Невольный ужас овладел нашими сердцами. Представьте себе широкую извилистую реку, которая была, как только позволял видеть глаз, вся покрыта человеческими трупами; некоторые уже начинали замерзать. Здесь было царство смерти, которая блестела во всем ее разрушении… Первый представившийся нам предмет была женщина, провалившаяся и затертая льдом; одна рука ее отрублена и висела, другой она держала грудного младенца. Малютка ручонками обвился около шеи матери; она еще была жива, она еще устремляла глаза на мужчину, который тоже провалился, но уже замерз; между ними на льду лежало мертвое дитя… Ветер и мороз были прежестокие, все дороги замело снегом, по ближнему полю шатались толпами французы. Одни кое-где разводили огонь и садились к нему, другие резали у лошадей мясо и глодали их кости, жарили его, ели сырым; скоро показались люди замерзлые и замерзающие. Никогда сии предметы не изгладятся из моей памяти. [Дорога казалась] улицей мертвых тел».

Русским раненым приходилось столь же несладко, как и французам:

«…Давно не помню я столь тягостного для себя дня. Деревушка была завалена нашими и французскими ранеными и пленными, коих так много увеличивалось, что и девать было почти некуда. Ужасно было видеть их: большие и малые, все вместе, мужчины и женщины, с обмотанными соломой ногами, прикрытые какими-то тряпками, без сапог, с отмороженными лицами, с побелевшими руками…»

Отсутствие грамотной организации у русских стало причиной того, что Наполеон сумел переправиться через Березину с лучшими своими силами! Кутузов не стремился настичь Наполеона, Витгенштейн позорно опоздал, а Чичагов не имел достаточных сил для того, чтобы разгромить Наполеона в одиночку. Кроме того, хоть Чичагов на словах и рвался сокрушить императора, но по пути следования к Березине допустил ряд необъяснимых остановок, упустив много времени (чего стоит один только двухдневный простой в Минске для «ковки лошадей»!). Тарле полагает, что вообще все трое не спешили выходить на бой с Наполеоном, но если Кутузов делал это демонстративно, то его коллеги громогласно заявляли о своем желании сразиться, а потом намеренно мешкали, предоставляя Наполеону возможность уйти. В итоге при дворе Александра I во всем обвинили, конечно же, Кутузова.

Все как обычно…

«После перехода через Березину, – вспоминает Арман Коленкур, – лица у всех просветлели; впервые мысль о Польше улыбалась всем. Вильно стало землей обетованной; это была гавань, укрытая от всех бурь, – конец всех бедствий. Все прошлое казалось только сном; перспектива лучшего будущего почти полностью заставила забыть наши бедствия. Усталость, переживаемые лишения, вид несчастных, погибавших на каждом шагу от истощения, голода и холода, – все это мало действовало на характер французского солдата, веселого и беззаботного по природе. Опасности делают людей эгоистами; те, кто чувствовал себя хорошо, привыкли к зрелищу гибели и скорби. Люди, сильные духом, сделались нечувствительны к несчастьям и старались своим спокойствием закалить менее сильных. Страдали, несомненно, много; мы были свидетелями ужасных несчастий и великих бедствий, но, проникнутые чувством самосохранения и воодушевленные чувством национальной гордости и чести, люди не отдавали себе отчета в размерах бедствий. Голова шла кругом, и человек не мог, или, вернее, не хотел, верить в то, что он понял потом. Вчерашние, сегодняшние и завтрашние опасности казались нашему воображению не чем иным, как опасностями непрерывно возобновляющегося боя. Ведь мы были на войне, и каждый из нас участвовал в ней, а потому все обычно были веселы, беззаботны и даже в шутливом настроении, как это всегда бывает накануне, в самый день и назавтра после сражения. Несмотря на наши несчастья, в нашей ставке царило, бесспорно, не менее хорошее настроение, чем в ставке русских».

