— А мне что делать? — заныл Горчаков, подойдя ко мне.

— Подожди, Леша, надеюсь, что скоро найдут пистолет или нож. Орудия убийства-то нет. Как найдут, пойдешь осматривать место борьбы.

И правда, эта задача оказалась по плечу доблестной милиции. Появился довольный начальник РУВД, который доложил, что через три двора от места происшествия, в парадной, есть брызги крови, на лестнице лежат две гильзы калибра 9 миллиметров, стена повреждена, вероятно, выстрелом; возле находок выставлен пост, руками ничего не трогали, сейчас проводится поквартирный обход. Горчаков подхватился и понесся следом за полковником, я ему выделила одного из судебных медиков, на выбор, — там предстояло изымать следы биологического происхождения, то есть кровь, что предписывается делать с участием медика. Лешка, как верный друг, поколебался и выбрал Панова, оставив мне Стеценко. Синцов, исчерпав свой интерес к месту обнаружения трупа, поскакал вместе с Лешкой, я посоветовала прихватить и журналиста тоже. Журналист с жалостью покидал нашу компанию, но на новом месте происшествия ему была обещана должность понятого, и он сдался. Синцова, правда, беспокоило то, что машина Антоничева, равно как и сам хозяин, так и не были обнаружены.

Криминалисты повезли к себе кучу материала для исследования; понятые разошлись по квартирам, мы пообещали вызвать их, когда протокол будет готов. Все милицейское начальство отбыло за три двора, туда, где нашли кровь и гильзы. Мне тоже хотелось посмотреть на обстановку той парадной, но сначала предстояло закончить формальности, связанные с осмотром трупа и закреплением доказательств. Все разошлись; на месте происшествия остались мы со Стеценко да лежащий посреди парадной обнаженный труп молодого мужчины. Всю одежду с него мы сняли и упаковали для проверки на наличие следов контактного взаимодействия и продуктов выстрела.

— Ну что, Маша? Вызываем транспорт? — спросил меня незаметно подошедший Александр.

— Вызываем, — медленно ответила я.

— Что, не хочется уходить отсюда? — пошутил Сашка.

— Не хочется, — тихо сказала я. — Знаешь, сколько я думала об этом месте происшествия? Оно мне снилось…

— Глупая ты, Маша, — пробормотал Стеценко, отворачиваясь.

Я попыталась посмотреть ему в глаза, но он отворачивал от меня лицо, и тогда я, взяв его за руку, развернула к себе:

— Почему я глупая?

— Потому что выясняешь отношения на месте происшествия…

— Я?! Я выясняю отношения?

— Ладно, поехали.

Он поднял свой тяжелый экспертный чемодан и направился к выходу.

Вот и поговорили, грустно подумала я. Ну и пожалуйста, не больно-то и хотелось…

Не успели мы выйти на улицу, как перед нами затормозил синенький райотдельский «форд», из него выскочил начальник уголовного розыска. Оказывается, постовой, охранявший место происшествия, которое мы осматривали, успел доложить райотдельским начальникам, кучковавшимся в той парадной, где Горчаков описывал следы борьбы, что осмотр закончен, и розыскной начальник примчался за нами. Не успев вылезти из машины, он протянул мне мобильный телефон:

— Это вас. Я взяла трубку.

— Мария Сергеевна, — раздался в ней родной голос прокурора, — ну что там? Доложите...

Я собралась с мыслями и представила, что пишу спецдонесение.

— В три часа дня в парадной обнаружен труп в женской одежде, с ножевыми ранениями. При осмотрe трупа выяснилось, что это переодетый мужчина. Личность трупа не установлена. Имеются повреждения, характерные для борьбы и самообороны, на теле вертикальные потеки крови, но, судя по обстановке, убийство произошло не в месте обнаружения трупа…

— Мария Сергеевна, — прервал меня шеф, — не сочиняйте спецдонесение, а скажите своими словами, как вы обнаружили место убийства.

