— Ты как сейчас, в форме? — озаботился Рик.

— На все сто, — соврал я.

— А то выглядишь ты как-то не очень. Такой, как это ты выражаешься? «Вздрюченный», да?

— Да. — Я пристроил шубу на вешалку, плотно забитую болгарскими, в полиэтиленовой упаковке, костюмами. — Небольшое похмелье, вот и все.

— Такты, значит… «гудел», да? — Он лихо подмигнул и шарахнул меня в другое плечо.

Я кивнул. Рик общается с людьми в манере глянцевых журнальчиков, печатающих отрывные бланки заказов, он любит придавать всему «индивидуальный характер». «Три золоченых инициала», «Ваше имя будет выгравировано… ». В случае со мной это неизбежная артподготовка подчеркнутыми, в огромных деревянных кавычках, западнопобережными шотландскими коллоквиализмами, проводимая им для создания «непринужденной (в тех же кавычках ) атмосферы».

Мы поставили лучшие мои кресла рядом с акустической аппаратурой и электроникой, достаточно далеко от нагревателя, чтобы шум не мешал разговаривать, но все же в потоке теплого, с запахом парафина, воздуха. Тамбер снял пиджак и взгромоздил ноги на одну из колонок. Он милостиво принял из моих рук рюмку «Столичной». Закурил черную с золотом сигарету «Собрание» и принял серьезный вид. И ничего не сказал. Чуть погодя он кивнул, криво улыбнулся и поджал губы.

Я тоже молчал, силясь понять, что же тут происходит.

— Вот черт. — Тамбер опустил ноги на пол, чуть подался вперед и начал внимательно изучать свою рюмку. — Понимаешь, Дэн… — Он взглянул на меня, снял очки и стал вдруг до странности беззащитным и трогательным. — Я просто не знаю, что тебе и сказать.

Повисла новая долгая пауза; прежде чем продолжить, Рик устало помассировал переносицу и вернул очки на место.

— Мне… мне очень больно. Я знаю, как много вы значили друг для друга, пусть даже ты и не… ну… знаешь… — Я раскрыл было рот, но он меня остановил. — В общем-то, нам нечего здесь сказать, ни мне, ни тебе, но, ну… я хочу, чтобы ты знал… ну, думаю, это стало для меня таким же ударом, как и для тебя. — Он отрешенно покачал головой.

У меня было какое-то полуобморочное ощущение dejavu. Господи боже, да в каком мы году? Именно это сказал он мне после Майами, после гибели Дейви. Как попал я в эту бредовую петлю времени? Или не я, а он? Или опять что-нибудь случилось? Что? Я не знал, что сказать. Мне хотелось заорать: кой хрен, да чего это ты там мелешь? Но у меня не было сил разрушить плотную, почти осязаемую тишину, и я почему-то стеснялся своего смятения, не хотел его выказать.

Ведь я все еще пытался перебороть последствия прошлой ночи — зверское похмелье, синяки и ссадины везде, где только можно, плюс кошмарное ощущение, что я потерял друга. Твердо зная, что по воскресеньям Макканн непременно заруливает с утра в «Грифон», я оставил на дверях собора Св. Джута записку для Тамбера, а сам поперся туда же. После часового ожидания (ни капли алкоголя, одни фруктовые соки) я переиграл все с точностью до наоборот: оставил у бармена записку для Макканна и пошел домой ждать Тамбера. За всеми этими заботами и расстройствами мне не хотелось даже и спрашивать, не случилась ли с кем-нибудь из моих знакомых какая-нибудь новая беда.

А еще мне было крайне любопытно, как развернутся события, когда Рик выпьет наконец эту несчастную рюмку и потянется за своим чемоданчиком.

— Жизнь продолжается, — бодро провозгласил Рик с видом человека, прикрывающего бравадой почти нестерпимую муку. — Я привез тебе малость невероятно чистого кокаина. Ты как там, еще балуешься?

Я вяло пожал плечами, чувствуя себя бесконечно слабым, внушаемым и опустошенным (во всех, какие есть, смыслах).

— А знаешь ли ты, — спросил Тамбер, — что я мог дважды перепихнуться за одну сторону пластинки?

Пыльный стол, на котором мы играли в пинг-понг, стоял на задах клироса под витражами, изображавшими зайцев, жующих жвачку[58], двух отцов Иосифа[59], Бога, демонстрирующего Моисею свою заднюю часть[60], и прочее в этом роде. Идея сыграть в пинг-понг под кокаиновым кайфом показалась мне весьма привлекательной, однако я безнадежно проигрывал (как и всегда, в любую игру), а потому только и делал, что лазал за шариком под стол да гонялся за ним по всем углам. Не знаю уж, как это вышло, что наш разговор коснулся секса.

— Правда? — удивился я.

— Да, — кивнул Тамбер, отводя ракетку для удара. — Дважды за двадцать минут.

Я пропустил крученую подачу и побежал вслед за весело подпрыгивавшим шариком.

— Круто, — восхитился я на бегу.

— Да.

Рик снова приготовился подавать, и я хищно пригнулся, чувствуя себя грозным, как тигр, и глядя на точку стола, от которой непременно (как мне казалось) должен был отскочить шарик. Однако Рик опустил ракетку, помял подбородок и возвел глаза к потолку. Я едва сдерживал возмущение.

— Это было некоторое время назад. Я даже пластинку помню, «Let It Be»… — Он наморщил лоб, скрестил руки на груди и говорил уже сам с собой, напрочь забыв про меня. — На чьей же это было квартире? Мне всегда казалось, что это та, на Аргилл-стрит, однако…

— Подавай! — заорал я.

Рик вздрогнул, возвращаясь к реальности, а затем пригнулся, отмахнул руку с ракеткой и недоуменно уставился на круглый пластиковый предмет, неведомо как оказавшийся в его левой ладони.

— Извини, пожалуйста, — сказал он. — Мне что, подавать?

— Да! — рявкнул я. Рик подал.

— А-а-а! — завопил я, отбивая шарик.

— Да, Дэн, эту девочку нужно было видеть. Такое тело… Ты не поверишь, когда она лежала на спине, ее груди ни на вот столько не меняли формы. Я понимаю, когда силикон, но эта-то, она же была на все сто процентов настоящая, это я точно знаю. После первого раза мы считай что без остановки занялись этим делом снова, как только сил-то хватило… ну, в общем, лежим мы потом, отдышаться не можем, пот в три ручья, а тут пластинка и кончается, проигрыватель щелкает, я встаю, капаю на пол веем, чем только можно, переворачиваю пластинку, затем возвращаюсь к кровати…

— Переворачиваю девочку, — захохотал я, и очень кстати, потому что Тамбер тоже захохотал, обозвал меня жопой и промазал по шарику; подача перешла ко мне, но очень ненадолго. Буквально через минуту Рик снова подавал и снова предавался воспоминаниям.

— И тогда я подумал, что дважды за двадцать минут это же здорово, ты, думаю, Рики, настоящий сексуальный титан.