— Про доску миледи изволит спрашивать проклятущую?

Я кивнула, и Мората промокнула глаза уголком рукава.

— Проснулась я давеча до свету: Зои ревмя ревет. Я и так и эдак, потом ужо догадалась лучину зажечь, гляжу, а в колыбельке дрянь эта. Лист свинцовый, вот такой, — наглядно пояснила она, нарисовав в воздухе нашу табличку, — и весь сплошь исчерканный чудно. Тут-то я и поняла, отчего малютка криком кричит, — печально докончила свой рассказ Мората и погладила щечку спящему младенцу.

Я сочувственно покивала.

— А кроме доски, больше ничего не было?

— Да разве ж мало пакости этой на одного младенчика! — возмутилась женщина. — Это ж какими выродками надо быть, чтоб такое с дитяткой невинным сотворить.

Я сухо улыбнулась одними губами.

— И правда: выродки они и есть.

Мората с жаром согласилась и продолжила.

— Вот я и растолкала Якоба и упросила, не ждамши утра, к его высочеству бежать.

К Годфрику, значит, даже не пыталась. Что ж, разумно.

— И ты принесла ему эту доску?

— А как же! В пять тряпиц укутала и принесла. — На простодушном лице отражалась святая вера в то, что лишние пару слоев льна уберегут от проклятья.

— Его высочество просил тебя принести что-то ещё?

Она непонимающе нахмурилась.

— Пеленки эти вот, погремушку. Но только не указывал он, сама я сподобилась.

— Значит ни фрукты, ни орехи, ни травы какой, ничего из домашней утвари? — решилась я идти до конца.

Если и выяснять про вотивный дар, то сейчас.

— Почто малютке орехи и трава, миледи, молоком она у меня пока кормлена, — посмотрела на меня Мората, как на полоумную, и с беспокойством — на спящую дочь.

Появившийся из-за угла Тесий вынудил нас прервать разговор, но я и так выяснила, что хотела: раз от женщины больше ничего не требовалось, значит Бодуэн сам возьмет священный дар. Мне лишь нужно выяснить, что это. Если повезет, то к концу дня я буду знать не только место призыва Покровителя, но и священное подношение, используемое Скальгердами для вызова. А все указывало на то, что мне повезет.

— Вы уж берегите мою Зои, леди, — попрощалась Мората и двинулась к поджидавшему в стороне мужу, оглядываясь на каждом шагу.

— Ну как, получается? — бодро поинтересовался Тесий.

— Тише, — шикнула я на него. — Разбудите — заставлю укачивать.

Но малышка спала крепко, только губами причмокивала.

— Вам идет.

— Что именно?

— Нянчиться с детьми.

— Вот ещё, — строго дернула подбородком я, подавив просившуюся на губы улыбку.

— Ладья почти готова, скоро пригонят из дока, можем идти.

Мы двинулись к выходу. Предстояло отплыть из внутреннего двора, чтобы сократить время пребывания в седле, и уже на берегу пересесть на лошадей. На повторный вопрос Тесия о компаньонке для меня Бодуэн только фыркнул: «Это не увеселительная прогулка. Но ты ведь не отстанешь, поэтому так и быть: в качестве няньки для леди Лорелеи поедет Альбрехт». Упомянутый рыцарь, разменявший шестой десяток, на шутку не обиделся и выразил спокойную готовность ехать в составе немногочисленной миссии. Поскольку он пользовался уважением как среди молодежи, так и людей старшего поколения, возразить было нечего. Ему в помощники отрядили рыцаря помоложе, Пэтра, но тоже достаточно опытного. Оруженосцев не взяли.

Тесий придержал дверь, и я вышла на крыльцо. Небо пушилось серыми облаками, из тех, что с густым тяжелым брюхом — к ночи, наверняка, разродятся дождем, дул холодный ветер. Нужно вернуться засветло.

— К ужину обернетесь, — прочитал мои мысли Тесий и помялся. — Лора, должен вас предупредить: не стоит бояться его высочество.

— Я и не боюсь, — удивленно отозвалась я.

— Бояться не стоит, но… остерегайтесь его.

— В каком смысле?

Заигравший на его скулах румянец подсказал мне, в каком. Я презрительно отвернулась: тоже мне, вечно краснеет, как девица.

— Он умеет заставить принять луну за телячью шкуру[23], особенно молодых девушек. Просто держитесь Альбрехта, он хороший и честный воин.

Тут служанка вынесла и поставила у спуска к воде две большие сумы с провизией и отдельно, поклонившись, протянула мне узелок с завтраком.

— Остальные скоро выйдут, — сообщил Тесий, — но у вас есть немного времени, подкрепитесь перед дорогой.

Поскольку на общую трапезу попасть сегодня не получилось, и желудок давно грозил прилипнуть к позвоночнику, я немедленно последовала его совету и, устроившись вместе с Зои на верхней ступеньке, раскрыла узелок. Пахнуло копченым мясом с пряными травами, и рядом тут же мелькнул рыжий мех. Острая мордочка ткнулась в содержимое и разочарованно поникла. Полные укора зеленые глаза уставились на меня, потом перебежали на спящего младенца и заинтересованно прищурились.

— Ещё раз увижу этот взгляд, хвост надеру, — сурово отчитала я паршивца. — Вот, держи, — протянула я ему холодную утиную грудку. — Сырое обещаю по возвращении.

Хруст притворно-пристыженно прижал уши и с видом крайнего отвращения принялся за угощение.

— Это вульпис? — поразился Тесий.

— Да, я думала, вы не слишком разбираетесь в животных.

— Но не настолько же! — Он потянулся коснуться зверька, однако Хруст, которого я и Бланка и так затискали, на сей раз фамильярности не спустил и щелкнул зубами. Тесий отдернул руку и выпрямился. — Вижу, у вас появился грозный страж, мне теперь спокойнее. Как вам удалось его приручить? Не знаю больше ни одного случая, чтобы они шли к человеку.

— Наверное, во мне есть… звериный шарм, — предположила я, вытаскивая огромный кусок пшеничного хлеба и представляя, как вопьюсь в него зубами.

Настроение у меня, несмотря на предстоящую нелегкую поездку, было отличным.

— И вы этим бессовестно пользуетесь, — улыбнулся Тесий и тут же слегка нахмурился. — Но вы так замерзнете в одном платье.

— Брат сейчас принесет плащ и дорожную обувь. А вот и он!

Тесий обернулся через плечо и сдержанно мне поклонился.

— Засим я попрощаюсь до вечера. Берегите себя, Лора.

Я кивнула в ответ, и он направился к паласу. Хруст оторвался от утки и ощетинился на приближающегося Людо.

— Не смей. Только ваших склок сейчас не хватало, — тихо, чтобы не разбудить Зои, но твердо сказала я, и он, фыркнув, перепрыгнул перила и скрылся из виду.

Людо проводил Тесия долгим взглядом, кинул на землю башмаки, набросил мне на плечи плащ и, уперев ногу в бортик, наклонился ко мне: