Как же это он так долго обходился без женщин? Никак чары коварного Кенхира тому причиной? В следующий раз не станет он доверяться этому хитрецу, одному из трех вождей братства. Что вышло-то? Запутался в сетях, расставленных писцом, и лишился любви. Точнее, любовь у него украли, всю, которая могла бы быть… Разве нет?

Этот день был выходным. Для правой артели. Одни мастеровые отсыпались, другие усердствовали в обустройстве своих жилищ, третьи подрабатывали, корпя над заказами со стороны. До сего дня они не знали Панеба и знать не хотели, и он им платил тем же. Скоро ему придется как-то договариваться с рисовальщиками. Чтобы взяли. Но пока… пока еще утро, и он может позволить себе глазеть на деревенских женщин и даже пробовать к ним подкатываться.

Чем спешить домой и браться за опостылевший ремонт, куда лучше вразвалочку пройтись по главной улице, заглядывая в глаза каждой встреченной представительнице прекрасного пола.

Пока он не пробился в Место Истины, ему казалось, что село — место нудное и постное: жены мастеровых сидят взаперти по домам или торчат в молельнях. Да ничего подобного: как и в прочих селениях Египта, почти все женщины работали обнаженными по пояс, и взгляд Панеба неизбежно застревал на их грудях, особенно на девичьих. Как ни жаль, сами обладательницы прекрасных форм как-то не спешили разделять эту его маленькую радость: одни отвечали на его дерзкие взоры угрюмыми взглядами, другие и вовсе спешили укрыться от нескромного чужака в своих домах и тоже старательно изображали неприязнь и злость.

Да, охота легкой быть не обещала, но молодой великан и не думал отступаться. После такого долгого воздержания нечего привередничать и кривить губы, пусть та искушена и давно немолода, а эта, наоборот, юна и совсем неопытна.

Показалось было, что добыча уже в руках, когда одна на диво хорошенькая светловолосая, правда совсем крошечная, девушка глянула на него вовсе не сурово, а как бы даже ласково. Но уж слишком стремительно он к ней направился, и смутившаяся девушка поспешно хлопнула дверью.

— Подумают, что ты девочек пугаешь, — прозвучало рядом. Сказано было под нос, как бы для себя, но голосок был сладкий, словно свежий плод.

Обернувшись, Панеб увидел перед собой задорную рыжеволосую девушку: на вид лет двадцать, зеленое платьице на бретельках, но груди наружу — ткань начиналась где-то возле талии. А чего скрывать — грудь пышная, да и все прочие прелести вызывали, а точнее сказать, усиливали желание.

— Меня зовут Панеб.

— А я… меня зовут Бирюзой, и я — безбрачная.

Панеб фыркнул про себя: замужняя ли, холостая — нам без разницы. Лишь бы женского рода.

— Поболтать хочется, да не с кем?

— Еще чего. Я тебя хочу. Любить тебя хочу. И прямо сейчас.

Бирюза засмеялась.

— Ты — настоящий великан.

— А ты — былинка такая, красивенькая. Очень! Давай чудо сотворим. Вдвоем! И будет нам приятно и хорошо — и мне, и тебе.

— Думаешь, что можно так разговаривать с женщинами?

— Так ведь уже говорим.

Он перемахнул несколько ступенек и, оказавшись у входа в домик Бирюзы, заключил хозяйку в объятия и наградил ее жарким поцелуем. А поскольку она не противилась, он втолкнул ее внутрь, где царил приятный полумрак и где он и сдернул с нее ее скудненькую одежку.

Благоухание амбры, белая кожа молодой женщины и то, как она изгибалась, прижимаясь к нему, как она его направляла, — все это сводило с ума. Что бы он ни начинал, до чего бы он ни додумывался, она тут же поддерживала его почин и угадывала верный ответ. Вместе они совершали это удивительное путешествие, вместе разведывали и открывали тайны своих тел.

Насытившись друг другом, любовники наконец решили передохнуть.

— Ты по праву носишь свое имя, Панеб Жар! Такой горячий. Пылкий.

— Не бывало у меня еще такой заводной… И такой заводящей…

— Хочешь сказать, что у тебя побед не счесть?

— На селе девочки, знаешь, они — простые. Не морочат голову попусту.

— А чувства, значит, тебя вроде бы и не волнуют.

— Чувства… это пускай старые про чувства толкуют. Женщине нужен мужчина, мужчине — женщина… Что тут непонятного? Было б о чем говорить.

— И твой друг Нефер тоже так думает?

— Ты его знаешь?

— Я его с женой видела. Ясна ее зовут.

— Ну, это особый случай. У них такая любовь, что, как чудо какое, навеки их соединила, до смерти. Но я им не завидую. Другой женщины у него не будет. Никогда! Представляешь? Если подумать, так это даже на проклятие походит.

Панеб вытянулся во весь рост и, опершись на локти, вгляделся в нее.

— Слушай, ты и в самом деле обалденная… Я хочу сказать, красивая очень… А почему ты не замужем?

— Потому что люблю жить сама по себе. Как и ты.

— Так болтают небось. Языкастые. Селение же.

— Так и не так. Отец мой — резчик по камню левой артели. Он овдовел совсем молодым. И я росла то у одних, то у других, пока он, три года тому, не умер. Я решила, что останусь здесь, в селе. Стану жрицей Хатхор. Ведь она — богиня любви.

— У тебя много любовников, что ли?

— Твое-то какое дело?

— И то правда. Ерунда все это! Но теперь у тебя останется только один. Я.

— Не тешь себя понапрасну, Панеб. Я — женщина свободная и никакому мужчине подчиняться не стану. Я, может, с тобой вообще больше никогда не лягу.

— Сдурела!

Он попытался было прижаться к ней. Но Бирюза увернулась.

— Отстань от меня! — велела она.

— Я же силой тебя возьму!

— И еще до захода солнца из селения вылетишь. И в узилище на немалый срок угодишь. Уходи, Панеб.

Не зная, что и думать, помявшись, молодой исполин послушался. Поди пойми да разбери этих женщин. Понавыдумывают! Бирюзу он, выходит, потерял. Что ж, найдутся другие, А пока… огонь уже поутих, и, значит, можно какое-то время об этом не беспокоиться. Значит, пора вспомнить про дом.

Как и все прочие жилища в Месте Истины, дом Панеба по всем документам числился за визирем, от имени которого распределяли жилье. Домишко скромный, 50 м на всё про всё: считалось, что холостяку больше и незачем. Супружеским парам полагалось 80 м2, ну, это в среднем, а если у четы рождались дети то и все 120. Фасады, выходящие на главную дорогу, жались друг к другу: оставленные между ними просветы казались очень узкими. Посреди фасада — ширина каждого была не меньше трех и не более семи метров — была пробита небольшая дверь, которую с мостовой соединял один лестничный пролет.

Строение опиралось на сложенный из камней цоколь, высотой в метр, а поверх каменной кладки шла кладка из грубых кирпичей — стены, обмазанные штукатуркой и несколькими слоями известки. Собственно, дому Панеба недоставало отделки, да и был он далеко не так прочен, как самые старые здешние постройки, возведенные прямо на скале.