Однако переправой через Березину Отечественная война 1812 года не завершилась. Русские наладили свою переправу и, оказавшись также на правом берегу, продолжили преследование отступающего противника. И тут в довершение всех бед наступили лютые русские морозы. Начались они 28 ноября. Очевидцы вспоминают, что температура составляла от –20° до –28° (ночами столбик термометра опускался до –30°). Если бы войска Наполеона подошли к Березине позднее, ему не было и вовсе никакой нужды для возведения мостов, поскольку Березина была бы скована льдом. Морозы самым прискорбным образом отразились на здоровье как французов, так и русских. Люди не могли долго сопротивляться холодам и умирали… Правда, русские все-таки были более привычными к таким климатическим условиям.

Приводимый нами ниже фрагмент докладной записки маршала Бертье Наполеону от 9 декабря 1812 года ясно показывает, какие страдания приходилось терпеть французам: «Большая часть артиллерии приведена в негодность вследствие падежа лошадей и вследствие того, что у большинства канониров и фурлейтов отморожены руки и ноги… Дорога усеяна замерзшими, умершими людьми… Государь, я должен сказать вам всю правду. Армия пришла в полный беспорядок. Солдат бросает ружье, потому что не может больше держать его; и офицеры, и солдаты думают только о том, как бы защитить себя от ужасного холода, который держится все время на 22–23 градусах. Офицеры генерального штаба, наши адъютанты не в состоянии идти. Можно надеяться, что в течение сегодняшнего дня мы соберем вашу гвардию… Мы неминуемо потеряем значительную часть артиллерии и обоза… Неприятель преследует нас все время с большим количеством кавалерии, орудиями на санях и небольшим отрядом пехоты».

Л. А. Бертье. Литография А. Зенефельдера

Тремя днями позднее Бертье вновь рапортует Наполеону о том, сколь ужасна и непоправима ситуация: «Меры, принятые для пребывания в Вильне, сведены на нет благодаря отсутствию дисциплины и преследованию со стороны неприятеля. Генерал Вреде принужден отступить. Король [Мюрат] приказывает за ночь очистить город. Герцог Эльхингенский [Ней] вынужден сжечь всю артиллерию и весь обоз в полукилометре от Вильны. Мороз – 25 градусов… Мороз измучил всех, у большинства людей руки и ноги отморожены… Ваше величество знаете, что в полутора лье от Вильны есть ущелье и очень крутая гора; прибыв туда к 5 часам утра, вся артиллерия, ваши экипажи, войсковой обоз представляли ужасное зрелище. Ни одна повозка не могла проехать, ущелье было загромождено орудиями, а повозки опрокинуты… неприятель… обстреливал дорогу… Это и был момент окончательной гибели всей артиллерии, фур и обоза, герцог Эльхингенский [Ней] приказал сжечь все это… Чрезвычайный мороз и большое количество снега завершили дезорганизацию армии, большая дорога была сплошь занесена снегом, люди теряли ее и падали в окружающие дорогу рвы и ямы…Я принужден сказать вашему величеству, что армия в полнейшем беспорядке, как и гвардия, которая состоит всего из 400 или 500 человек; генералы и офицеры потеряли все, что у них было, у большинства из них отморожены те или другие части тела, дороги усеяны трупами, дома наполнены ими… Вся армия представляет собой одну колонну, растянувшуюся на несколько лье, которая выходит в путь утром и останавливается вечером без всякого приказания; маршалы идут тут же, король [Мюрат] не считает возможным остановиться в Ковно, так как нет более армии… В данную минуту, государь, с нами ведет войну не неприятель, а ужаснейшее время года, мы держимся только благодаря нашей энергии, но вокруг нас все замерзает и не в состоянии приносить никакой пользы. Посреди всех этих бедствий вы можете быть уверены, ваше величество, что все, что окажется в силах человеческих, будет сделано ради спасения чести вашего оружия. Двадцать пять градусов мороза и обильный снег, покрывающий землю, служат причиной бедственного состояния армии, более не существующей...»