Лучники и метатели Эгасса, расположившись на флангах, осыпали воинов Тхарихиба подожженными стрелами и зангниями. Вступили в бой пращники. По команде Эгасса на иргамовских легковооруженных конников, которые пытались атаковать «неуязвимых» с тыла, спустили собак.

Музыканты, перекрывая грохот боя, без остановки играли «Вперед!», и крепкий авидронский монолит навалился всей своей массой на врага. Навалился и давил что есть сил – давил, давил… В дыму, который окутал место схватки, сложно было понять, что происходит. Вполне вероятно, что уставшие иргамы так и не разобрали, кто их атаковал и какой численностью. Возможно, они приняли небольшой монолит Эгасса за авангард подходящих крупных авидронских резервов.

Вскоре часть иргамовской фаланги стала пятиться. Заметив это, Лигур, находившийся поблизости, немедленно приказал играть общее наступление. Весь центр авидронской армии вдруг взбодрился, подравнялся и яростно заклокотал.

«Неуязвимые» продолжали теснить противника. Каждый шаг вперед давался ценою многих потерь. Но и иргамы теряли сотни воинов. Поскольку копьеносцы с обеих сторон все уже пали, началась жаркая клинковая рубка.

Неожиданно Инфекту доложили, что монолит Эгасса одерживает победу и часть тяжеловооруженных иргамов отступает. Известие оказалось настолько ошеломляющим, что Алеклия сначала не поверил в него и послал белоплащных всё тщательно перепроверить. Вскоре сообщение подтвердилось. Отчаяние Божественного сменилось осторожной надеждой. Инфект отдал множество приказов и постепенно, еще до конца не веря в удачу, стал приходить в себя. К нему вернулась прежняя решимость и невозмутимость.

Авидроны пошли вперед, иргамы, еще полные боевой злости, горячо огрызались, но уже не в силах сдержать лигуровские партикулы, постепенно отползали назад. Спустя какое-то время наступление авидронов приняло необратимый характер. Некоторые иргамовские отряды побежали.

Алеклия, несколько опережая события, продиктовал короткое сообщение и приказал срочно отправить его голубем в Грономфу. Победа! Решительная безусловная победа!

ДозирЭ не знал, сколько прошло времени. Ему показалось, что совсем чуть-чуть. Он не помнил себя. Это было какое-то затмение разума. Легко расправившись с первым иргамом, он просто дрался и дрался, и всё получалось как-то совсем легко, будто это вовсе и не бушующий рукопашный бой, а утренняя разминка. Внезапно он обнаружил, что иргамов больше нигде нет, что бой уже давно кончен и монолит Эгасса больше не наступает. Его позвали. Сквозь звон в ушах и какофонию боевых сигналов, он слышал свое имя, которое настойчиво повторялось: «ДозирЭ! ДозирЭ, успокойся. Слышишь, ДозирЭ! Да стой же!» И он с трудом заставил себя остановиться и опустить меч: какая-то неведомая сила внутри него всё еще пламенела, продолжая настойчиво требовать схватки и крови.

ДозирЭ оглянулся. Кругом вповалку лежали изрубленные тела в искореженных доспехах. Многие стонали. Выжившие в недавней бойне воины приходили в себя; кто-то присел на край разбитой повозки, некоторые молились. Мелькали плащи лекарей. Телохранители Эгасса, расхаживая меж трупов, выискивали раненых иргамов и безжалостно их добивали. Сам партикулис медленно ехал на своем коне и, несмотря на одержанную победу, невесело осматривался. «Неуязвимые» понесли огромные потери – это было видно невооруженным глазом.

Неподалеку ДозирЭ заметил Тафилуса. Великан, весь забрызганный кровью, помогал Идалу стащить поврежденный панцирь. Заметив ДозирЭ, оба обрадовались, подошли к нему и обменялись приветствиями. Все трое отделались лишь незначительными царапинами.

– Ну вот, ДозирЭ. Ты этого хотел и получил. Теперь ты герой – возрадуйся! – с грустью сказал Идал.