— Ой, Владимир Иванович! Я просто рассудила, что раз у мужика в кармане пистолетные патроны, а сам он зарезан… В общем, у нас была информация, что готовится заказное убийство… Владимир Иванович, а вы не на работе?

— Ну конечно на работе, — сердито сказал шеф, — где же мне еще быть в субботу вечером?

— Я тогда заеду, все расскажу и посоветуюсь, хорошо? Там Горчаков осмотр закончит, и мы приедем.

— Да уж куда вы денетесь, — ворчливо ответил шеф, и я в который раз подумала: как хорошо, что он у нас есть. А мы еще выпендриваемся, каждый со своим сложносочиненным характером, с задвигами, с особенностями, которые бедный Владимир Иванович вынужден терпеть; и не мы ему создаем тепличные условия, с учетом его пожилого возраста и боевых заслуг, а он постоянно вытирает нам сопли, мирит и успокаивает, и прикрывает от руководящего артобстрела… Да и ему самому от начальства достается. Другой бы уже давно на все наплевал и не сидел в выходные на работе, дожидаясь своих непутевых следователей…

Думая о шефе, я даже пожалела, что ему уже так много лет, поскольку он порой вызывал у меня отнюдь не дочерние чувства. Острый ум, мужская решительность, яркий характер — в такого мужчину я могла бы влюбиться раз и навсегда, несмотря на его невысокий рост, вечно всклокоченные волосы, близорукие глаза и полное отсутствие умения одеваться. Странно, но в своих мятых костюмах, с несуразными галстуками и дешевыми рубашками шеф никогда не казался смешным. Сила его индивидуальности настолько велика, что заставляет отбрасывать первое впечатление — по одежке, и полностью подчиняет обаянию ума и характера. Наши прокуратурские девицы его побаиваются; и даже Лешка Горчаков избегает попадать под горячую руку. Наверное, одна я спокойно воспринимаю, когда он срывается на крик. Как Лев Толстой сказал про Леонида Андреева: «Он пугает, а мне не страшно…» Я знаю, что он на самом деле не со зла, просто нервы не выдерживают даже у старых закаленных бойцов. Как-то шеф был в отпуске, и его обязанности исполнял зам по общему надзору, который следствия боится как огня. У Лешки возник вопрос со сложной отсрочкой, да еще и в последний день следствия; зам позвал еще Лариску Кочетову — помощницу по уголовно-судебному надзору, и меня привлек, и все стали решать, как быть. При этом зам сразу спросил — а что бы делал в этой ситуации Владимир Иванович? Лариска с ходу ответила — кричал бы. Ну это понятно, отмахнулся зам, а потом? И мы стали думать, как рассуждал бы Владимир Иванович, и решили проблему.

Когда мы со Стеценко, не перемолвившись ни словом, прибыли к месту дислокации группы Горчакова, Лешка еще писал протокол, скрупулезно фиксируя каждую пылинку на проходной лестнице, на что, скажу прямо, не каждый следователь способен.

Ни пистолет, ни нож, к сожалению, не нашли, хотя местная милиция, впечатленная метаморфозой с трупом, в результате которой женщина превратилась в мужчину, и невинная жертва потрошителя — в заказного убийцу, старалась, как могла, и прочесала каждый квадратный сантиметр района. Мы с Сашкой видели своими глазами по дороге, как два сотрудника милиции — один в форме, другой в штатском — организовали бомжей, и те перебирали по кусочкам содержимое двух огромных мусорных пухто неподалеку от места происшествия. А работники милиции расхаживали рядом, как надсмотрщики на галерах, и понукали своих общественных помощников, если те мешкали, отвлекаясь на собственные нужды. Начальник уголовного розыска остановился полюбоваться на эту умилительную картину и поинтересоваться, в чем дело? Ему был дан исчерпывающий ответ, и он, удовлетворившись тем, как поставлена работа на вверенной ему территории, продолжил путь. Я тоже всегда уважала людей, способных любой ценой ускорить выполнение задания, особенно, если скорость его выполнения имеет значение.