лишенным смысла. Может ли у животного шея быть длиннее всего остального тела? Я жалела, что у меня не было при себе моего тома Кювье по анатомии. Скелет представлял собой скопление ребер, дополненное хвостом, который был намного короче шеи. В общем, он был так же невероятен, как и ихтиозавр с его огромным глазом. Это заставляло меня одновременно и трепетать, и улыбаться. Кроме того, я испытывала огромную гордость за Мэри. Как бы ни злились мы друг на друга, мне доставляло удовольствие, что она нашла нечто такое, чего не находил никто другой до нее.

Я все ходила вокруг скелета, разглядывая его, потому что вряд ли мне предстояло увидеть его снова. Потом я оглядела мастерскую, в которой когда-то проводила так много времени и которой не видела в течение нескольких лет. Она почти не изменилась. Там по-прежнему было мало мебели, изобилие пыли и клети, переполненные окаменелостями, ожидавшими очереди для очистки. Поверх одной из такой груд лежала стопа листов, исписанных почерком Мэри. Я взглянула на верхнюю страницу, затем взяла всю пачку и пролистала ее. Это была копия статьи преподобного Конибера, написанной для Геологического общества и посвященной допотопным тварям, которых нашла Мэри. Там было двадцать девять страниц текста, а также восемь страниц иллюстраций, старательно скопированных Мэри. Должно быть, она провела за этим занятием немало времени, ночь за ночью. Самой мне эта статья не попадалась, и я застала себя за тем, что увлеченно читаю отрывки, испытывая жгучее желание позаимствовать эту копию у Мэри.

Однако я не могла весь день стоять в мастерской и читать этот труд. Я пролистала его до конца, чтобы прочесть заключение, и там, в нижней части последней страницы, обнаружила написанное мелким почерком примечание. Оно звучало так: «Когда я напишу свою статью, никто не сможет выступить с опровержением моих аргументов».

По всему было видно, что Мэри чувствует себя достаточно уверенной, чтобы критиковать мнения преподобного Конибера. Более того, у нее имелись планы написать собственную научную работу. Ее смелость заставила меня улыбнуться.

Потом тявкнул Трей, дверь отворилась — и на пороге появился Джозеф Эннинг. Могло быть хуже. Это могла бы быть Молли Эннинг, чья подозрительность по отношению ко мне тут же воскресла бы. Это, конечно, могла бы быть и Мэри, перед которой я никогда не смогла бы оправдаться за свое незваное вторжение к ней.

Тем не менее это все же было ужасно. Люди не входят в чужие дома, если они не воры. Даже безобидной старой деве такое непозволительно.

— Джозеф, мне… мне… мне очень жаль, — заикаясь, стала бормотать я. — Мне хотелось увидеть, что нашла Мэри. Я понимала, что не смогу прийти, когда она здесь: для нас обеих это было бы слишком неловко. Но мне никогда не следовало бы сюда входить. Это непростительно, и я очень сожалею.

Я бы бросилась наружу, но он загораживал дверной проем, и из-за уличного света лицо его было погружено в тень, так что я не видела его выражения, если оно вообще было. Джозеф Эннинг славился тем, что не выказывал вообще никаких эмоций.

Какое-то время он стоял совершенно неподвижно. Когда же наконец шагнул вперед, то не хмурился и не косился, как можно было бы ожидать. Но и не улыбался. Однако же был очень вежлив.

— Я вернулся, чтобы взять шаль для мамы. В церкви холодно. — Как странно, что Джозеф счел себя обязанным объяснить мне свое возвращение. — Так что же вы о нем думаете, мисс Филпот? — добавил он, кивая на плезиозавра.

Я не ожидала, что он окажется таким рассудительным.

— Он поистине необычаен.

— Я бы сказал, что он противоестествен. Рад буду, когда его увезут отсюда.

В этом был весь Джозеф.

— Мистер Бакленд говорил мне, что ведет переговоры с герцогом Букингемским, который хочет его купить.

— Может быть. У Мэри другие мысли на этот счет.

Я прочистила горло.

— Она хочет сторговаться с полковником Бёрчем? — Ожидание ответа было для меня непереносимым.

Но Джозеф меня удивил.

— Нет. С ним Мэри покончила. Она понимает, что он никогда на ней не женится.

— Вот как! — Я испытала такое облегчение, что едва не рассмеялась. — Тогда насчет кого же?

— Она не хочет говорить, даже маме. У Мэри в последние дни ум за разум заходит, — покачал головой Джозеф, явно выражая неодобрение. — Она отправила кому-то письмо и сказала, что нам надо дождаться ответа, прежде чем разговаривать с мистером Баклендом.

— Как странно!

Джозеф переступил с ноги на ногу.

— Мне надо вернуться в церковь, мисс Филпот. Мама ждет свою шаль.

— Конечно.

Я еще раз глянула на плезиозавра, потом положила переписанную Мэри статью на груду окаменелостей в клети. При этом я успела заметить там рыбий хвост. Потом увидела плавник, другой хвост и осознала, что вся клеть была полна рыбьих окаменелостей. Среди них была сунута полоска бумаги с начертанными на ней рукою Мэри буквами «Для Э. Ф.». Мэри хранила их для меня. Должно быть, думала, что однажды мы снова подружимся, что она простит меня, и хотела, чтобы и я ее простила.