Линн вздрогнула и посмотрела ему в глаза.

Трекстон долго и напряженно смотрел в глаза девушки, серо-голубые растворились в зеленовато-синих, растаяли, исследуя и оценивая.

– Не знаю, как ты это сделала, – гортанно прошептал он, от чего по телу Линн пробежали мурашки страха, – и понятия не имею, какого черта тебе нужно, но собираюсь это выяснить.

Трекстон развернулся на каблуках и вышел в распахнутую входную дверь. Харкорт Проскауд в течение многих лет являлся одновременно и политическим и личным врагом отца. Трекстон не знал, что положило начало вражде, и, честно говоря, его это не интересовало. И если бы раскрылась правда, он бы и пальцем не тронул человека, убившего отца. Человек, совершивший это преступление, оказал миру огромную услугу. Но ему необходимо выяснить, замешан ли в этом деле Харкорт. Замешана ли Белль?

– Что с мальчиком такое? – удивленно пробормотала Евгения.

Линн посмотрела вслед Трекстону, в глазах читалось замешательство.

– Почему это у вас обеих такой озабоченный вид? – спросил Трейс, входя в холл со стороны кухни.

Линн обернулась, одновременно удивленная и обрадованная встрече. Она окинула его быстрым взглядом и заметила, что на нем уже нет поношенных коричневых брюк и рубашки, в которых он объезжал поля. Трейс переоделся, высокие, до колен, сапоги блестели, бежевые шерстяные брюки обтягивали стройные ноги, черный кожаный ремень подчеркивал узкую талию, переходящую в широкую сильную грудь.

– Я не знала, что ты дома, – заметила Евгения.

– А меня и не было. Я пришел всего лишь несколько минут назад. Занна сказала, что еще не накрывали к обеду и что Белль здесь, поэтому я попросил ее собрать нам корзину с едой для пикника, – он посмотрел на девушку, лаская ее взглядом. – Ты ведь составишь мне компанию, правда? – в тоне тоже звучала ласка.

Линн ощутила, как по всему телу разливается пульсирующее тепло.

– С удовольствием.

Трейс посмотрел на мать, которая широко улыбнулась.

– Мама, тебя тоже приглашаю, – сказал он, но сразу было понятно – он ожидает ответа, затаив дыхание.

– Нет, – Евгения засмеялась. – А вы поезжайте. У меня куча дел перед свадьбой, нужно проследить за подготовкой комнат в garsonniere[3]для наших гостей мужского пола.

– О, вы хотите, чтобы я осталась и помогла вам? – Линн непроизвольно нахмурилась.

– Нет, конечно нет, – возразила Евгения. – Поезжайте и хорошо проведите время.

* * *

– Тебе известно, сколько раз я мечтал держать тебя вот так? – спросил Трейс.

– Ну, не больше, чем я, – прошептала Линн. Его губы, дразня, едва касались ее губ. Она понимала, что не должна была выезжать с ним из дома наедине, не должна позволять снова обнимать себя, но ничего не могла с собой поделать. Никогда раньше ей не хотелось целовать мужчину, не хотелось оказаться в его объятиях и почувствовать, как к ней прижимается сильное, крепкое тело. Приличия требовали оттолкнуть Трейса и залепить ему пощечину за столь недопустимые вольности, но впервые в жизни Линн не волновали правила поведения. Сейчас для нее существовал только Трейс Брагтетт и его любовь.

Нежные губы завладели ее ртом, разливая по телу огонь, который одновременно утешал страсть и возносил на новые вершины. Руки Трейса обнимали ее так крепко, что, казалось, биение их сердец сливалось в единую симфонию любви. Линн чувствовала на спине его руки, обжигающие кожу и вызывающие жажду новых ласк. Язык проскользнул сквозь преграду ее губ, заполнил рот и переплелся с ее языком, возбуждая и дразня, пока Линн не почувствовала, как смешались все чувства, голова закружилась, земля ушла из-под ног.

Трейс наконец оторвался от ее губ.

Захваченная круговоротом страсти, Линн взглянула в глаза Трейсу. Девушка увидела в них, как в зеркале, отражение собственных чувств, и у нее перехватило дыхание и чуть не остановилось сердце. Что бы ни случилось после завершения этого восхитительного дня, Линн была твердо уверена, что всегда будет помнить его таким, как сегодня: темные волосы, худощавое лицо, в котором сочетались аристократическая красота и сила воли.

– Белль, я хочу любить тебя, – сказал Трейс. Голос окутывал ее, словно теплое одеяло.

Она была не в состоянии ответить, потому что млела и томилась в его объятиях. Ум и сердце переполняло неописуемое счастье, она даже боялась вздохнуть из страха, что все исчезнет, как сон.

Не выпуская Линн из объятий, Трейс долго смотрел на нее, но это мгновение было для него всего лишь крохотной вспышкой в бесконечности, которую он хотел провести вместе с Белль Сент-Круа. Глаза упивались красотой девушки, поражались изяществу ее черт, каждой линии и изгибу, которые, он знал, сохранит в памяти навечно. Трейс чуть не утонул в зеленовато-синем море ее глаз и провел пальцем по очаровательно вспыхнувшей щеке. Плоть затвердела, как стальной клинок, каждый мускул, каждая клеточка реагировала на ее близость, ответные поцелуи, неутомимую страсть, постоянно возбуждающую кровь.

Не сводя глаз с лица Линн, Трейс медленно расстегнул пуговицы ее платья. Пальцы скользнули под ткань и нежно и медленно стянули ее с плеч. Он видел, как вспыхнули щеки Линн, но девушка не пошевелилась, не оттолкнула его.

Трейс прижался губами к груди, прикрытой только кружевом сорочки. Непрошенный стон сорвался с губ Линн, ноги подкосились, и она повисла в его руках, а сладостная боль пронзила низ живота.

Вопреки бушующей в теле страсти, ощущению неутомимого голода, которые зачеркнули здравомыслие и чувство самоконтроля, Трейс действовал очень медленно. С подчеркнутой нежностью он снял с девушки одежду, каждый раз замирая, прежде чем бросить на землю очередной предмет туалета, на случай если она передумает и станет умолять его прекратить. Но Линн даже не попыталась остановить его. Она не могла. Кажется, всю свою жизнь она ждала, что ее полюбит такой мужчина, как Трейс Браггетт. И теперь, когда он рядом, ее тело, ум и сердце, без всякого сомнения, принадлежали ему. Обнаженная грудь жаждала почувствовать на себе прикосновение его рук, губ, такая же жажда сжигала разгоряченную плоть внизу живота.

Однако Трейс не спешил утолить страсть, отпустил девушку и отступил назад. Линн внезапно смутившись, прикрыла грудь руками.

– Нет, – его голос звучал хрипло от бушующих в нем эмоций. – Не закрывайся от меня. Ты слишком прекрасна, и я хочу видеть тебя всю и любить, позабыв обо всем, – Трейс почувствовал, как еще сильнее напряглось и твердело его тело, когда она опустила руки.

Трейс протянул руку, и Линн вложила свою маленькую ладонь в его большую. Он снова привлек ее к себе, взял обе руки и положил их себе на грудь. Линн инстинктивно поняла, чего он хочет, и начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Пальцы медленно, изучающе скользнули под рубашку, очерчивая контуры плеч и рук Трейса. Полы рубашки были заправлены в брюки, и Линн слегка замешкалась, высвобождая их дрожащими руками. Когда ей удалось справиться с ремнем на брюках, дрожь охватила все тело. Видя это, Трейс засмеялся, низкий звук его голоса пролился на нее, подобно теплому меду.