Ах да, я остановилась на родине. Да здравствует! Но как? Сколько «без» должно добавиться впереди? Без Самачабло, без Абхазии, без веры… Сколько еще «без», «без», «без»? А почему без веры? Потому, что даже в тюремные камеры влезает Иегова. Мучают беззащитных, больше не зажигают свечи перед иконами. Вот почему!

Я не зря сказала, что ветер приносит мне беспокойство. Ненавижу новый «проект Санакоева», выдвинутого на пост президента Южной Осетии с грузинской стороны. Любая поддержка приближающихся выборов в Южной Осетии равносильна признанию поражения! Эй вы, люди! Кому служите? Неужели деньги, взятые за это, и раболепство перед спецслужбами других стран стоят вселюдного позора и братоубийства? Ведь жизнь не кончается сегодня! Тем более, что мы практически отказались от потерянных территорий.

Ненавижу, когда нас кормят враньем насчет природного газа и электроэнергии и втихаря вновь продают нас России. Ненавижу, когда обманывают, разыгрывая карту НАТО, как приманку, а убийцы Гиргвлиани и Робакидзе (молодые люди, расстрелянные без суда и следствия полицейскими. — Л.М.) прогуливаются по улицам.

Ненавижу подхалимаж, вранье и трусость! Уже девятый день Коко Гамсахурдиа (политик, сын первого президента Грузии. — Л.М.) голодает, требуя пересмотреть дела политзаключенных. Это его первая голодовка. Никто его не навещает и никто не вспоминает. Сейчас же иду и говорю ему, пусть прекратит эту бессмыслицу! Стране нужны не обессиленные, а здоровые люди! Ненавижу равнодушие. Такой длинный список всего, что я ненавижу, или, правда, очень плохи дела страны, или у меня невроз. Вот и айда за город…

Один за другим становились жертвами постреволюционных репрессий друзья детства Миши Саакашвили. Самой большой его ошибкой было то, что он считал себя президентом «националов», а не всей Грузии. Нукри тоже не числился в рядах сторонников «националов», когда-то друзья детства, они оказались по разные стороны баррикад, друг против друга. Многие из наших школьных знакомых убежали за границу, многих арестовали. Нукри, пропускавший все события через собственное сердце, сильно перенервничав, скончался от сердечной недостаточности. Президент на похороны не пришел… не пришла и я — не отпустил Георгий.

Сложно описать, что испытывал Сандро, который считал Нукри больше братом, чем отцом. Молодой 38-летний мужчина скончался на руках у сына, а у меня словно с концами оборвалась невидимая нить, связывающая меня с детством. Было такое чувство, что теперь и я такая же, без роду и племени, как многие люди нового революционного сословия.

Будто Господу было мало для нас испытаний — через неделю после этого события с острейшим перитонитом меня срочно перевезли в Москву. К свежей ране Сандро добавилась и я, и все это происходило в один месяц, в проклятом марте 2006 года.

Московские врачи не давали надежды. Во время операции Канделаки как раненый зверь бился о стены. Когда я вышла из наркоза, он ухаживал за мной и не давал медперсоналу прикоснуться ко мне.

— Я сам!

На протяжении трех недель Георгий не выходил из больницы. Моя мама приехала позже — из-за трудностей введенного визового режима с Россией. Спасибо Господу, у меня и Георгия были годовые визы, опоздай мы всего на два часа, и моя судьба сложилась бы совершенно иначе.

Вернувшись в Тбилиси, Георгий сразу возобновил строительство. После реабилитации я старалась сконцентрироваться на собственном будущем, поэтому решила начать бизнес. У Сандро больше не было отца, с отцом Георгия я развелась, и сейчас вся ответственность, как, впрочем, и всегда, лежала исключительно на мне.

Я собралась с силами и заговорила с Канделаки.

— Понимаю, что ты вошел в азарт строительства, но мои годы бегут, если я сейчас что-нибудь не сделаю, потом будет поздно. Ты обещал мне помочь начать какой-нибудь бизнес. В том, что ты на свободе, никто не оспорил долю здания в Верийском парке и его не разрушила мэрия, кажется, есть и моя заслуга. Может, придумаешь что-нибудь, и начнем совместное дело? Мне больше нечего продавать, ты же воздвигаешь империю в центре Веры. Как это понимать?

— Послушай, милая, ведь у нас вроде не было никакого письменного договора. Я хочу, чтобы мои дети жили в городе и имели больше денег, чем тбилисцы, у которых крыша едет, — он всегда терпеть не мог жителей столицы.

Эти слова меня изумили, но главный сюрприз ждал впереди.

— Мой пентхауз почти закончен, можем переезжать, только с одним условием, младшего сына отправь к отцу! Да, любимая?

— Убирайся из моего дома! — закричала я в отчаянии…

…В ту ночь я уже ехала на такси в Садахло, чтобы хоть немного почувствовать облегчение в Сочи, у моей крестной. Первый раз в жизни я позвонила и сказала: помогите! На границе с Арменией меня ждали ее друзья. На следующий день Канделаки из газет узнал о моем отъезде.

— Что, Лали в Сочи? — спросила удивленная мать Георгия.

— Ты что, мама, откуда у нее деньги? Мы немного поспорили, и, наверное, она заказала статейку своим друзьям, чтоб позлить меня, ведь знаешь этих журналистов!

Георгий даже не предполагал, что для меня самым большим оскорблением было уязвленное самолюбие, что не допускало и словесного негатива в адрес моего ребенка, не говоря уже о поступке. Да, я пожертвовала ради него семьей, карьерой, финансами, но, несмотря на все, никакие чувства не заставили бы меня простить ему эти слова, не то чтобы смириться.

Мой покойный отец был прав: Канделаки день ото дня «тяжелел».

…Сочи — модель мини-ООН. Абхазы, грузины, армяне, азербайджанцы, чеченцы, адыгейцы, русские, осетины, представители многих других народов жили по-братски под одной крышей и даже управляли общим бизнесом. В сочинских ресторанах чувствуешь себя, как на многолюдном конгрессе. И музыкальный выбор такой же многообразный, как менталитет здешних жителей.

Черное море, субтропический климат, захватывающий пейзаж и порхание чаек над морем нейтрализуют огненный кавказский темперамент и обращают в общеблагополучное дело.

В Сочи меня ждали родственники и крестная, которую я всегда считала одной из главных фигур в моей жизни.

Самая красивая женщина Сочи — моя тетя Нелли Гегечкори и ее заботливый супруг Толик Рогов представляли элитное общество города. Крестная Алла, администратор ресторана, и ее брат-бизнесмен Вара Сергия, мой покровитель и единственная надежда в моей вдруг «осиротевшей» жизни, заботились о моей «реабилитации».

— Лапка, если что, я всем голову сниму! — успокаивал Вара. — Твоего спортсмена тоже за яйца повесим!

— Не надо, — сказала я, — он без меня и так как повешенный будет!

— Детка, над Москвой висит плакат — «Имей дело только с людьми своего круга!» Поняла?

— Поняла, — сказала я и тяжело вздохнула. Месть была намного ниже моего самолюбия!

— Не беспокойся, ты все начнешь заново! У тебя все получится, моя девочка, а пока мы тебе поможем…

Заботливые родственники сняли мне номер в гостинице «Жемчужина», в стоимость которого входили массаж, бассейн и трехразовое питание.