А теперь почувствуйте его тепло, оно наполняет глаза, согревает губы… язык… нёбо, оно спускается глубже, расходится по венам спокойно и уважительно. Ваше тело заполнено этим теплом, и весь мир теперь удобен, радушен, безопасен. Сейчас я сосчитаю до восьми, и, когда вы откроете глаза, ко всем краскам будет незаметно подмешан ваш цвет. Один… два…

Карин – точнее, голос Карина, еще точнее, голос, который мы слышали, закрыв глаза, – говорил медленно, делал большие паузы между словами, и все это было необыкновенно приятно: и звук голоса, и слова, и тишина между ними. Первое мое движение – насмешка. Казалось, я могу сидеть на отлете и наблюдать за тем, что происходит с другими. Но через мгновение эту отстраненность вытеснило другое соображение: что ты сможешь понять, если не испытаешь на себе? А вдруг эта мысль явилась именно благодаря тому, что каринский голос уже начал действовать на меня помимо моей воли?

Пока Карин говорил, я видел, как темноту, заляпанную послецветием из-под век, мягко пропитывают пятна кобальта, как в ней проплывают маковые поляны, потом в сиренево-весеннюю канву потянулись нити зеленого золота, сплетаясь в тяжелые парчовые узоры, и каждую секунду хотелось умолять: останьтесь, не уплывайте в темноту, будьте моим гербом, моим знаменем, моим домом! Нет, тебе нельзя плыть по течению, пытался внушить я себе, но, кажется, было уже поздно. Лето текло в меня, и, когда я открыл глаза, люди вокруг оказались мне знакомы, притом с самой лучшей, самой доброй стороны. Они тоже смотрели на меня другими, узнающими взглядами.

Благодушно погладив воздух, точно любимого кота, Матвей Карин заговорил вновь:

– Теперь, когда мы точно знаем, что все будет хорошо, давайте немного поговорим о нашем сегодняшнем предмете, о дружбе. Вы замечали, что есть люди, у которых прямо талант дружить?

Собравшиеся закивали.

– …Встречается вам такой человек, поговорите минут десять, оглянуться не успеете, как начинаете дружить. Точнее, он начинает, а вы не умеете этому сопротивляться. Да и зачем сопротивляться дружбе? Друг – это наша защита, это зона особенного удовольствия от общения и радости жизни. Друг – это воин армии, которая спасет вас в нужную минуту. Но это, как бы сказать… поэзия. Есть и проза. Кого вы легче выберете в партнеры – друга или постороннего человека? Кто первым получит выгодный контракт? Конечно, друг. Вот и вырисовывается вполне очевидная картина: друзья, как бы цинично это ни звучало, – лучший из активов. Дружба – самая эффективная инвестиция. И дело не только в деньгах. «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» – неглупо сказано. Друзья – другое устройство пространства, зеленый свет на всех путях, друзья – попутный ветер судьбы.

Глядя на Карина в его серенькой кофте, я попытался представить, как дружит он. Судя по тому, как он вышел к публике, друзей у него не так уж много. Но как вскинулись все при его появлении! Меж тем доктор продолжал, не повышая голоса:

– Дружить – особый талант? Или общая врожденная способность, которую мы подавляем по тем или иным причинам? Наша задача на эти два дня – освободить, избавить от всех помех вашу способность заводить друзей и поддерживать дружбу. Сколько бы вам ни было отпущено этого дара, весь он будет приведен в рабочее состояние и пущен в ход.

Надо было видеть лица председателей правления, президентов и банкирш. В их лицах светились торжественная доверчивость и детское ожидание волшебного фокуса. Даже пышный бородач, похожий на фельдмаршала времен Первой мировой, кивал доктору с вельможной благосклонностью. Карин говорил размеренно, но при этом казалось, что мысли прямо сейчас рождаются в его непричесанной голове. Оказывается, заводить друзей мешает вовсе не то, что нам не попадаются подходящие люди. Если начать придираться и разбирать всех по косточкам, можно забыть о бизнес-дружбе. Нам не нравится какой-то человек, потому что он хам, склочник, скопидом, потому что у него противный голос и волосы торчат из носа?

– Фу, Матвей Юрьевич, как не стыдно! – кокетливо запротестовала девушка в меховой душегрейке.

– Вы, Линда, само совершенство, – возразил Карин, внимательно посмотрев мимо Линды на щуплого господина в твидовом костюме, – но давайте подумаем: почему мать неприятного типа не слышит, что у него противный голос? Почему этого не чувствует любящая его женщина? Может, дело не в его голосе, а в наших внутренних фильтрах? Кто-то решил за нас, кого к нам не подпускать. Кто-то вместо нас определил, какую меру общей любви нам отпустить, насколько нам быть успешными.

– Может, правильно решил? – раздался веский баритон красавца в галифе.

– Вы, Виталий, ведь в парикмахерскую ходите?

– Нет, – довольно усмехнулся Виталий, – это парикмахерская ходит ко мне.

– А не ходила бы, то волосы у вас отросли бы до незнамо чего, как у Робинзона. Про ногти добавить? Про то, почему мы в душ ходим и лекарства пьем, если заболеем? Выходит, не все позволяем решать за нас данности. Так почему нужно отказываться от шикарных возможностей дружбы, если можно просто, фигурально выражаясь, подстричь ногти?

Пока Карин разглагольствовал, вспомнился мне человек, который, кажется, уже прошел курс бизнес-дружбы или открыл ее секрет собственными силами. Звали его Саша Визер, да и сейчас так зовут. Лет пятидесяти пяти, невысокий, по-мальчишески стройный, он носил пушистые седые усы, небывалые тюбетейки и балахоны, длинные волосы заплетал в косицу, словом, в любом окружении выглядел иноземным чудаком. Саша называл себя художником, но рисовал крайне редко, все больше каких-то котов. По части выразительности котам было до него далеко. Некоторые считали Визера поваром, он даже числился шефом в приятном ресторанчике на Плющихе. Там вместо него работал некто Исрапил, лучший друг Визера.

У Визера десятки лучших друзей, в том числе художники, повара, артисты, журналисты, кинорежиссеры. Он известен всем и всеми любим, хотя эту популярность невозможно объяснить ни достижениями, ни талантами Саши Визера, если не считать одного-единственного: он начинал дружить с первой секунды знакомства. Как? Бог его знает, как. Я почувствовал это его желание стать друзьями мгновенно и тотчас ему воспротивился. Не потому, что шеф-художник был мне чем-нибудь неприятен, не потому что я знал о нем что-то дурное. Просто ощутил, что со мной происходит нечто помимо моей воли, словно меня ловят в сети и затаскивают в дружбу без спросу. Был ли у него какой-либо интерес во мне? Если и был, то небольшой. Но интересом дело не исчерпывалось. Казалось, мой новый знакомый записывает людей в друзья по привычке и про запас.

Сопротивляться-то я сопротивлялся, но без особого успеха. Стоило новому приятелю пригласить меня в мастерскую на блины, я тут же перекраивал свои планы и ехал. Завидев его на выставке, я с некоторым смущением наблюдал, как ноги сами несут меня к нему, а вокруг повара уже собирается маленькая толпа