ДозирЭ удивленно посмотрел на друга:

– Какие сомненья тебя тревожат? Мы же победили!

Идал покачал головой:

– Победили не мы – победили злые духи, гаронны, которые столкнули сегодня здесь два народа и заставили их беспощадно убивать друг друга. Оглянись и посмотри, что мы натворили.

ДозирЭ еще раз посмотрел вокруг себя: сотни убитых мужчин, авидронов и иргамов, лежали повсюду.

– Мы сотворили победу! – пожал плечами ДозирЭ, совсем не понимая настроения друга и всё же подспудно чувствуя в его словах некоторую долю истины.

– Что ж до меня, – вмешался в разговор Тафилус, – то более всего сейчас я мечтаю о жареной бараньей ноге, обещанной Божественным каждому отличившемуся воину.

В блаженной Грономфе медленно таял удушливый день. Свежело, блекли краски, растворялись тени. Уходил на покой солнечный диск, уступая первенство на небосоводе Хомее и звездам путеводным. Вышли на улицы и площади факельщики, готовые зажечь тысячи огней: озарить город светом покойным, удерживая до поры в темных закоулках и подворотнях черные страхи.

Один за другим у здания акелины Инфекта с тяжелыми гранитными колонами и массивными дверьми из черного дерева появлялись известные эжины и прославленные военачальники. Кто пешком, воровато оглядываясь, кто верхом, бряцая многочисленным оружием, а кто с помпой на конных носилках в сопровождении множества крикливых слуг. Но внутри они находились недолго. Жуфисма – распорядительница акелины, отказывала всем подряд, ссылаясь на то, что Андэль, а спрашивали только ее одну, больна или отпущена домой. Не возымели действия и щедрые горсти золотых монет, предлагаемые с небывалой поспешностью. Именитые авидроны, рассыпаясь проклятиями, а некоторые непрекрыто угрожая, все до одного вынуждены были уйти ни с чем.

Шестнадцатилетняя люцея по имени Андэль с некоторого времени пользовалась завидным успехом. Причиной тому была ее внешность: черные чуть раскосые глаза под тонкими изогнутыми бровями, красивый лоб, чудные светлые волосы, подвижные чувственные губы. А может, мужчин влекла ее молодость, мнимая неопытность, кажущаяся непорочность? Так или иначе, но Андэль выгодно отличалась от своих старших подруг – умелых любовниц, проведших в акелине годы и познавших все премудрости игр сладострастия. При любых обстоятельствах она сохраняла особую гордость, некую недоступность, чистоту духа и степенность – признаки породы, свойственной некоторым грономфским женщинам. И всё это влекло несказанно.

В этот день Андэль возилась в небольшом саду, что располагался во внутреннем дворике акелины. Предметом ее забот стали луковицы жемчужины, которые она месяц назад купила на рынке за свои деньги и с разрешения Жуфисмы собственной рукой посадила на небольшом участке земли. Теперь каждый день девушка наблюдала, как пробиваются ростки, набухают мякотью, дают острокрылые отростки. Пройдет немного времени, и однажды утром заметно подросшие растения вспыхнут белыми, красными, оранжевыми, голубыми красками. Крупные головки цветов будут поначалу закрыты, но по истечении нескольких дней лепестки раскроются, и тогда необычайный аромат наполнит сад.

Андэль с детства выращивала жемчужины. Ее отец Чапло однажды принес из города луковицы и смастерил аккуратную грядку, с тем расчетом, чтобы будущим росткам было достаточно солнца, но и чтобы тенистые кроны деревьев непременно защищали их от прямых палящих лучей. Чтобы поблизости была вода для обильного полива, но сама земля сохраняла умеренную влажность. Чтобы нежные всходы не повредила мелкая тварь… Трудолюбивый старик натаскал с озера ила, использовал немного лошадиного навоза и белой глины, всё это смешал в пропорции, одному ему известной, и, аккуратно разделив каждую луковицу на четыре части, посадил дольки в землю. Дальнейший уход за привередливыми растениями был поручен дочери, чем она и занялась с превеликим удовольствием.